Вита Пшеничная

Поэт, прозаик, публицист, литературный критик, член Союза писателей России.
Живет и работает в городе Пскове.

подробнее>>>

Улыбнись, слышишь?..

*  *  *

К тёмному небу солнечный зайчик приколот,
Как маячок. И с ним так спокойно спится.
Детство моё… Папа ещё молод,
Мама почти девчонка с глазами лисицы.

Жизнь началась, и прекрасна, как яркая сказка,
Жизнь — это что-то такое, чему нет конца.
Детство моё: ох, не щедрая мамина ласка
Да неприкрыто скупые объятья отца.

Небо потом мрачнело не только ночами,
Солнечных зайчиков вскоре и след простыл.
Где же ты, Детство?..
Затихнешь, пожав плечами,
Вроде оно и было, и ты в нём был.

Помнишь ночник над кроватью? — спалось так крепко…
Изредка в дымке цветных снов кружу,
Перебирая пожелтевшие снимки предков,
Я будто опору себе ищу и нахожу.

И к тёмному небу солнечный зайчик приколот…
Как маячок. И сердчишко так сильно бьётся…
Многое в прошлом: там папа — красив и молод,
А мама — девчонка — звонко-звонко смеётся.

*  *  *

Конец августа.
Не ладаном – яблоками – ладони пахнут.
Медленно солнце
Скатывается с пьедестала.
Кажется, ещё чуть-чуть.
И даже небеса ахнут,
Видя, какая чудная пора настала.

Неспеша иду, и не мешают резкие звуки
Города, умеющего быть жестоким и ласковым.
И хочется то ли парить, раскинув в стороны руки,
То ли, ближе к ночи,
душу укутать звёздами – вечными сказками.

Конец августа.
Под ногами засохший венок, кем-то брошенный…
А взгляд застыл на холсте цвета сливы спелой…
Дальше нам не по пути, ты — хоть и друг, но непрошеный —
И тебя, как случилось и как вырвалось, я стихами спела.

*  *  *

Природы замедлен ритм,
И жизни замедлен бег;
Вот-вот превратятся в снег
Туманы-поводыри.
Под поступь чужих ног,
Под треск неокрепших луж,
Начнёт невидимка-стужь
Свой длительный монолог.
С утра б, когда город тих
Послушать себя, помолчать…
Да вынянчать, как внучат
Все дни, как вот этот стих.
Чтоб каждый из них — в цвет.
Чтоб каждый из них — в масть.
Чтоб целого мира – часть
Сплелась из моих лет.
Сплелась и вросла в век —
Узором своим пленя…
Чтоб кто-то, замедлив бег,
Узнал вдруг в себе — меня.

На Масленицу

В.

Пишешь, «прости, что родился рано,
что не нашел тебя в час НАШ…»
Боже, какая в душе рана
Выжжена в масленичный кураж!

Чем мне тебе ответить, солнце?
Иль это я припозднилась чуть?
В небе ночном, как в глуби колодца,
Выискиваю один — наш — путь.

И в это Прощёное Воскресенье
Взметнулись к самым Его очам
Моя – надежда и твоё — спасенье,
Твоя – свобода и моя — печаль.

*  *  *

Обними меня, но потом уже не отпускай.
Я глаза закрою, уткнусь носом в плечо.
И мы оба поймём — каждый из нас нашёл,
Что давно искал.

И в закате — таком нашем и таком ничьём
Пусть утонет день — какой-то из октября,
И под ноги настелет листву
И дождей шёлк,
По и над паря.

Обними. Заговори, словно кот-баюн,
Я поверю любой из тобой сказанных фраз,
Пусть звенит россыпь натянутых туго струн,
Исцеляя нас.

Непогодное

Как будто с барского плеча
дождь небо опрокинуло
И льёт вовсю, сентябрьский шарм
под лужами топя.
Уж сколько этих непогод
сбылось, забылось, сгинуло,
Но каждый раз впервые
в осень я ввожу себя.

Ввожу ребенком, позабыв,
что сорок лет отлистнуто,
В приметы веря, и в Мечту,
и в то, что Мир — во мне,
Что листьями из сентября
тропинка в небо выстлана,
Что к Богу все слова молитв
из душ летят по ней.

А дождь ведёт себя, как тать,
дорвавшийся до нужного,
Ворует лета бабьего
последние деньки,
Взамен рассеивая боль
былого и недужного.
И не почувствовать нельзя —
Так сильно жмёт виски.

***

Осень — время прощаний и стылой воды по утрам;
Из туманного утра спешит на автобус прохожий,
Куполами целует века восстановленный храм
Да всё чаще и дольше прохлада елозит по коже.

