Ульяна Горелова

Восточные мотивы в творчестве А.С. Пушкина

Ах, мусульмане, те же русские,
И русским может быть ислам.
Милы глаза, немного узкие
Как чуть открытый ставень рам…
В.Хлебников. Из поэмы «Хаджи-Тархан»

Ф.М.Достоевский в своей речи по случаю открытия в Москве памятника Пушкину сказал: «Пушкин лишь один из мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность».
А.С.Пушкин внес решающий вклад в то, чтобы при сопоставлении христианства и ислама выйти в антиномии «свое-чужое», надолго опередил отношение русской литературы к исламу. И это отношение является образно-поэтическим выражением идеи взаимопонимания, взаимной любви и дружбы народов мира.
Пушкин А.С бесспорно является величайшим поэтом русской литературы, и пусть я повторяюсь и говорю то, что всем давно известно, но гений этого писателя восхищает и поражает до глубины души. Не зря критик Аполлон-Григорьев говорил про него: «Пушкин наше все». Ведь он действительно был этим всем, он переживал всей своей невероятной душою проблемы и беды своего народа. Но будет несправедливо сказать, что для Пушкина важен был лишь русский народ, ибо наравне с такими исконно русскими произведениями, как «Капитанская дочка», «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Барышня-Крестьянка» и многими другими, мы изучаем и «Бахчисарайский фонтан», и «Цыганы», и «Кавказский пленник», с детства нам знакома его «Сказка о золотом петушке». Хотя все эти знаменитые его работы и описывают жизнь людей, совсем не схожих с нами по образу жизни, мыслей и быта, но этим они нам и интересны, благодаря этой их особенности они и носят имя шедевров! Ведь откуда еще можем мы узнать о пылкой и преданной натуре восточных женщин или о воинственной и бесстрашной, но такой ранимой душе кавказских мужчин?! Мы читаем, и непревзойденный талант А.С.Пушкина заставляет нас вместе с героями, вместе с ним самим переживать те эмоции, которые дотоле оставались неведомыми нашим северным, непривыкшим к такой горячности душам!
Именно такие чувства пробуждают во мне восточные мотивы в творчестве Пушкина. А так же меня поражает, та гуманность, с которой ведет повествование великий поэт. У его героев не вызывают страх и отвращение жестокие забавы горцев, а сам Пушкин с глубоким уважением относится к той религии, что процветает на восточных землях нашей страны. Очевидно, что так он пытался помочь двум совершенно непохожим нациям найти общий язык и научиться жить, наконец, в мире. Это самая главная причина, по которой меня так заинтересовала данная тема, ведь в своих познаниях и духовном развитии А.С.Пушкин превзошел не только свое поколение, но и до сих пор остается недосягаемым даже для нас людей, живущих через 200 лет после него. Поэтому я считаю, что наследие Пушкина необходимо не только изучать, но понимать его и руководствоваться теми истинами, что изложены в нем, особенно такими актуальными, как взаимоотношения между мусульманами и славянами.
Но все же была и другая причина, пробудившая во мне интерес к этой теме: для меня Восток- это что-то таинственное и мудрое, что-то, что совсем рядом, но в то же время и очень далеко от меня. Может быть такое впечатление осталось у меня после прочтения романа одного не менее талантливого писателя, чем сам Пушкин, а именно «Графа Монте-Кристо» А. Дюма. В моей памяти четко отложились те моменты в книге, когда граф восхищается природой Востока и призывает черпать мудрость из истин, проповедуемых там.
Мне кажется, Александр Пушкин подобно книжному герою считал, что сможет найти просветление и успокоение в мировоззрении мусульман. Ведь поэту тоже пришлось в жизни нелегко, да его не запирали в камере замка на 14 лет, но ведь и он познал горечь ссылки. Поэтому мне кажется, что в заповедях Корана А.Пушкин искал поддержки во время самых тяжелых моментов в его жизни. Не зря ведь его самые известные восточные произведения были написаны : «Кавказские пленник», «Бахчисарайский фонтан»- южная ссылка, «Подражания Корану»- ссылка в Михайловском. Но прежде чем перейти к обсуждению этих творений, поговорим сначала об их создании.
Всем известно, что прадедом великого поэта был знаменитый арап Петра I — Ибрагим Петрович Ганнибал. А ведь он тоже был мусульманином. Его родиной была прекрасная и жаркая Эфиопия. И вообще биография этого удивительного человека полна тайн и вопросов, оставшихся без ответа. Неудивительно, что прадед очень интересовал талантливого внука. Из уст сыновей Ганнибала Ивана и Петра маленький Пушкин впервые узнал о волшебном Востоке. Невозможно даже представить те картины, что рисовало перед внутренним взором богатое воображение Пушкина, когда его деды рассказывали ему вместо сказок истории из жизни Ибрагима Петровича! Мне думается, что он представлял себе Африку страной богатых дворцов, удивительных женщин и райской природы. По крайней мере таким предстает мир его «Сказки о золотом петушке».
Это самое позднее его произведение о Востоке, но именно в нем отразились его мечты о дальней призрачной стране. Здесь и воинственный царь Дадон «смолоду грозный к своим соседям», и седовласый мудрец- волшебник, и чудесный петушок-«верный сторож», и самая прекрасная и чарующая Шамаханская царица «сияющая, как заря», перед чьей красотой не может устоять никто. Все в этой сказке пропитано колоритом восточных богатств и красот. Но это творение можно рассмотреть и с другой стороны: за основу Пушкин взял произведение В.Ирвинга «Легенду об арабском звездочете». Сказкам этого автора свойственен насмешливый, иронический тон, который наверняка заинтересовал и поэта. Ведь в сюжете данной сказки очень легко усмотреть насмешку над царем : миролюбивый царь, мечтающий о покое, чьими действиями управляет волшебный флюгер (намек на изменчивое настроение царя), разоряет страну ради прихоти женщины или своей, из-за чего вспыхивает революция, и, конечно мотив неисполнения клятвы царя, что интересовало Пушкина более всего в тот непростой момент жизни, когда он писал это произведение. Ведь оно написано как раз во время его жизни при дворе, где ему ежедневно приходилось терпеть издевательства и шутки жестокой знати, которая не могла простить ему его талант. Так эта на первый взгляд волшебная сказка о Востоке на самом деле оказывается политическим памфлетом и теряет свое значение для нас.
Давайте обратимся к другому произведению А.Пушкина, которое стало первым в его цикле восточных поэм — «Кавказский пленник». Этот шедевр писатель создал под впечатлением от увиденного на Кавказе во время его южной ссылки. Именно тогда поэт увлекался творчеством Д.Байрона, поэтому эта поэма была создана благодаря слиянию нового романтического, чувственного языка и яркой природы Кавказа с ее романтичностью и пылкостью нравов. Сам Пушкин писал, что в его герое «есть стихи моего сердца», тогда страдающего от неразделенной любви и тоски по родине. Но в Пленнике так же отразилось и то «равнодушие к жизни и ее наслаждениям», присущее современникам поэта. В противопоставление этой старости сердца цивилизованного человека автор приводит страстность и жгучесть сердца дикой черкешенки. На этой непохожести и строится все сопоставление. Пленник, пресытившийся чувствами, охладел к жизни и считал многообразный мир пустым, он потерял духовную свободу в лицемерии светского общества, испытал неразделенную любовь, поэтому и бежал на Кавказ, но там ему суждено было потерять и физическую свободу. Но именно в плену, глядя на яркость жизни горцев Пленник понимает, что чувства его совсем померкли- он не способен больше любить, что говорит о слабости его души: вместо того, чтобы бороться за счастье и чувства, он жалуется на свою разочарованность:
Умер я для счастья,
Надежды призрак улетел;
Твой друг отвык от сладострастья,
Для нежных чувств окаменел…
Совсем другая черкешенка, которая в данной теме представляет для нас больший интерес — она тоже несвободна, ведь отец и брат хотят отдать замуж за нелюбимого, и в любви тоже несчастна: Пленник предпочел ей другую. Но она не только смогла побороть в себе чувство ревности, но даже ради своей несчастной любви пошла против воли своей семьи, законов веры, освободив его, желая ему счастья. Такой героизм не может не вызвать восхищения, а все потому, что для черкешенки счастьем является любовь, какой бы она ни была, а пылкость ее натуры помогла ей пройти эти испытания с гордо поднятой головой. По своей силе молодая девушка превосходит других пушкинских героев, которые в похожей ситуации испытывают жгучую ревность,- Алеко и Зарему, ведь она не только воздерживается от убийства, но и находит в себе силы умереть, уйдя с дороги того, кто даже не смог ответить на ее чувство взаимностью.
В «Кавказском пленнике» восточная героиня рассматривается с сугубо романтической точки зрения, и все достоинства ее необычной для нас культуры выражены с помощью противопоставления русскому Пленнику. Это первое произведение в русской литературе, посвященное Кавказу и мусульманской культуре, и уже здесь Пушкин представляет нам такие свойственные только ей качества, которыми невозможно не восхититься, и которыми хочется обладать.
