МОИСЕЕНКО
|
ИНТЕРНЕТ-СТРАНИЦЫНа сайте Большая Международная историко-литературная акция «Бессмертный полк русской поэзии»
|
|
ОХОТА НА ДРАКОНА
За вагонным окном медленно «поплыл» вокзал; мелькнули первые столбы; куст сирени… Уже в более быстром темпе промелькнули пивная и ажурные опоры пешеходного моста. Мельтешение за окном ускорилось и вскоре превратилось в сплошную зелёную безликую полосу.
Я достал портсигар из драконьей кожи и погладил его по верхней чуть шершавой крышке. Курить не хотелось, но было подспудное желание прихвастнуть уникальным портсигаром.
— Изящная вещица, — сказала соседка сидящая напротив меня, ради которой я и вытащил портсигар на свет Божий.
— Не желаете посмотреть? – спросил я.
Она чуть подалась вперёд, при этом её распущенные длинные волосы слегка колыхнулись, но не распались на отдельные пряди, а остались ровной нерушимой стеной.
— Он сделан из драконьей подпузицы, — продолжил я.
Она невольно отдёрнулась в сторону, как бы боясь обжечь пальцы, а на её щеках вспыхнуло два маленьких пятнышка, готовых расплыться и залить лицо краской.
— Не бойтесь, — поспешил успокоить её я, — мастер Пренольд хорошо знает своё дело. Когда он выделывал кожу, то обточил все шипы, и теперь Вы можете не бояться, Вы не поцарапаете свои нежные пальчики – кожа гладкая и упругая.
— Но ведь драконов не существует! – возразила она.
— Тогда что Вы держите в руках? Посмотрите на рисунок. Такой бывает только у северо-западной разновидности грейтбоузских яйцекладущих драконов.
— А разве бывают ещё и живородящие драконы? – спросила она, при этом мило чуть-чуть прищурилась.
— Конечно! Горные драконы рожают детёнышей в расселинах скал. Там негде вить гнездо и высиживать яйца.
— Как интересно, — проворковала она, и я понял, что стал влюбляться в мою милую попутчицу.
— А ещё, — меня понесло, и я стал хвастать своими познаниями, — встречаются драконы мечущие икру. В южных морях они только так и делают. Это безопаснее, чем высиживать яйца, ведь от их икры смердит так, что ни одна рыбина не позарится на неё. Рассказывают, что в местах нерестилища драконов рыба всплывает брюхом вверх. И упаси Вас Бог позариться на эту рыбу. Смерть в страшных конвульсиях ждёт Вас.
— Как страшно!
— В природе всё взаимосвязано. Туземцы с островов южных морей изготавливают из костей таких рыб боевое оружие. На охоту с таким не пойдёшь, а вот на войну… Никаких тебе раненых.
— Это же жестоко!
— Одно слово – туземцы!
— А Вы-то как стали охотником на драконов?
— Меня вызвал к себе Правитель и сказал: надо убить дракона.
— А его кто-нибудь видел?
— В том то и дело, что нет. Никто ничего не знал об его существовании. Всё о чём я рассказывал Вам известно из сказок и легенд, но не из жизни. Но Правитель жаждал славы, а я – подвига.
— И где же Вы взяли дракона?
— Я не стал пользоваться современными средствами. По старинке я скакал на коне по полям, призывая выйти дракона на честный бой. Я кричал в небо, я гонял облака. И вот небо не выдержало и, однажды, грозовая туча ожила. За ней скрывался дракон.
— Воистину, когда чего-то очень хочешь, то этого добьёшься. Вы измучили небо до такой степени, что оно вынуждено было создать дракона.
— Может быть, но не это важно. Важно было то, что он был передо мной. Я ринулся в бой!
— Наверно, это была жестокая битва? – иронически спросила она.
Я смутился:
— Да нет, я бы сказал, что победа досталась мне легко.
— И что дальше?