Осень — бремя потерь, о которых ни сном и ни духом,
Нараспах акварели — природа чудит и творит —
Всё, что скажешь в сердцах,
Обрастает немыслимым слухом,
Что укроешь в душе — то однажды отблагодарит.

Я люблю тебя, яркое Время невидимых слёз,
И приметы твои я читаю по шороху листьев…
Свет погашен. И звёзды гурьбою спешат на помост —
Как посланцы простых, не всегда понимаемых истин.

*  *  *

В.

«За расставанием будет встреча…» 

Высуши мои слезы, бродяга-Ветер.
Душу не очерстви, ускользающее Время.
Бьют наотмашь беспощадные плети смерти
Прямо в темя.

Силы на донышке ещё немного осталось,
Дни незаметно и неотвратимо сменяют ночи.
Мне бы Веры, хоть чуточку, хоть самую малость.
Слышишь, Отче?

Мне б заглянуть на мгновение внутрь Твоих владений —
Убедиться, что он в покое и безмятежности.
Господи, сколько же Ты вложил в нас несовпадений!
И — нежности…

*  *  *

В.

Улыбнись, слышишь? И вслед за тобой улыбнется Отец-Сын-Бог,
Приобняв за плечи тёплым ветром, далью ещё незнакомых дорог.
Во дворах сирень от себя в восторге, сводит прохожих с ума,
Улыбнись тому, как щедро весна очищает свои закрома.

Эта вечная смена картин под небом никогда тебе не надоест.
Кажется, с полчаса назад солнце — разливалось, слепило, жгло.
А сейчас — полдень, тьма развалилась ленивым тюленем окрест,
Не успев добраться до дома, чертыхнёшься: «Не повезло».

Что ж, лови эти сочные капли, чтоб сразу и пригубить —
Трижды мысленно перекрестясь, набери их в ладошку да, как дитя, причастись:
На тебя смотрит с улыбкой Отец-Сын-Бог, значит, время — жить,
Прошепчи по памяти «Отче…», и Ему в ответ с благодарностью улыбнись.

 На слиянии рек

В Великой отражаются века,
В Пскову перетекающие плавно,
Давнишнее в них было так недавно,
И поступь Бога, как перо, легка.

Глаза поднимешь — купол-богатырь
Скрывает крест свой за небесной прядью,
Опустишь взгляд — за неспокойной гладью
Душа иной увидит свет и мир.

Оглянешься вокруг — ни взять, ни дать:
Какая даль, и сколько откровений!..
И сотканная из земных мгновений —
Теплом по телу — Божья благодать…

*  *  *

В.

Улыбаюсь тебе — сколько света внутри! —
Ни с чем не сравнить
И ни с чем не спутать.
Ветер тихо качает в яслях
Пробуждающееся утро.
Как уютна мне
нескончаемая иллюзия твоего присутствия
Без ненужных теперь слов
Ободрения
или напутствия.
Улыбаюсь! Сколько света внутри —
черпай, пей глотками жадными это Счастье,
И подставь ладони,
Чтобы в них однажды
Могла упасть я.
Как уютно думать,
Что ты рядом.
Что здесь, а не в краю
чужом и непонятном.
Улыбаюсь, помня,
Как ты вечно мчался куда-то.
И всегда возвращался.
Обратно.
27/28-06-21.

Надевай…

Надевай своё мятое рубище,
Отряхни от землицы суму;
И спокойно, без страха пред будущим,
Уходи в непроглядную тьму.

Вон, по веткам вороны кликушами
Порасселись, и нет им числа.
То ль с живыми, то ль с мертвыми душами
Ночью службу несут купола.

Падай в сна беспокойное варево,
Забывайся в холодном поту…
Но разбудит к заутрене зарево,
Тонкой вязью скользя по листу.

Ты не вспомнишь, как строки до одури
Молотили плетьми по вискам,
Как заманчивой полудремόтою
Расстилалась забвенья река.

Как ты мок под дождями и грозами,
Как стоял на распутье дорог,
Как себя засыпал ты вопросами,
И на них же ответить не мог.

Как опять брёл заросшими тропами,
То ль молитву шепча, то ли стих,
А внутри обрастало сугробами
То ль «прощай» чьё-то, то ли «прости»…

—
Надевай своё мятое рубище,
Не скажи ничего никому.
И не думай (не надо) о будущем,
Уходя в предзакатную тьму.
03/07/21

Юрий Ишков

Поэт, член Союза писателей России.
Живет и работает в городе в Великие Луки.

подробнее>>>

Матерь Божья!..