Но мое самое любимое восточное произведение А.С. Пушкина – это поэма «Бахчисарайский фонтан». Возможно она так тронула меня потому, что мне посчастливилось вживую полюбоваться фонтаном слез и не только представить, но и увидеть жизнь Бахчисарайского дворца.
«Бахчисарайский фонтан» первое произведение Пушкина, где так ярко проявился интерес поэта к мусульманскому востоку. Ислам в поэме представлен, как религия, утверждаемая мечом, и которая проявляется в каждой строчке, поэтому нетрудно будет найти точки соприкосновения пушкинского текста и кораническими заповедями.
Самый типичный для мусульман пример в поэме- это гарем. Ведь согласно Корану у мужчины может быть много жен, а вот женщина своих прав почти лишена вся ее жизнь – это рукоделие и семейная жизнь. В гареме у хана такой образ жизни выражается наиболее ярко, так как он богат и может позволить себе столько жен, сколько пожелает, но с одним условием: эта девушка должна исповедовать ислам. Именно так и поступает Зарема «Между невольницами хана,//Забыла веру прежних дней», тем самым исполняя одну из самых главных заповедей Корана. Зарема прожила многие годы в гареме у хана и полюбила Гирея, она была счастлива в своей любви, пока сердце ее возлюбленного не отвернулось от нее в пользу польской княжны. И вот тогда Зарема пошла против правил: она не захотела смириться и отпустить, как гласит закон веры, а наоборот со всей пылкостью своей натуры умоляла Марию вернуть ей ее любовь. Зарему убивала неверность Гирея, а это значит, что она все же не смогла стать скромной мусульманкой такой, которая не требует ничего от возлюбленного, а лишь дарит ему свою нежную ласку. Это ее и погубило, то, что она ослушалась не только воли хана, но и заповеди Корана.
Другое упоминание соприкосновение с сюжетом священной книги можно заметить в «Татарской песне» «Бахчисарайского фонтана»:
Блажен, кто славный брег Дуная
Своею смертью освятит:
К нему навстречу дева рая
С улыбкой страстной полетит.
Дело в том, что по законам Корана войны, умершие в бою за волю Аллаха, попадают в рай, населенный гуриями, которые их только и ждут. Такой не самый известный мотив в поэме говорит о том, что при написании «Бахчисарайского фонтана» Пушкин уже изучал Коран.
В «Татарской песне» есть еще один коранический фрагмент:
Дарует небо человеку
Замену слез и частых бед:
Блажен факир, узревший Мекку
На старости печальных лет.
Этот мотив повествует о традиции мусульман, обязывающих их раз в жизни совершить путешествие в священный город Мекку, где они обязаны провести специальный обряд. Тот, кому удалось исполнить свой долг, называется «хаджи» и пользуется уважением, а слово «факир», употребленное Пушкиным , означает «бедняк», что тоже символично, ведь именно беднякам тяжелее всего добраться до Мекки, так как это требует материальных затрат.
И хоть в поэме и присутствуют такие явные отражения заповедей Корана, но все же поэт не цитирует их, ведь он утверждал, что «слог восточный» стал для него «образцом». И в этой поэме легко прослеживается поэтический язык, связывающий ее с кораническим текстом. Эта связь позволяет полнее раскрыть авторский замысел. Например, Зарема, пытаясь вернуть любовь Гирея, вспоминает ему, что он «клятвы страшные» ей давал, что весьма свойственно всем влюбленным и очень романтично. Но в Коране есть предписания, позволяющие искупить свои клятвы- нужно лишь накормить и одеть десять бедняков или поститься три дня, а для хана выполнить это не составило бы труда.
Удивительно, но даже сама ситуация, описываемая в поэме, очень похожа на биографию Мухаммеда, которую Пушкин вероятно знал. Иначе откуда такое единство сюжетов : любовь к одной девушке Марии, ревность жены, клятва пророка, упреки жен, гнев Мухаммеда- и разная концовка, которая вполне понятна, ведь поэт не ставил перед собой задачи полностью переложить Коран или призвать читателей соблюдать его законы. Но он хотел сопоставить два отличных друг от друга мировоззрения: мусульманского Востока и христианского Запада. И при этом сопоставлении А.Пушкин с высоты своей культуры сохраняет полное уважение и не судит хана, и как правителя, и как мужа, ведь он понимает, что Гирей представляет собой совершенно другую цивилизацию, где важны другие ценности.
Говоря о двух нациях, встретившихся в этой поэме, необходимо заметить такую художественную деталь, как:
Над ним крестом осенена
Магометанская луна
Именно эта деталь в самом начале поэмы указывает нам на контраст двух культур с их разной историей, религиозными верованиями и психологией.
Мне кажется, что этот символ можно объяснить так : Мария- представительница христианства, значит крест- ее символ ,а Зарема- мусульманка ,поэтому луна символизирует ее. И раз бедную грузинку опустили в «пучину вод», то полумесяц на фонтане становится местом и ее памяти. Если приглядеться, то можно заметить, что луна на памятнике словно обволакивает и вбирает в себя крест. Из этого можно сделать вывод, что Пушкин намекал этой деталью на возможность гармоничного слияния непохожих культур, подобно тому, как фонтан слез напоминает нам о двух милых девушках из разных стран и разной веры, но погибших ради чувства общего всем народам и нациям, ради любви…
Самые глубокие познания Корана проявились у Пушкина в цикле стихотворений «Подражания Корану». Этот шедевр был написан поэтом во время Михайловской ссылки, самого одинокого момента в его жизни, когда друзья боялись за его рассудок и желание жить. Очень интересно заметить, что эта ссылка стала последствием оскорблений Пушкина в адрес церкви, как он сам говорил: «Покойный император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии». Но именно, находясь в этой ссылке и изучая Коран, поэт религиозно возродился:
В пещере тайной, в день гоненья,
Читал я сладостный Коран,
Внезапно ангел утешенья,
Влетев, принес мне талисман.
В процессе изучения священной книги мусульман поэт скорее всего наткнулся на суры, в которых верующим бросается вызов написать десять сур, подобных ему. И поэт принимает этот вызов, так рождаются его «Подражания Корану». То, что в данном цикле опубликованы всего девять стихотворений вместо необходимых десяти, можно объяснить тем, что поэт мог просто не включить последнее подражание. Но, исполняя призыв Корана, А.Пушкин не просто перевел, а поэтично и вольно переложил тридцать три суры в девяти стихотворениях. Сравним некоторые из них
В IV «Подражании» можно узнать строки Корана, где неверующий ставит под сомнение власть Аллаха и сравнивает себя с ним, но пророк укрощает его гордыню и сбивает с него спесь:
С тобою древле, о всесильный,
Могучий состязаться мнил,
Безумной гордостью обильный;
Но ты, господь, его смирил.
Ты рек: я миру жизнь дарую,
Я смертью землю наказую,
На всё подъята длань моя.
Я также, рек он, жизнь дарую,
И также смертью наказую:
С тобою, боже, равен я.
Но смолкла похвальба порока
От слова гнева твоего:
Подъемлю солнце я с востока;
С заката подыми его!
Интересно заметить, что в отличии от коранического текста у Пушкина царь наделен оценочными эпитетами: и хоть он «безумно гордый», но все же «могучий» и смелый раз решил спорить с Богом. И вот опять мы наблюдаем тему борьбы, которая так волновала поэта, и которая присутствует так же и в библейском тексте. Там пророк Иов тоже мечтал о состязании с Богом, но тот в доказательство своего могущества и превосходства сказал смертному: «Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее?». Так главным посылом Библии, Корана и IV Подражания становится всемогущество господа. Это означает, что А.Пушкин опять находит общие черты между нациями, даже в двух религиях, которые кажутся совершенно непохожими друг на друга великий поэт считает национальное общечеловеческим и этим дает нам понять главное- возможность мирного сосуществования мусульман и христиан, основанную на взаимоуважении, сострадании и человеколюбии.
Как я уже говорила, Александр Пушкин считал своим долгом учить людей, помогать им и таким образом делать их жизнь лучше. В этом мы можем убедиться на примере его замечательных восточных произведений, в которых поэт не просто рассказывает нам о волшебстве Кавказа или уникальности мусульманских народов, но и призывает нас присмотреться друг к другу и увидеть, сколько общего есть в наших жизнях, религиях, любви. И как красивы и необычны наши различия, которые сольются в прекрасный и полный уважения союз: стоит лишь сделать первый шаг. Я действительно в это верю! Мне кажется, что сейчас во времена терроризма и острых политических проблем мы действительно нуждаемся в мире между мусульманами и христианами. Безусловно, есть люди жестокие, способные на ужасное злодейство, но они не относятся к конкретной культуре или народу, они стали такими из-за своей личной жизни, а вовсе не по национальному признаку. Поэтому я считаю, что нам славянам необходимо перестать видеть в каждом мусульманине угрозу, а мусульманам следует немного отойти от своих правил и пойти на уступки. Только так: уважая, и любя друг друга, мы создадим тот союз, о котором так мечтал, и к которому призывал великий русский поэт А.С.Пушкин.