— А дальше: шкурой дракона обтянули трон Правителя. Были сложены песни во славу великого подвига. Ну, а мне из подпузицы сделали этот самый портсигар.
— И зачем всё это надо было?
— Как зачем? Ради подвига!
— И всё?
— А разве этого мало?
— Да неужели ради удовлетворения собственных амбиций надо было придумывать несуществующего врага? Не проще ли было жить мирно и спокойно?
Я отвернулся и стал смотреть в окно. За стеклом мелькали леса и поля, а небо заливалось красным, предвещая, что вечер скоро перейдёт в ночь. Говорить не хотелось, бесполезно, всё равно дальше ничего не будет.
СТАЛЬНОЕ СЕРДЦЕ
Всё начиналось очень бурно. Сталь пузырилась, и от лопающихся пузырей разлетался фейерверк искр. Расплавленный металл сиял нестерпимо ярко, словно Солнце. Но вот настал момент, сталевар пробил леток, и расплавленная масса хлынула из печи. Часть её пропустили через прокатный стан, а другую часть пустили на отливку основных частей механизма.
Процесс рождения был долгим и сложным. Надо мной трудилось множество народа. Тысячи винтиков, болтиков, гаечек и шайбочек скрепляли мои части. На громадную раму установили моё металлическое сердце, а от него и к нему тянулись трубы и провода. Листами прокатанной стали скрыли от посторонних глаз моё нутро, и с десяток маленьких голубых «солнц» засверкало на моих боках, сваривая листы в корпус. Меня долго шпаклевали и красили, а потом поставили на колёсные пары.
Но самый незабываемый момент настал тогда, когда в меня залили дизельное топливо. Оно заполнило мой топливный бак, а когда в мою кабину зашёл человек и стал переключать тумблеры и контроллеры, по моим проводам побежал ток. Топливо хлынуло по трубам к моему сердцу, и оно заработало! Шестерёнки внутри меня зашевелились, закрутились, и я стронулся с места. Медленно я вышел из депо под открытое небо, поравнялся с моими собратьями, и остановился. Вот он я, среди таких же могучих машин. Я был горд, я сверкал зелёной эмалью, а на боку у меня красовалась алюминиевая табличка с надписью «ТЭ3». Это моё имя, новейшее слово в технике.
Хоть я выехал медленно, но даже этот тихий ход привёл меня в восторг. Я не знал, что самое главное будет ещё впереди. Очень скоро человек защёлкал тумблерами, мои реле оживили цепи, и я поплыл над поверхностью земли. Я проехал на сортировочную станцию. Там ко мне присоединили длинный состав вагонов. Я постоял немного и поехал.
Вот только теперь я смог в полной мере ощутить, что такое скорость. Я нёсся по рельсам, рассекая воздух, и ветер обтекал моё железное тело. Мне не мешали вагоны, для меня они были словно пушинки. Мне казалось, что я сейчас оторвусь от бесконечных железных полос, лежащих подо мной на шпалах, и полечу. Но, даже не отрываясь от бренной земли, я поглощал километры, и, ощущая свободу, всё во мне клокотало, и от радости, переполнявшей меня, из моего чрева вырывались гудки. Это была незабываемая первая поездка. Потом их было много, но первая не забывается никогда. Я бежал вперёд, а по бокам от меня весело мелькали километровые столбы, города, деревни и полустанки. Деревья, ограждавшие железную дорогу, сливались в одно сплошное пятно.
А когда я возвращался на станцию приписки, я увидел, что на пешеходном мосту через железнодорожные пути, стоит маленькая девочка и машет рукой поездам. Она помахала и мне, и я понял, что у каждой дороги есть начало и конец, и эти начало и конец находятся там, где тебе рады.
Так продолжалось долго, годы шли. Девчушка становилась всё старше. Для меня это было странно, я тогда ещё не понимал, что люди меняются. Мне казалось, что мир, окружающий меня, вечен, что мне не будет износа, ведь я так резво бежал, и так легко тащил за собой эти составы вагонов…
Но однажды что-то хрустнуло внутри меня. Это было так неожиданно, что я остановился.