Право, славна родина моя!
Матерь Божья, здесь живу и верую, 
Сохрани российские края, 
Ниспослав судьбу благословенную!

Город тоже мой благослови
На успех труда и вечность Памяти,
Храмы тут – святыни на крови
Со следами пороха и пламени.

Молится и воин, и монах,
Были беды долгие и общие,
Потому кресты на куполах
Блещут по-особому на Псковщине.

Сберегая неба чистоту,
Уподобь его златому кружеву,
Полюби навек за красоту
Приграничья древнюю жемчужину!

Утром глянь, как дивно в синеве
Кланяется месяц юной зореньке,
Как лучи струятся по траве, 
И светлеют улицы и дворики!

Где ещё вот так же хороши 
У домов берёзки тонкоствольные 
И для них поющие в тиши
Птицы легкокрылые и вольные!

Девы взглянут – оторопь берёт, 
Столь глаза загадочны и веселы,
Был бы наш богат к тому ж народ,
Ну так то в мечтах: кабы да если бы!..

К истине идём не без греха,
Крестимся, а целим в лебедь белую,
Ниспошли нам мудрость на века,
Матерь Божья, здесь живу и верую!  

Батальон

Лучи алеют над дорогой,
Как сотни воинских знамён.
Ценой успеха фронтового
Здесь стал погибший батальон.

Комбат всё знал: не уцелеют
Бойцы в бою, и схватке быть,
Им звонко птица пела трелью,
Шёл май, и всем хотелось жить.

Приказ святей молитв о жизни,
Окоп — её земная грань,
И нет других сынов Отчизны,
Но есть война, огонь и гарь.

Под танк с гранатами в обнимку
Вползти комвзвода не успел,
Поджечь броню, метнув бутылку,
Сержант израненный сумел.

В России истинную волю
Имеют с детства млад и стар,
Удержан был залитый кровью
Оборонительный плацдарм.

Повсюду люди распростёрты,
И ввысь, до облачной каймы,
Единым памятником мёртвым
Восходят чёрные дымы.

Убит комбат. Нет смелой Тани, 
Полёт свинцовой смерти скор,
В аду отчаянных баталий
Погибло много медсестёр.

Закат блеснул и лёг гвоздикой
На тёмно-серый небосклон,
Цена того, что стало тихо, —
Один стрелковый батальон.

Блокадники

Герои достойны почести,
Их враг истреблял и голод.
Столпом первозданной прочности
Стоял осаждённый город.

Ему повторяли реквием
Бомбёжки и канонады,
Дымы простирались едкие
Над крышами Ленинграда.

Снаряды крушили улицы
И рвали на части небо,
А в тёмных руинах чудились
Краюхи ржаного хлеба.

Больные и невесомые
Сменили рабочих дети,
Сражались – боеспособные
В то чёрное лихолетье.

Всем миром внимали радио,
Роднясь под звучанье скрипок,
И были сердцами в прадедов
От малого до велика.

В кольце орудийных выстрелов
Их было священным братство,
А краткое слово «выстоять» —
Заветным для ленинградцев.

На многих пальто и ватники
Свисали не по размерам.
Варили ремни блокадники
С крапивой из местных скверов.

Общались они вполголоса
И знали: под смертной сенью,
Без слёз и последних возгласов
В домах умирают семьи.

…
Туманы ложатся саваном
На надписи и берёзки
И землю, святую самую,
На кладбище Пискарёвском.

История помнит ужасы
Младенцев с глазами старцев.
О том, что такое мужество,
Спросите у ленинградцев!  

Фронтовик

             Моему отцу Ишкову В.М.

Он из тех, в ком лютая война
Взрывами на душах расписалась
И, на все изранив времена,
Породила мщение и ярость.

Ярость — за рыданья матерей,
За стаканы с хлебом у иконок,
За приходы вместо сыновей
Извещений в виде похоронок.

Мстили за седых детей и вдов,
За калек и братские могилы,
За руины сёл и городов
И тротилом вспаханные нивы.

Он из тех, кто всё сказал врагам
Надписью в их логове осколком
В русском духе с бранью пополам:
«Этот день запомните надолго!..»

У войны обугленный пейзаж,
Дикий нрав и крайняя бездушность,
У Победы был парадный марш
И была трагическая сущность.

Сколь уж раз удары голенищ
Травы и цветы претерпевали,
Предки сколько раз из пепелищ
Матушку-Россию возрождали!

Скорбь и героизм сороковых
Остаются притчей во языцех,
Но из тысяч выживших — в живых
Значатся сегодня единицы.