Об авторе:

Горелова Ульяна Олеговна, родилась 14 октября 2001 года в г. Санкт-Петербурге, в семье соединившей две морские династии. Ее отец служил на большой атомной ПЛ «Псков», а затем несколько лет работал в Пскове. В 2008 году поступила в ГБОУ СОШ 606 с углубленным изучением английского языка Пушкинского района Санкт-Петербурга. На год раньше, в 2007, начала заниматься большим теннисом.  С 6 класса принимает участие в олимпиадах различного уровня. В 2014 — дипломант 1 степени районного этапа Всероссийской Олимпиады по английскому языку. В 2016 — призер районного этапа олимпиады по искусству. В 2017 — победитель всероссийского конкурса научно-исследовательских работ «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет…», посвященном творчеству А.С.Пушкина. В 2017- участник заключительного этапа олимпиады «Покори Воробьевы горы» от МГУ имени М.В.Ломоносова по литературе и журналистике. В 2018 — призер межрегиональной олимпиады по немецкому языку среди учащихся школ и колледжей города Санкт-Петербург. В 2018- участник заключительного этапа олимпиады «Ломоносов» от МГУ имени М.В.Ломоносова по литературе. В 2018 — участник заключительного этапа XVIII Международного конкурса творческих работ старшеклассников «Идеи Д.С.Лихачева и современность». В декабре этого года выбрана педагогическим советом школы для участия в отборе кандидатов на обучение в школе «СИРИУС» Всероссийского образовательного фонда «талант и Успех», г. Сочи.

Валерий Павлов

Православие и самодержавие
как феномен русской культуры
(В статье исследуются причины исторического выбора Русью религии, устанавливается внутренняя взаимозависимость православия и самодержавия).