— Ну-ну, ничего, — приободрил меня человек, — с кем не бывает. Отремонтируем, наладим, и будешь ты как новенький.
Человек сдержал слово. Меня действительно очень скоро отремонтировали. Но когда я проезжал под пешеходным мостом, на нём не оказалось той девушки, которая махала мне рукой. С этого момента со мной что-то случилось. Я всё так же резво бежал по рельсам, но мне уже не хотелось оторваться и лететь, мне не хотелось радостно гудеть, и я подавал голос только тогда, когда надо было отпугнуть зазевавшихся людей. Мельтешение шпал подо мной стало раздражать меня, и километровые столбы, которые когда-то веселили меня, стали какими-то грустными, а иногда и нудными. Города и деревни, которые я знал много лет, стали казаться мне убогими, и я тащил вереницу вагонов, обречённо вздыхая и надеясь, что она вернётся. Я чувствовал, что впереди ничего хорошего меня не ждёт.
Вскоре я снова сломался, а потом ещё раз. Годы уныло шли своей чередой, а я ломался всё чаще и чаще, и уже человек не говорил мне бодро: «С кем не бывает», и всё чаще от него я слышал: «Когда же спишут эту рухлядь».
Я продержался ещё долго. Но настал день, когда из меня слили всё топливо, сняли наиболее ценные реле, и поволокли в самый дальний конец локомотивного парка. Мне хотелось выть от стыда. Меня беспомощного тащил мой собрат!
На самом дальнем конце, там, где рельсы выходят на пустырь, огороженный ветхим забором, меня бросили среди таких же, как я бедолаг. Я стоял неделю, месяц, год, и надеялся, что обо мне вспомнят, ведь я такой хороший трудяга, ведь я нужен. Но в этот забытый Богом уголок люди заходили очень редко.
И лишь однажды мальчишки забежали сюда. Они лазили по нам, а потом один из них поднял камень и замахнулся. Мне хотелось крикнуть, остановись, что же ты делаешь, я ведь живой. Но в моём немощном теле не было и частицы былой силы даже для того, чтобы загудеть. Мальчишка кинул камень, и моё лобовое стекло осыпалось мелкими осколками. Звонкий смех… последний звонкий смех услышал я. Это смеялись надо мной!
Мальчишки ушли, а я стоял забытый, никому не нужный, с выбитым стеклом. Что мне осталось? Вспоминать! Вспоминать скорость, бесконечность рельсов, девушку машущую рукой… А ещё мне осталось только ржаветь.
КАРЕТАБеспечно живём от лета до лета, О лучшем мечтаешь, когда ты молод, Но жизнь не игра – взрослеем мы скоро – Вначале для счастья нам нужно немного, На кресла кареты садились вельможи: В такт дрёме любовно качают рессоры, И вскоре карету обили железом Всё в небе несётся потоками млечными, Стальной шарабан подцепили крюками Вот так и живём от лета до лета, МОЙ ДЕД ОСТАЛСЯ НА ВОЙНЕМой дед остался на войне Стучался в окна, годы, старость Стареют дети, внуки старше, Пред ней прошли пять поколений — ЛЮБОВЬ К ПСУСловно лапу ему прищемили, Только пёс скулит по доверью, И от страха кудахчут куры, КОШКА, ПОЗНАВШАЯ ТАИНСТВО РОДОВКошка, познавшая таинство родов, |
ЛЕТОМ СЛИШКОМ ПОЗДНО ВЕЧЕРЕЕТЛетом слишком поздно вечереет, От прохлады Солнце покраснело, Солнце меня будит слишком смело, Я пойду за ним в края иные, Я забуду акающий говор, Да такие, что б сводило скулы, И от грусти, может быть, заплачу, Музыкант, конечно же, сфальшивит, РЕАНИМАЦИЯУлица в лужах талого снега, |