Он из тех, кто выполнил свой долг,
Выдюжил премножество событий,
А вчера ушёл в Бессмертный Полк,
Отставной Отечества воитель. 

Это Русь!

Славят в рощах птичьи трубадуры
Рай земли и яркий небосвод.
Здесь любая чёрствая натура
Может прослезиться от красот.

Это Русь! Великая бескрайность,
Глубь озёр и даль ржаных полей,
Тонких верб извечная печальность
И задор танцующих дождей.

Сказывают, бросила на счастье
В речку Богородица звезду,
Чтобы непременно возвращаться
К заводи по лунному мосту.

С той поры восходит на рассвете
Зорька в ниспадающих шелках,
Призрачен, божественен и светел
След её на белых облаках.

Вряд ли где-то так же зреют росы,
Льётся тишь и виснут над прудом
Чудные берёзовые косы,
Лиственным сияя серебром.

А в деревне важничают гуси,
Лают псы, враждуют петухи,
Чьих хозяев сроду не отпустят
От себя родные уголки.

Это Русь с грехом своим и верой,
Правдой дум и дверью на засов!
Только Русь помолится усердно
О врагах своих у образов!

И понять не смогут иноземцы,
Яблоневым запахом дыша,
Что такое божья искра в сердце,
Русский дух и русская душа. 

Не я!.. Не мы!..

Видали старенькие улицы
Жильцов, ведомых на страдание.
В народе раны не рубцуются,
Когда меняются названия.

Не я соборы обезглавливал,
Не я манил Россию к пропасти,
Не я людей в могилы сталкивал,
Но тут мой дом сегодня, Господи!

Прости за годы сатанинские
Страну благую и привольную, 
Где часты слёзы материнские
И чтимы дух и доблесть воина!

Не мы в броне горели заживо, 
Не мы от пуль в атаках падали, 
Не мы дошли до крова вражьего
С победой, честью и наградами.

Не нам судить отцов за промахи,
Не нам ошибки их оценивать!
Не нам, а им Европа под ноги 
Цветы бросала за спасение!

Зарю над утренними росами
Не я зажгу, не мне и шествовать,
Кругом белеют церкви, Господи,
Взнеси её свечой божественной!

И засияют снова улицы,
Где камни трескались от пламени.
В народе прошлое рубцуется, 
Когда живёт в сердцах и памяти.

Мать

Вышла рано мать под звездою встать
Пред часовней с крестом Всевышнего,
После всех молитв, поправляя прядь,
Поняла, что они услышаны.

Разнеслось потом звонким шёпотком:
— Будь, природа, сестрою названной!
Там вон дворик мой и уютный дом,
В нём живём и успех не празднуем.

Ну а ты, река, с нами будь всегда,
Пусть текут сожаленья в прошлое,
Оставляй для нас, принося сюда,
Дни отрадные, жизнь хорошую!

Материнских слёз и ночей без снов
Долей выплачено немереной,
Лишь бы счастью быть на земле отцов,
И в России жилось, как в тереме.

Забирай, рассвет, злополучье вдаль,
Мир — основа любви и здравия!
Рассыпай, заря, свой благой янтарь
Над святой землёй православия!

Ветры добрые, вы храните твердь,
Поклоняясь селу и городу!
Да откроется постучавшим дверь
И разделится радость поровну!..
 
Приходила мать под звездой стоять
Пред часовней с крестом Всевышнего,
За детей просила, и Божья Мать
Те молитвы её услышала.

*  *  *

Сельский дом зацелован ливнем,
Туч расходится сводный хор,
Блещет лужами возле лилий
Обрамлённый оградой двор. 

Много слёз обронила крыша,
В мае грустным бывает дождь,
А при грозах частенько слышно,
Как сирень сотрясает дрожь.

Благодатен покой в глубинке,
Пышно солнце на тополях,
И у церкви, клонясь к тропинке,
Ивы молятся о краях.

Просят солнце сиять безбрежно
Из высокой голубизны,
Чтоб являлись как можно реже
Бури с северной стороны. 

Птицы радостно ширь земную
Хвалят стаей, качая ветвь, 
Их протяжное «Аллилуйя!»
Побуждает любить и петь.

Быть ли лету сухим и знойным
Или с крыши стекать слезам,
Знает ветер над колокольней,
Верный нашим святым местам.

Мои молитвы о тебе

Полна волнений беспрестанных
Душа в холодном октябре,
Многообразны и спонтанны
Мои молитвы о тебе.

За ради благ твоих и счастья
О жизни светлой и большой
Молюсь и в хмурое ненастье,
И в ясный день, и час ночной.