Сегодня общеизвестным является факт, что Русь языческая проявляла большой интерес к различным культурам и религиозным системам в соседних странах: к исламу, иудаизму и христианству. Об истинных причинах того исторического выбора, который в свое время был сделан князем Владимиром, сегодня судить точно не представляется возможным. Это объясняется тем, что факты, представленные в летописях, неоднократно переписанных и интерпретированных позднейшим православием, зачастую носят недостоверный характер. В летописной же легенде, вошедшей в «Повесть временных лет», отмечается, что ислам был отвергнут Владимиром из-за пищевых запретов на употреблению вина и свиного мяса (хотя Владимира привлекало многоженство).
На самом деле ислам, по-видимому, был чужд Руси из-за подавления личности и достоинства, присущих данной религии и ее богослужениям. В частности, для вольнолюбивых и стихийных в своих проявлениях славян казалось унизительным стояние в мечети «распоясавшись», т. е. без пояса, что считалось нарушением этикета, само моление воспринималось мрачным, нагнетающим беспокойство, фанатичным.
Иудаизм не вызвал у князя доверия, так как иудеи рассеяны по всему свету, хотя земля их — в Иерусалиме. Для Древнерусского государства, еще только складывающегося, объединение Русской земли вокруг центра было, возможно, самой актуальной задачей в готовящейся религиозной реформе. Кроме того, русскому менталитету свойственна такая особенность, которую
Н. Бердяев в «Русской идее» назвал «мистикой земли» в противовес западной мистике «расы и крови».
Византийская же империя была для русских политическим, культурным и религиозным центром, фактором исторического развития, каноном, образцом государственности, предметом корыстного интереса — от торговли до грабежа и войны, сопровождающейся «прибиванием щита на ворота Царьграда». И задачей Руси было приобщение к культуре великой империи через крещение и христианизацию.
Русскому государству была необходима религия, которая рассматривала бы сильную деспотическую власть (по образцу восточных деспотий) как данную Богом, а саму «персону» монарха — как знак сакральной божественной власти. Именно в Византии восточное христианство и самодержавная власть императора цезаря — были обусловлены друг другом, более того, самодержавие, сначала только в византийском, а затем и в русском вариантах, выступает как социокультурная форма существования православия.
Эта специфика русской государственности воплотилась в идее монаха Филофея «Москва — третий Рим», в «триединстве» министра просвещения николаевского времени графа С.С. Уварова «самодержавие — православие — народность» и даже в близком к религиозному «культу личности» Сталина. Подобная сакрализация и канонизация светской власти была необходима русскому государству как залог единства народа, государства и культуры.
Российское государственное устройство было изначально ориентировано на власть как высшую социальную ценность, определяющую характер взаимоотношений между князем, царем и подданными, на власть, ничем не ограниченную, самостоятельно определяющую цели и средства своего развития. Западная же модель государственного устройства в качестве всеобщего социокультурного регулятора имела не власть, а закон, право,
гарантирующее равные возможности для развития всех его граждан вне зависимости от воли наделенного властью лица.
Первоначально самодержавие на Руси было не символом неограниченной деспотической власти государя, а воплощением независимости от внешнего господства (как отмечал В. Ключевский, царями в Древней Руси звались независимые властители, никому не платящие дани). Впоследствии же идея государственной независимости была замещена имперской идеей и желанием распространить свой тип культуры на прежних независимых соседей.
Православие определило многие черты русского культурного архетипа, в частности:
— пренебрежение к земным благам,
— мессианизм – восприятие собственной культуры как некоего идеального образования,
— изоляционизм – стремление оградить себя от иноземных влияний,
— соборность – коллективность, в том числе на пути поиска спасения, вечный поиск идеала,
— терпимость (в том числе к иноверцам) и терпеливость.
В данном контексте отметим, что русскому человеку иоанновского типа, по В. Шубарту, противостоит, с одной стороны, героический, прометеевский человек Запада с его жаждой власти, активным отношением к миру, атеистическим мировоззрением, а с другой — человек восточной культуры, стремящийся вписаться в окружающую социальную и природную атмосферу, приспособиться к ней и найти точную середину.
Соборность как особое качество русской православной культуры, проявляющаяся в господстве всеобщего и растворении личности в социуме, как нельзя лучше соответствовала установке самодержавия на стабильность, устойчивость, воспроизводство определенных социокультурных образцов и была залогом цельности государства. Отсюда и активная борьба с ересями, расшатывающими устои и церкви и государства. Вместе с тем, выступая в качестве гарантии сохранения государственности и высшей духовной ценности, нерасчлененное состояние сознания, неразвитость рационального мышления предопределило отставание русской культуры в области научного и технического знания.
Православие и самодержавие в различные периоды развития Руси по-разному соотносились друг с другом. Как правило, периоды укрепления тиранической царской власти сопровождались упадком религиозности и ослаблением церкви: это, к примеру, мученическая смерть задушенного Малютой Скуратовым митрополита московского Филиппа Колычева, которой было отмечено время правления Ивана Грозного — период подлинного кризиса православия и упадка нравственности и духовности. Интересно отметить, что эта гипертрофия государственности в советское время – в эпоху «культа личности» Сталина, которую Н. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» назвал эпохой «трансформации идеи Иоанна Грозного» – опять сопровождалась кризисом духовности и культуры.
Напротив, торжество русской церкви и одухотворенной коллективности, противостоящее политическому прагматизму и выразившееся в нравственном подвиге преподобного Сергия Радонежского, привело к духовному единению русского народа, победе Дмитрия Донского на Куликовом поле и началу возрождения Руси после монголо-татарского ига.
Таким образом, внутренняя взаимозависимость православия и самодержавия, характерная для раннего периода развития Руси, по мере укрепления самодержавия сходила на нет. Конфликт между церковью и государством стал неизбежным и самым непосредственным образом проявился в борьбе между «иосифлянами» и «нестяжателями», которую Г. Федоров назвал «трагедией древнерусской святости». Преподобный Нил Сорский и преподобный Иосиф Волоцкий представляли два разных типа святости. Если первый исходил из раннего христианства и традиций исихазма и носил самоуглубленный и исключительно духовный характер, то второй был направлен на связь с государственной властью.
«Нестяжатели» (последователи Нила Сорского) призывали к духовному подвижничеству, монашеству, уединению от суетной жизни, «иосифляне» же (последователи Иосифа Волоцкого) стремились к активному взаимодействию с властью – к ее всяческой поддержке, с одной стороны, и желанию получить привилегии (в частности, в виде вкладов государства в монастыри). Победа «иосифлян» была предопределена в первую очередь не торжеством религиозных устремлений, а исторической перспективой и необходимостью развития русской государственности, которой соответствовала идеология Иосифа Волоцкого. Этот кризис православия привел в XVII в. к религиозному расколу и предопределил секуляризацию культуры и Петровские реформы в XVIII в.
Если попытаться представить периоды развития российской цивилизации, то здесь выделяются два основных подхода: одни исследователи полагают, что российская цивилизация существует с IX в. по настоящее время. Данная типология представляется весьма логичной, так как позволяет выделить в истории России основные этапы ее развития, обладающие общими типологическими признаками, которые позволяют рассматривать их в качестве отдельных историко-культурных общностей:
— Древняя Русь (IX-XIII вв.);
— Московское царство (XIV-XVII вв.);
— имперская Россия (с XVIII в. по 1917 г.)
Принятие христианства имело большое значение для Руси.
Во-первых, оно укрепляло государственную власть и территориальное единство государства. Во-вторых, уравнивало Киевскую Русь с другими христианскими странами. И в-третьих, играло огромную роль в развитии русской культуры, где произведения архитектуры, живописи, музыки создавались по образцам византийских, и даже главный собор Киевской Руси — Собор Св. Софии в Киеве — воспроизводил в своих основных принципах константинопольский Софийский собор.
Однако долгое время христианство и язычество сосуществовали (к примеру, курган XII в. – безусловно языческое явление, но покойник, захороненный в нем, – в крестике, значит, христианин). Таким образом, внешняя обрядовость преобладала над внутренним постижением сущности религии. Такое положение сохранялось до XIII в. в высокой среде, а в низкой, крестьянской – до XVI в. Однако церковь использовала языческие праздники, приспосабливая к ним христианские.
Так, языческие Святки (24 декабря – 6 января) были заменены христианским Рождеством (24 декабря) и Крещением (7 января).
День Ярилы с украшением березки был приравнен к Троицыну дню (сопровождаемому аналогичными обрядами).
День Рода (Перуна), который был кульминацией года с его жаркими, грозовыми днями, стал Ильиным днем.
Масленица осталась в календаре праздников, но была отодвинута за рамки Великого поста перед Пасхой.
Центром жизни средневекового крестьянина становится община, которая является гарантом взаимопомощи. Вне общины на Руси выжить было практически невозможно. Это объясняется неблагоприятными климатическими условиями, когда каждые восемь лет случался неурожай (к примеру, в Западной Европе урожайность была в два раза выше), а значит – голод, болезни, огромная детская смертность, где из восьми детей в семье шесть умирало, поэтому продать или отдать детей проезжему купцу считалось благом. Условия жизни были необыкновенно тяжелыми – понятия «детство» не существовало, с пятнадцати лет начиналась взрослая жизнь, средняя продолжительность которой равнялась приблизительно тридцати годам. Отсюда необходимость поддержки, безвозмездной помощи типа дожинок, помочей, строительства жилищ сообща. Поэтому самым страшным наказанием была не смерть, а изгойство, лишение помощи общины.
Эти особенности существования наложили отпечаток на психологический тип личности, менталитет и определили такие его черты, как стремление к стабильности существования, воспроизводству образа жизни и психологии в рамках общественной группы, узкий кругозор (за границей двух-трех верст – отсутствие представлений о мире, приводящее к вере в «псеглавцев», людей с железными головами и т. п.), одномерность и консерватизм, являющиеся тормозом предприимчивости, трудолюбие, усердие, а также экологичность мировосприятия, приводящая к хозяйскому, бережливому отношению к природе.
С середины XIV в. устанавливается гегемония Москвы. Именно Московское княжество, преодолев феодальную раздробленность Руси, возглавило борьбу против Золотой Орды и к концу XV в. стало основой единого и независимого государства.
Становлению русского национального самосознания во многом способствовала доктрина православия «Москва – третий Рим», выдвинутая в XVI в. монахом Филофеем. Инок считал, что падение первого Рима было связано с переходом вселенской власти от языческих императоров к католическому первосвященнику. Вторым Римом стал Константинополь, столица Восточной Римской империи, центр православия. Гибель Византии Филофей связывал с греховным союзом греков с католиками. В этих условиях последним оплотом православия осталось Московское царство, где вскоре религиозные идеи избранничества стали отождествляться с имперской властью русского царя, а сама церковь попала в подчинение государству.

Литература
Аверинцев С.С. Византия и Русь: Два типа духовности // Новый мир, 1988. №9.
Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль древней Руси (XI- XIV века). М., 1960.
Введение христианства на Руси. М., 1987 Византия и Русь. М., 1989
Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X -XVIII вв. М., 1990.
Дмитриева И.А. Краткая история искусства. T.I. М., 1987 Древнерусское искусство. М., 1988 Древности славян и Руси. М., 1988
Иконников А.В. Тысяча лет русской архитектуры. М., 1990 Ипатов А.Н. Православие и русская культура. М., 1985 История русского искусства. Т. I. М., 1953
Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. I. Т. I-IV. М., 1988
Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997 Лихачев Д.С. Крещение Руси и государство Русь// Новый мир. 1988. № 6
Лихачев Д.С. Литература Древней Руси // Повести древней Руси. М., 1986
Муравьев А.В., Сахаров A.M. Очерки истории русской культуры IX- XVII веков. М., 1984
Раппорт П.А. Зодчество Древней Руси. Л., 1986
Русское православие: вехи истории. М., 1989
Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981
Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1982
Сергеев В.Н. Рублев. М., 1986
Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт XVII века // Семиотика истории. Семиотика культуры. Т. I. М., 1996
Философия русского религиозного искусства. XVI-XX вв. Антология. М., 1993

Валерий Павлов

Гуманистическая традиция
в понимании культуры

В статье рассматривается вопрос о становлении и развитии гуманистической традиции в понимании культуры.