В дожди наряженная осень
Под монотонный их мотив
Святым угодникам доносит
Стихи слагаемых молитв.

Молюсь в часовенках и рощах,
В уюте дома и в пути,
Целую роз сухие мощи
В местах рождения любви.

К тебе по мокрой позолоте
Приходят мирные ветра,
Чтоб спеть с надеждой в каждой ноте
Мои молитвы у двора.

А здесь порой ложится иней
На крышу дома и траву,
И возле высохшей полыни
Седеет верба поутру.

Все кроны ветхостью похожи,
Желтея в низкой синеве,
Где, знаю, слышит ангел божий
Мои молитвы о тебе.

Услышь и Ты, наш Чудотворец,
Как о возлюбленной своей
С мольбой взывает богомолец
В краю дубравных алтарей!

*  *  *

Текут и текут дождинки
По нежной листве берёз,
Любые ведут тропинки
Концами своими врозь.

Одетая пышно осень,
Когда опустилась мгла,
Явилась красивой гостьей
И долго меня звала.

Сердилась, стучала ночью
Макушкой куста в окно,
С крыльца не сводила очи,
Целованные давно.

Сломала ветрами вербу
И прочно, как на века,
Над домом прибила к небу
Огромные облака.

Забросила месяц славный
Куда-то в сырую хмарь,
Чтоб мне не светил исправно
Небесных высот янтарь.

Оставила на травинках
Следы и премного слёз,
Любые ведут тропинки
Концами своими врозь.

Я ждал её средь угодий
До пения петухов,
Забыв, что она приходит
С другой стороны лугов. 

*  *  *

Потемнел бы мир, стал другим,
И душа бы ночами ныла,
Повторяя печали гимн,
Если б ты меня не любила.

Я тогда не писал бы строк,
Превращались бы вёсны в зимы,
А мой дом – в ледяной острог,
Тишью стиснув невыносимой.

Начинается всё с тоски
И желанья хоть раз коснуться,
Пусть во сне, дорогой руки
И однажды на ней проснуться.

Продолжается жизнь потом,
Ум терзая виденьем нежным,
Зори  светятся за окном 
Силуэтом одним и тем же.

Безупречной красой всходя
На курган синевы по краю,
Гордой статью они тебя
Лучезарно  напоминают.

Есть в любви золотой расцвет,
Есть таинственные глубины,
А ещё — бесподобный цвет
Зацелованных губ любимой.

Век бы страстность я их берёг,
Но насколько б меня хватило,
Если  снова туда – в острог,
Если б ты меня разлюбила.

*  *  *

Она была здесь гостьей тишины,
Её духов везде витает запах,
Как свежесть луговая при закатах,
Как майское дыхание весны.

Вопросы образуют шумный рой, 
Неверие при этом воедино
Сплетается холодной половиной
С горячими ответами второй.

Навек запомнив женские шаги,
Их мне воспроизводят половицы, 
Когда в так называемой светлице
Хожу один, массируя виски.

Она вещей касалась на ходу,
А позже через светлое окошко
Разглядывала клёны и дорожку,
И облачную в небе красоту.

Мизинчиком потыкала в стекло,
Отметины нарочно оставляя, 
Но вскоре загрустила, понимая,
Что время для визита истекло.

Дневная пыль. Начертаны слова,
Похожие на ряд опавших листьев,
Взамен звонков и трогательных писем:
«А говорил любовь всегда права…»

Снежные кони

Понеслись табунами кони,
Кони снежные, кони-вьюги,
И куда их, безумных, гонят
Эти ветры со всей округи!
 
Все одной серебристой масти,
Всех взрастила зима для воли,
Устремились за дальним счастьем
Скакуны по большому полю.

Мчатся сивки гурьбой собратьев,
Мчатся резво, вздымая хлопья,
Иллюзорной свободы ради,
Презирая судьбу холопью.

Тот остался, в кустах белея,
А другой развернулся птицей,
Под копыта подставил шею
Над споткнувшейся кобылицей.

Стал позёмкой и стих в сторонке
Возле новой своей подруги.
Скрылись вскоре в безумной гонке
Кони снежные, кони-вьюги.

Ходят белыми облаками
В дни, когда небосвод лучится,
Конь с раздробленными крылами
И красивая кобылица.

*  *  *

С ветвей листву срывает осень
И устилает ею улицы,
Вот-вот ветра нагрянут в гости, 
А в парке голуби целуются. 

Фонтан стоит огромной кружкой,
Храня на дне осадки августа.
Гранитный рядом мыслит Пушкин:
«Уж век иной, но те же казусы». 