В настоящее время в Российской Федерации осуществляется реформа всей системы образования. Основная направленность этих преобразований состоит в гуманизации образования, в преодолении его прежней технической ограниченности и естественно — научной однобокости. Сегодня образовательные учреждения должны обеспечить такие условия учебного процесса, чтобы выпускник мог стать самостоятельным, ответственным субъектом общественной жизни и подлинным творцом собственной судьбы. Задача высшей школы – готовить не просто специалиста в каком-либо узком секторе производства и управления, а личность, способную проявить себя в различных сферах деятельности.
Значительную роль в гуманизации образования призвана сыграть его гуманитаризация.
Культурология должна восполнить тот пробел в области изучения и понимания культуры, которой еще недавно характеризовал как систему высшего образования, так и все общественные науки в целом. К сожалению, обществоведы еще совсем в недавнем прошлом игнорировали тот очевидный факт, что многие социальные измерения опосредуются культуросозидающей деятельностью: трансформацией системы ценностей, изменением мировоззренческих ориентиров, выработкой новых духовных практик, перестройкой мировидения и менталитета. Поэтому наша страна оказалась во многом неподготовленной к проводимым сегодня реформам во всех сферах общественной жизни, что привело к острому духовному кризису, дегуманизации общественных отношений, нигилизму и нравственной дезориентации.
Восстановлению гуманистического смысла существования должна предшествовать работа по пониманию и осознанию значения и ценности культуры. В условиях, когда в ценностном отношении встает вопрос о приоритете культуры, духовых начал над материальными, о перспективах и возможностях перехода от экономического к постэкономическому обществу, изучение теории и истории культуры приобретает первостепенную значимость для новых поколений. Не случайно сегодня в целом ряде публикаций говорится о культурологизации гуманитарных и общественных дисциплин.
В современных гуманитарных науках и общественной практике понятие культура имеет фундаментальное значение. О культуре говорят не только ученые, но и политические деятели, журналисты, экономисты, писатели, военные, предприниматели и все, чьи интересы выходят за рамки узкопрофессиональных задач и индивидуальных целей. Сегодня мы слышим о правовой культуре, о политической культуре, о профессиональной культуре, молодежной культуре, о национальной культуре, о культуре общения и т.д. В обыденном сознании «культура» выступает как собирательный образ, объединяющий изобразительное искусство, литературу, религию, философию, науку, архитектуру, скульптуру и т.д. Философы и культурологи, говоря о культуре, связывают ее с «символичными формами», с «архетипами коллективного бессознательного», с «биопсихологической корой», с «семиотическим диапозитивом», с «культурным априори» и другими терминами.
Полисемичность слова «культура» в повседневности и в сфере науки порождает особые трудности, связанные с пониманием феномена культуры. Для того, чтобы точнее представить ее место в современной науке, следует познакомиться с историей формирования этого понятия и прояснить породившие его интерпретации.
Греки содержание понятия культура обозначили словом «пайдейя» (от греч. ребенок), что означало процесс формирования взрослого грека – гражданина из ребенка. Средствами такого формирования были воспитание, обучение, образование, то есть культура. Содержание слова «пайдейя» включало в себя идею человека как меры всех вещей, человека – гражданина, верховенство человеческого разума, а также идеалы демократии и гуманизма. Греческая «пайдейя», создав мифы о Прометее, Аполлоне, Дионисе, тем самым заложила основы различных культурных традиций.
Без греческой идеи культуры не существовало бы ни античности как исторической эпохи, ни западноевропейского мира культуры.
В Древнем Риме со словом «культура» преимущественно ассоциировалось понятие органического роста растений. Связь с сельским хозяйством сохранилась и сегодня, например, в словах «агрокультура», «культиватор». Рост и развитие растения явились источниками аналогий с воспитанием и развитием человека. Эти аналогии замечены еще в древности, и в образованных кругах античного Рима идея органического роста ассоциировалась с идеей возрастания римлянина к зрелости и в его противопоставлении варвару. Неполноценность варвара, т.е. всякого человека, который не был римлянином, мыслилась, прежде всего, как его дикость, невоспитанность, необразованность, а в целом – как некультурность. Таким образом, складывающееся в Древнем Риме понятие «культура» наряду с общей идеей роста и обретения зрелости включало и ряд содержательных признаков, позволяющих различать римлян и варваров. Какие это признаки?
Для крупнейшего римского общественного деятеля, оратора и философа Марка Туллия Цицерона (106-43 до н.э.) синонимом понятия «культура» была гуманность – нормативное состояние морали, интеллекта и поведения. Культурный – это гуманный римлянин, человек, который совершенствуется и облагораживает себя на основе традиционных римских добродетелей.
Традиционные устои римского общества включали самостоятельность личности и ее свободу отстаивать свои интересы в рамках закона; уважение к законам как совокупности правовых установлений, ограждающих достоинство человека в соответствии с его общественным положением; верность долгу как моральной гарантии исполнения законов; благоговейную почтительность перед богами, родиной и согражданами. Такова была суровая, требовавшая сверхнапряжения всех сил система ценностей римских граждан, которая называлась ими virtus, и именно она позволила малочисленному народу стать властелином мира.
Говоря о наиболее общих чертах и особенностях римской культуры, следует отметить, что в отличие от греческой она является гораздо более рациональной и заземленной, направлена на практическую пользу и целесообразность. Эту особенность хорошо показал Цицерон на примере математики: «греки изучали геометрию, чтобы познать мир, римляне же – чтобы измерять земельные участки».
Своей возвышенной суровостью и простотой римляне разительно отличались от греков, которые подарили миру замечательные произведения искусства, впоследствии признанные классическими. Римляне же видели в искусстве, прежде всего, «искусственность» — придуманную, сотворенную в соответствии с замыслом и вымыслом художника подделку, не достойную настоящего гражданина. Искусство зачастую отождествляли и с пагубной роскошью, подтачивающей твердыню римских устоев.
Отношение римлян к искусству изменилось после покорения Греции. Всякое греческое искусство, философия и литература вызвали неоднозначную реакцию римского общества, которое раскололось на два лагеря: эллинофилов, приветствовавших заимствование греческого искусства, образования и быта, и традиционалистов, стойко державшихся за изначальную систему ценностей и защищавших древнюю простоту нравов.
Одной из форм компромисса между эллинофилами и традиционалистами и стала гуманность, приравненная Цицероном к культуре. Гуманность трактовалась как особый способ совершенствования, хотя гражданин воспитывал себя в духе римских доблестей, но делал это путем усвоения системы образования, заимствованной у греков. Таким образом, первоначально культура и гуманность были специфически римским явлением, порожденным синтезом римских ценностей с греческой образованностью.
В работах мыслителей Средневековья слово «культура» отсутствует. Но часто встречается слово «культ». Культ не следует понимать как пустой обряд – обрядоверие осуждалось. Культ наполнялся высоким духовным смыслом. Через культ человек обретал способность раскрывать себя в любви к Богу. Католический философ Романо Гвардини (1885-1968) по этому поводу заметил:
«С непосредственной религиозной точки зрения совокупный порядок бытия воссоздается в культе. Здесь в каждый данный исторический момент как бы заново совершаются в символической форме все вечно значимые события священной истории». [1]
Культ постигается не рассудочным разумением, а жизненным с ним соприкосновением. Русский религиозный философ П.А. Флоренский (1882-1937) указывал на центральную роль культа в культуре, связывая культ с особой человеческой деятельностью – литургической, производящей характерные реалии – святыни. Святыни, по мнению философа, — это изначальное творчество человека, так что все культурные ценности во многом производны от культа.[2]
Культ приобщает человека к священной, мистической реальности, тем самым преобразуя его, осуществляя цели, в чем-то близкие целям греческой пайдейи. Однако культ теоцентричен, он обращен к Богу, он есть отношение человека к Богу. Гуманизм же антропоцентричен, поэтому римская идея гуманности получает свое второе рождение в XIV – XV вв. в Италии в эпоху Возрождения, когда тема человека, его свободы и достоинства вновь обрела привлекательность.
Ренессанс выдвинул идею гуманного человека в противоположность человеку «варварскому», подразумевая под последним мнимое варварство Средневековья. Гуманизм ценил в образовании прежде всего знание древних языков, античной литературы, моральной философии, а не теологии и аристотелевской логики схоластов. Он осознает себя как антропоцентризм, а новое место человека – в центре космоса – порождает и особые науки о человеке. Традиционное университетское образование дополняется гуманитарными науками: поэтикой, риторикой и моральной философией.
Вера в самоценность личности, антропоцентризм и индивидуализм – неотъемлемые черты гуманизма Возрождения, квинтэссенция которого ярко представлена в словах создателя знаменитой «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандолы (1463 – 1494):
«Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь».[3]
Если в период Возрождения гуманистическая традиция противостоит аскетизму христианства, то в Новое время она находится в неоднозначных отношениях уже с точными и естественными науками. Между науками о природе, с одной стороны, и гуманитарными науками, изучающими произведения античных авторов, с другой, существовали определенные противоречия. Формирующееся точное естествознание, разработка иных универсальных норм морали и права, автономизация изобразительного искусства и литературы от религии приводят к разрыву с традицией, с прошлым, с историей. Новоевропейское человечество, особенно в период Просвещения, в идее прогресса пытается осмыслить будущее, отвергая смысловую оправданность прошлого. Не все были согласны с притязаниями точного естествознания на монополию в построении картины мира. Противники универсализации научного метода продолжили гуманистическую традицию, заложенную еще в Древнем Риме и подхваченную в период Возрождения.
Итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668 – 1744) в своих философских сочинениях противопоставил идее научного метода древнеримскую идею здравого смысла, понимаемого как присущее человеку чувство правильности и общего блага. Это чувство проистекает из общности жизни, ее уклада и целей. Вико подчеркнул ценность изучения исторической традиции, причем эта ценность определялась не только в познавательном, но и в нравственном, воспитательном и образовательном отношениях.
Понятие «образование», завладевшее умами в XVIII в., наметило сферу, в которой происходило дальнейшее самоопределение понятия «культура». Гуманность, культурность становятся идеалами образованного человека. Если период Просвещения опирался в основном на рационализм, на рассудочную критику истории, на идею «разумного эгоизма», на натуралистическое понимание человеческих потребностей как движущих сил общественного развития, то идеал «образованного человека» XIX в. содержал новое понятие «гуманность».
Гуманисты эпохи Возрождения («первый» гуманизм), видя в средневековой и современной им европейской культуре лишь варварство, стремились через преподавание классических языков, прежде всего латыни, восстановить античную культуру в ее полной непосредственности. Радикализм филантропистской педагогики в значительной мере стимулировал возрастание в интеллектуальных кругах Германии негативного отношения к идеям Просвещения. Это стало одной из причин интенсивного поиска новых оснований национальной педагогики.
В середине XVIII в. в Германии рождается педагогическое течение неогуманизм. В рамках идеи просвещенного государства, основанного на принципах права и разума, впервые ставится задача государственного регулирования образовательной и воспитательной деятельности и предлагаются различные варианты общенациональной модели образования. Государственности, в идеале реализующей диалектическое единство свободы и насилия, должна соответствовать личность, осознающая свою свободу.
Термин «неогуманизм» ввел в научный оборот немецкий историк педагогики Фридрих Паульсен в 80-х годах XIX века.[4] Первые представители неогуманизма И.М. Геснер, И.А. Эрнести, К.Г. Хейнце. Центральное место в образовании неогуманисты отводили изучению древних языков, овладению культурным наследием Древней Греции и Древнего Рима. Неогуманисты считали, что гимназии должны заложить основу для продолжения обучения молодежи в университетах.
В России в конце XVIII в. интерес к идеям немецких неогуманистов проявили члены кружка Н.И. Новикова и в их числе Н.М. Карамзин. В XIX в. в античному наследию обратился кружок А.Н. Оленина (Н.И. Гнедич, С.С. Уваров и др.).
Филантропизм и неогуманизм как основные альтернативные идеологии национального просвещения в Германии опирались на две различные, хотя и взаимосвязанные, линии в понимании сущности человека и культуры: натуралистической (в гоббсово-локковском и руссоистском варианте) и духовно-социальной. Первая линия трактовала сущность человека как от природы данную субстанцию и мир культуры как внешнюю этой сущности форму организации людей, вторая (представленная отчасти Монтескье, позже Гердером, Гете и Гумбольдтом) – как результат исторического творчества и самосозидания личности.
Главную задачу образовательного процесса неогуманисты видели в формировании целостной человеческой личности, неразрывно связанной со своей национальной культурой и в то же время способной к рефлексивному отношению к ней. Подобного рода состояние достигается посредством стимулирования целенаправленного погружения в иную культуру (античность) с последующим возвращением к истокам национальной культуры. Средством такого «погружения в культуру» полагалось изучение классических языков, литературы и истории.
Образование – это не простое усвоение умом тех или иных познаний, это деятельность всего человеческого духа, свободное развитие всей его индивидуальности по ее естественным, внутренне присущим законам. Этот идеал, в противоположность аскетическому идеалу светски-придворного, дворянского воспитания горячо отстаивал уже Руссо. На немецкую почву он был перенесен Кантом, Гете, Шиллером и другими выдающимися представителями негуманизма.
Значительный вклад в разработку философско-культурологической доктрины неогуманизма внес В. Гумбольдт. Его гуманистические идеи в основном касались области языковедения и истории: он разработал основы этологии научного поиска в данных областях. Одним из важнейших, выдвигавшихся им положений неогуманизма, было утверждение, что язык как основу культуры народа, как его историю, нельзя изучить основательно только посредством интеллектуальных усилий, которые могут привести лишь к накоплению формальных сведений, но никогда не дадут глубокой и достоверной картины. Только подлинно человеческая включенность в историческое или языковедческое исследование, когда не один интеллект, но и все душевные способности человека в их совокупности – ценности, мотивы, чувства, убеждения, склонности – будут направлены на познание, создаст предпосылки для реального научного поиска, обусловит его результативность. Язык трактовался как важнейшая сфера культуры, соответственно и обучение языкам – это не своего рода введение в самую сердцевину культуры – своей и чужой – в отношении которых человек должен занять позицию свободы. Объектом такого осмысления стало новое понимание сущности образования как пути и средства развития индивидуальности, обеспечения возможности последующей реализации ее внутренней свободы. В. Гумбольдт был последователем философского учения И. Канта, однако в рассмотрении ряда идей расходился с ним. Усилиями Вильгельма фон Гумбольдта в Пруссии (1810) была создана классическая гимназия, просуществовавшая в таком виде весь XIX век.
При определении общей характеристики воззрений неогуманистов, прежде всего, стоит отметить, что неогуманисты учли уроки позднего немецкого классицизма и немецкого романтизма, с их глубоким интересом и вниманием к собственно германской цивилизации. В сфере образования представителями неогуманизма была поставлена задача перейти от «имитации» классических языков к их усвоению с целью развития родного языка.
В развитии неогуманизма можно выделить три основные стадии:
1. Становление неогуманизма. Как отмечалось выше, этот вопрос был подготовлен и осуществлен тремя известными учеными и педагогами: И.А. Эрнести, И.М. Генсером и К.Г. Хейнце. Одновременно они воплощали свои идеи в тех школах, которые находились под их влиянием: Генсер в лейпцигской Томасшуле, Хейнце – в гимназиях г. Ганновера.
2. Второй период означает время расцвета неогуманизма, который начинают Вольф, Шиллер, Гумбольт, Зюверн, Шлейермахер, Бернарди и другие. Только теперь он развивается в целостную теорию образования с фундаментальным философским обоснованием: на основании идей кантовской гносеологии и этики он объединяется с идеями Шиллера об эстетическом воспитании и его философией истории; он включает в себя педагогические идеалы Гете, мировую архитектонику Шеллинга и философию языка Бернарди и Гумбольдта.
3. Третья стадия находится под превалирующим влиянием Йоханеса Шульце и Фридриха Тирша. Это время, когда новое учение об образовании входит в министерства и школы, чтобы в очень скором времени вступить в мощные споры с представителями педагогического реализма.
Пережив разные стадии подражания древности, неогуманизм на рубеже XVIII – XIX веков стал действительной основой национального творчества. По его непосредственным влиянием произошло обновление старой классической школы Германии. Сам пафос этого движения в Германии указывает на то, что он претендовал стать второй, еще более мощной и глубокой редакцией Возрождения XIV – XVI веков.
Идея соотношения общечеловеческого и национального в образовании развивалась в условиях сосуществования утверждений об объективной тенденции единства и целостности исторического развития человечества (Гердер) и попыток определения немецкой национальной самоидентичности (Фихте).
Немецкий неогуманизм проявил себя как идеология и в каком-то смысле как педагогическая «технология» закрепления и воспроизводства в новых поколениях результатов того духовного «взрыва», которой определил лицо немецкой культуры рубежа XVIII – XIX веков. Однако следует отметить, что педагогические построения неогуманистов страдали отсутствием систематичности, а их метод – склонностью к субъективному идеализму, провозглашаемые цели образования ограничивались постулатами от необходимости совершенствования личности, зачастую вне связи с духовными традициями нации.
В дискурсивном пространстве, образуемом понятиями культуры и образования, представителями неогуманизма раскрывается необходимость диалектической трактовки понятия свободы в единстве его субъективных и объективных характеристик. Последние в систематизированном виде получают трактовку в понятии гражданского общества, духа, культуры в едином социальном пространстве. Глубокая антропологическая интерпретация компонентов структуры процесса воспитания, философское понимание человека, целостности его природы, обосновывает необходимость целостного философско-культурологического подхода к воспитанию и образованию.
По мнению И.Г. Гердера (1744-1843), автора переведенной на многие языки мира книги «Идеи к философии истории человечества», гуманность — основа культуры. В России в числе его читателей были историк Н.М. Карамзин и Н.В. Гоголь, назвавший И.Г. Гердера величайшим зодчим мировой истории.
Человек по мнению немецкого ученого должен стараться направлять движение жизни по пути гуманизма, поскольку гуманность, вера, справедливость — основы его существования. Высокое предназначение человека заключается в развитии сочувствия и сопереживания, миролюбия и гуманности.
Особое значение имеют язык как средство общения между людьми, религия и вера — это упражнение сердца в нравственном совершенствовании. Культурологические идеи ученого проникнуты духом гуманизма и оптимизма. Многие мысли о равноценности культур всех народов современны, хотя были высказаны почти двести лет назад. Его идея о создании энциклопедии культуры всех времен и народов может увлечь специалистов разных наук.
Гуманистическая традиция стала определяющей в истории культуры России XIX и XX веков. В эпоху Пушкина — золотого века российской словесности — искусство, и прежде всего литература, оказалось универсальной формой общественного гуманистического самосознания. Оно рождалось в мучительных поисках места и роли России в ходе всемирной истории, в расколе общества на западников и славянофилов. Суть западничества — в трактовке культуры как сознательного творчества человека. Западники (Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский, К.Д. Кавелин, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, П.В. Анненков, Н.П. Огарев, А.И. Герцен) выступали за преодоление вековой отсталости России, говорили о необходимости её исторического движения в направлении развития западной цивилизации. Быть европейскими русскими и русскими европейцами — вот тезис, с которым выступали западники.
Славянофилы (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, П.В. Киреевский, К.С. Аксаков, И.С Аксаков, Ю.Ф. Самарин) опирались на идею принципиального отличия Европы и России; на Западе преобладает начало индивидуалистическое, в России — общинное; Европа возникла как результат завоеваний одних народов другими, Россия — мирным путем; на Западе утвердился рассудочный католицизм, в России — цельная христианская вера. Под культурой славянофилы понимали главным образом народную «бессознательную культуру». Из того кризиса, в который вся Европа была вовлечена, выход представлялся через восстановление цельности в жизни, и хотя славянофильство мыслило себя как философия истории, пафос его заключался именно в том, чтобы выйти из истории, найти новый вариант «замкнутого» идеального общества, противопоставить общество и государство на основании «взаимного невмешательства».
Со второй половины XIX века наступает эпоха нигилизма, отрицание не только отжившего прошлого вообще. Нигилизм сопровождался приступами антиисторического утопизма. Иллюстрации этих процессов представлены в романах И.С. Тургенева, Н.Г. Чернышевского, Н.С. Лескова и др.
Л.Н. Толстой в «Исповеди» изложил свою жизнь по типичной схеме «обращения». Его главная мысль — основание новой религии, которая соответствует цели развития и совершенствования человечества. Жизненная неправда преодолевается выходом из истории — опрощением.
Религиозный смысл и характер кризиса 70-х годов был раскрыт Ф.М. Достоевским, который задумал написать огромный роман «Атеизм». Писатель изучал человека в его свободе, которой дано решать, отвергать, принимать или отдаваться в рабство. Однако «своеволие» человека часто оборачивается саморазрушением. Такова главная тема Достоевского, и именно этот процесс прослеживается в его романах. Свобода (по Достоевскому) праведна только через любовь, любовь возможна только в свободе. Власть мечты и одержимость идей — одна из главных тем писателя. Его «Записки из подполья» написаны, по-видимому, в ответ на «Что делать?» Н.Г. Чернышевского.
Русская культура рубежа Х1Х-ХХ веков получила наименование культуры «серебряного века». В ней доминировали игра и театральность, что органически сочеталось с той целью, которую провозглашали символисты: пересоздание личности, творчество более совершенных форм жизни.
Это было время великолепного маскарада русской культуры, закружившего персонажей всех искусств, марафона, пробежавшего за два десятилетия от античности до футуризма. Это был взлёт науки. Одно перечисление имен дает представление о ее масштабах: М.М. Бахтин, П.Н. Лебедев, Б.Б. Голицын, В.И. Вернадский, И.П. Павлов, И.И. Мечников, М.И. Туган-Барановский, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др. Общей чертой исследования в области общественных и гуманитарных наук было отсутствие в них обоснованных методологических обобщений, господство позитивистских концепций.
Важной сферой культуры рубежа столетий была русская оригинальная религиозная философия, крупнейшими представителями которой являлись B.C. Соловьёв, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский и др. Труды этих философов, в которых утверждался примат духовности, новое религиозное сознание, поиски своеобразного соединения материального и духовного, утверждения всемирной теократии были выражением сложностей интеллектуальной и идейной жизни той поры.
Основополагающей характеристикой современной эпохи является обострившаяся ситуация противопоставления двух тенденций: универсалистской и партикуляристской.
Приоритетным направлением развития нашей цивилизации становится формирование нового мирового порядка, способствующего сочетанию единства мира и его разнообразия. И определяющей в этом глобальном процессе должна стать гуманистическая традиция в понимании культуры.
«…Двадцать первый век будет веком гуманитарных наук и гуманизма. В противном случае человечество может выродиться в гуманоидов, умеющих считать и пользоваться компьютерами. Но их духовные ценности можно будет выразить одним – двумя словами», — писал Д.С. Лихачев. [5]