Как прежде, путь тернист и зыбок
В любви от краха до Виктории,
Всё также полон мир ошибок 
И сердце каждого зашторено.

Она казнить себя просила, 
Дрожа от внутреннего холода;
Мой меч на кровь благословила
И грешную склонила голову.

Канатоходцами друг к другу 
Мы с ней прошли по тросу времени,
Не грозны там ни зной, ни вьюга,
Опасен — миг оцепенения. 

В глаза глядела – чем не пара,
Чем не милы уста и грация?
Ей дождики кричали: «Браво!»,
А гром устраивал овации. 

У алтаря в наряде белом
«Люблю его!» – шептала Господу,
В последний миг  оцепенела…
Любила ли, чаруя поступью? 

Пронесся луч, и обагрились 
Макушки верб на нашей улице,
А в парке голуби влюбились
И возле Пушкина целуются. 

*  *  *

Она – любви моей галактика,
Она стройна и ослепительна,
Она горячих грёз фантастика
В холодной серости обители.

Её чудесны очи ясные,
Волнисты пряди с завитушками,
Вослед таким глядят напрасно те,
Кто женщин путает с игрушками.

Она – души моей владычица,
Она — и зорька, и бессонница,
Она миров своих опричница
И пылких чувств моих виновница.
 
Стихи нисходят вереницами
О ней, не раз во сне целованной,
О ней, парящей гордой птицею,
Любимой и не окольцованной.

О ней моя картина белая
С берёзками и снегопадами,
Средь них она румяной девою
Идёт ко мне и в руки падает.

Такой же снег ложится под ноги,
И тот же свет висит над улицей,
Где в этот час лишь злые дворники
Да кроны мёрзлые сутулятся.

Она – любви моей галактика,
Она звездой судьбы увенчана,
Она – далёкая, как Артика,
Однажды встреченная женщина. 

*  *  *

 Здесь мирно жизнь твоя струится,
И лучик падает всегда
С небес в окошечко светлицы,
Где ночью тихо спит звезда.

Вокруг села петлёй знакомой
Сомкнулись щупальца дорог,
Всё так же в доме — лик иконный
И тот же благостный мирок.

Узка садовая дорожка
К цветам и вишням от крыльца,
Летают пчёлы, дремлет кошка
Под трель пернатого певца.

В края великого раздолья
Заходят тучи по пути       
И льют на здешние угодья
Свои обильные дожди.

Во время бурного ненастья,
Когда не видно за версту,
Всё рвется, кажется, на части,
И веришь небу и кресту.

Но жизнь меняется и длится,
И лучик вновь скользит сюда —
С небес в окошечко светлицы,
Где ночью тихо спит звезда.

Живи, театр!

Искусством полнится обитель, 
Где лжи и злу не править бал,
Входя, не встретит добрый зритель
Кривых и розовых зеркал.

Аншлаг. Волнуются артисты,
Вот-вот последует звонок, 
И станут стенами кулисы, 
И зал откроется у ног.

Живи, театр! Под гром оваций
Блистай, придуманный герой, 
И дай нам повод посмеяться 
В рядах открыто над собой!

Здесь дух витает поколений,
Всему началом служит дверь,
Открыв её, шагают к сцене,
Твердя: «Иди, дерзай и верь!».

Актёр горячим монологом
Проникнет в души и умы,
Сейчас ему играть пророка,
А завтра демона из тьмы.

Живи, театр, меняй афиши,
Но грешный мир являя наш,
Заставь увидеть и услышать,
Как в нём рыдает персонаж!

И пусть любовь имеет право
На роль чудесную свою,
Пускай звучит великой правдой:
«Мой зритель! Я тебя люблю!».

Сотрётся грим, погаснут люстры, 
Последним выйдет режиссёр,
И жизнь то весело, то грустно
Продолжит с нами разговор.   

Живи заботой бесконечной
Не ради значимых наград,
А ради чувств, больших и вечных,
Твоё величество, театр!

Органист

К вершинам звука путь тернист,
Идёт к органу органист.

Семь нот восходят в бесконечность,
Где в чудных кладезях Минервы
Хранит незыблемая вечность
Ушедших гениев шедевры.

Аскет, живущий в мире Баха,
Презревший блеск иных пристанищ,
На миг застыл и после взмаха
Коснулся старых добрых клавиш.

Порыв души высок и чист,
Преобразился органист.

Всплывает звучно из-под пальцев
Мотивом нотного потока
Рассказ влюблённого страдальца
В манере стильного барокко.

Любовь не кроткая богиня,
Она великих подчиняла,
Талант и женскую гордыню
Она случайно повенчала.