1. Гвардини Р. Конец нового времени // Феномен человека / Под ред. П.С. Гуревича. — М., 1993. — С. 249.
2. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. -М., 1990.-Т. 1. С-69.
3. Пико дела Мирандола. Речь о достоинстве человека // Эстетика Ренессанса. — М., 1981. — Т. 1. — С. 249
4. Куртц П. Новый скептицизм: Исследование и надежное знание / Пер. с англ. И предисл. В.А. Кувакина. – М.: Наука, 2005. – 306 с
5. Лихачев Д.С., XXI век должен быть эпохой гуманизма. М., 1987, с. 31

Будем достойны его памяти!

(Слово к юбилею Ивана Васильевича Виноградова)

Время повергает в прах народы, государства, цивилизации… Но не память, не любовь. Сто лет прошло со дня рождения нашего старшего товарища, друга, коллеги Ивана Васильевича Виноградова, да и со дня его ухода в вечность минуло немало – уж более двадцати лет. Но Иван Васильевич по-прежнему дорог нам, близок и самое главное – нужен. Его художественное слово востребовано, его голос звучит, его глагол жжет, пробуждает и побуждает. Быть верными и преданными Родине, любить свой народ, свой отеческий край.

«Друзья! – призывает он. — Посмотрите вокруг: на зеленые холмы лесов, на желтые пшеничные поля, на низкие, вросшие в землю деревни, на тихие реки. Это наш край, родной, незабываемый. Он согревал нас в январский мороз, он кормил нас весь год…»

Как свежа его мысль, какой любовью к малой родине исполнена. А ведь высказана она в разгар Великой Отечественной войны. Враг  топтал родную землю, жег дома и посевы, убивал родных и близких людей. Сердце русского человека, — а Иван Васильевич Виноградов был именно таким, настоящим, с Большой буквы – разрывалось от переполняющих его и, казалось бы, не совместимых чувств: любовью к Родине с одной стороны и лютой ненавистью к врагу с другой. Такое несоединимое соединение и рождало у художника великое поэтическое слово. Так Виноградов в годы войны написал:

Окрасил дым волнистые туманы,
Ночное небо стало розовей.
В такую ночь собрались партизаны
И дали клятву Родине своей:

«Родная мать! Мы все полны стремлений
Громить врага, как ночью, так и днём.
Скорей умрём, чем станем на колени,
Но победим скорее, чем умрём!»

 И победили! Оружием! Талантливым художественным словом! И навсегда остались победителями. Иван Васильевич Виноградов принадлежал к счастливому поколению победителей и созидателей. Они одержали победу над врагом, они победили послевоенную разруху, они побеждали в науке, космосе, искусстве, литературе. Они строили и созидали Великую страну. Величие которой складывалось из малых деяний каждого верного сына Отчизны.

Одним из таких деяний Ивана Виноградова стало участие в создании Псковской писательской организации. Тогда, в далеком 1967 году, их было всего лишь пять человек; сегодня нас, псковских писателей, более пятидесяти. Мы выросли из пламени Победы, из художественного слова наших предшественников.  И мы должны быть достойны их памяти. Памяти писателя Ивана Васильевича Виноградова!

От имени писателей Псковщины,
председатель правления Псковского
регионального отделения Союза писателей РФ
Игорь Смолькин