«Корону нот» создал регистр,
Царит в миноре органист.

Чудесной даме гимн прекрасный
Сменился музыкой смятений,
Вскипел мечтанием напрасным
Аккорд отвергнутых стремлений.

Рождают плещущие руки
То зычным forte, то piano
Неописуемые муки
Внутри ревущего органа.

Струится пот. Последний лист.
Изнемогает органист.

Восстала, бурей разразившись,
Басов магическая сила,
Но, как всегда, не покорившись,
Творца любовь не отпустила.

Рука на клавишах поникла
С последним вихрем урагана.
Взыграло гулко… и затихло
Сердцебиение органа.

Сутул,  угрюм и неказист
В толпе идущий органист.

*  *  *

Я России моей — мгновение,
Очень русское, очень малое,
Но текут, словно воды талые,
По страницам стихотворения.

В них воспеты луга и тропочки,
Деревеньки и небо с птицами,
Где с утра золотыми спицами
Солнце вяжет для рощиц кофточки.

Будь искусником я талантливым,
Рисовал бы с утра до вечера
Храмов профили безупречные
И над ними — небесных ангелов.

Тем, кто вечно о ближних молится
И тому, кто за веру ратует,
Сотворил бы икону в радуге
С ликом плачущей Богородицы.

Слишком многое мы утратили,
Клинья бед вышибаем клиньями,
Оттого б заструились ливнями
Слёзы Божьей Пречистой Матери.

А закаты писал бы с горестью,
Как полымя времён антихристов,
Что царили в стране расхристанной
И следили за каждой совестью.

Мы за прошлое не квитаемся,
Всех готовы прощать и далее,
Были чадами православия,
Православными и останемся.

Жили мы и живём в терпении,
Крест великий несём без устали,
Потому что мы души русские
И России своей мгновения.

Поэты

Мы разные! Есть и русые,
Чернявые и седые,   
И любим напевы русские,   
Поля и дома родные.

Зовёмся за слог поэтами,
И тонких материй ради 
Поэмами и сонетами
Исписываем тетради.

Горячие посвящения 
Слагаем своим любимым, 
От всякого злоключения
Молитвами их хранимы.

Не винтики мы политиков, 
Но часто, глася о чести,
Маячим в прицелах критиков
Мишенями — в перекрестьях.

На слабых не глянем искоса,
Нам святы законы сердца,
По вере и духу сызмальства
Мы братья в миру и сестры.

Поэзия — есть вселенная,
Где ярких не счесть созвездий,
Сияют — благословенные,
Иные — мерцают в бездне.

Нам чуткость и понимание
Даны, чтоб тягучей гущей
Людские переживания
Процеживать через души. 

Сойдя на конечных станциях,
Мы к райским богам и птицам 
Уйдём, а стихи останутся
Наследием на страницах.

Надежда Камянчук

Поэт, член Союза писателей России.
Живет и работает в городе в Пскове.

подробнее>>>

ПСКОВУ
Подай мне руку, древний Псков,
Чтоб я сумела ухватиться,
Ведь так хотелось бы сродниться
С тобой — хранителем веков,
С загадкой каменных крестов,
Пронзивших жилистые почвы,
С сияньем  Крома днём и ночью   
Над цепью арок и мостов…

Дай, постояв у древних стен,
В поклоне искреннем склониться,
Дай из Псковы водой умыться
И не спешить привстать с колен,
Чтоб колокольный перезвон
Из синевы наполнил душу —
Я буду слушать, слушать, слушать
Со всех сторон! Со всех сторон!

И вот уже весь Псков звенит
С больших и малых колоколен…
Звони! Звони же, город-воин!
Пока звонишь — и Русь стоит!

ЗОЛОТОЙ ПСКОВ
Весь в золоте осеннем Псков!
В сусальном золоте!
Крестами древних куполов
Навек приколотый
К необозримой синеве –
Небесной пристани,
К великой тайне, что вовне –
Высокой истине.

Гляди, как стены у Кремля
В реке купаются,
Над ними алая заря
Встаёт, красавица!
И вот уж, — чудо из чудес, —
Златое солнышко
Скатилось яблоком с небес
В реку на донышко,

Поплыли блёстки по реке —
Скользят колечками,
Дрожат, мерцают вдалеке
Огнями-свечками,
И колокольный перезвон
Несёт течение,
Со всех сторон –
динь-дон, динь-дон —
Благословение!

ПСКОВСКАЯ МЕТЕЛЬ
Наискосок! Наотмашь бьёт
Неукротимая метель!
Она свистит, летит, метёт,
Кружится, словно карусель,
И не видать, и не узнать
«Покровки» с крышей из досок,
Чистейший снег, как  благодать,
Летит с небес наискосок!

В щеку!  В лицо! Слепит глаза…
Весь город скрылся  в пелене…
И снег ли это, иль слеза?
И сквозь меня! И всё во мне:
И этот Кром, что за углом,
Не виден…  Только с высоты
Со звонниц всех — бим-бом, бим-бом —
Несётся прямо на мосты!

И всё трепещет, всё летит,
Искрится в облаке седом…
А Кром стоит. И Псков хранит
Страну и улицу, и дом,
Детей и мудрых стариков,
Тех, кто в строю и не в строю…
Среди веков, среди снегов
И я на краюшке стою!

КОГДА-НИБУДЬ ЗАКОНЧИТСЯ ВОЙНА
Когда-нибудь закончится война
И отшумят тревоги и атаки,
Посередине голода и драки
Вновь возродится мирная страна:
И вознесётся! Вырастет она:
Далёкий Космос будет ей подарен,
И ты увидишь – полетит Гагарин…
Когда-нибудь да кончится война!

Ну, а пока немного потерпи,
Пять лет до дня Победы — и не больше:
Ещё под Сталинградом да и в Польше,
Нас ждут кровопролитные бои.
И миллионы павших на войне,
Не сдавшихся врагам и убиенных,
Святых для нас — и тленных, и нетленных,
Дотла сгоревших в мировом огне…

Ты потерпи, поднимется страна
Отстроятся и задымят заводы…
Когда-нибудь восстанут все народы,
Чтоб навсегда закончилась война.

Но вдруг заполыхал Афганистан,
И Сирия… И НАТО у границы…
Но всё ж, пока летят по небу птицы
Надежда есть. Сигнал ещё не дан…
И невозможно все их перечесть,
Те страны, где кровавые разборки.
Из пепла нам скажи, Василий Тёркин,
За что стране российской эта честь —
Спасать весь мир и, жертвуя собою,
Ложиться грудью на фашистский дот?

Склони колени, мученик-народ,
Перед распятьем, как перед судьбою… 
Когда-нибудь да кончится война…

НАЧАЛО ВЕЧНОСТИ
Тогда со всех веков, со всех сторон
Катилось в горку молодое лето,
И это было! Это было где-то,
Где молодость, похожая на сон,
Всем певчим птицам вторя в унисон,
Бродила без раздумий и сомнений
Здесь, на земле, среди кустов сирени,
Где всё дышало, подпевая ей,
Порхало, трепетало и жужжало,
И в вечность исчезало, как начало
Конца таких коротких юных дней,
И не было прекрасней и важней
Того, что, расцветая, обещало…

И музыка, кружившая в саду,
Играла в золотых лучах заката,
И всё творилось, зрело всё когда-то,
В каком-то веке, в молодом году,
Звенело всё, и жили все в ладу,
И счастье! Счастье пО небу летало:
Катилось в горку, скатывалось вниз…
И так ли было? Или не бывало?
Господня воля или мой каприз?
И как опишешь вечности начало?

А у начала есть всегда конец,
Когда слетают лепестки сирени,
Когда сникают листики растений
И получают царственный венец
Из белого и жертвенного снега
Для долгого холодного ночлега,
И перед гордой поступью зимы,
Заснут, беспечны и обнажены,
В предчувствии весеннего побега,
Когда со всех веков, со всех сторон
Придёт тепло, отдав земной поклон,
На поле созревающего хлеба!

БЕЗОТЦОВЩИНА
Безотцовщина мы. Безотцовщина
— Лопоухая поросль страны, —
Всё едино — Урал или Псковщина —
Детство общее после войны.
Ребятишки! Глазёнки как пуговки, —
Вот такая мы были шпана —
Но словами прорезались буковки —
«МА-МА». «РО-ДИ-НА». «МИР» и «СТРА-НА»…
Буквы круглые, нужные самые
Аккуратно стояли рядком,
«СССР» сразу следом за «МАМОЮ»,
А потом и «ПО-БЕ-ДА», и «ДОМ»…

Октябрятскую красную звёздочку
Крепкой ниткою криво и вкось
Пришивала на белую кофточку
И надолго пришила. Насквозь!
Всё мне чудится, всё мне мерещится
Та страна и весна за окном
И опять в моей памяти плещется:
«МАМА»… «РОДИНА»… «ДЕТСТВО» и «ДОМ».

УВЕЗИ МЕНЯ В ДЕРЕВНЮ
Отвези меня в деревню,
Где горланят петухи,
Где кудрявые деревья
Хороводят вдоль реки,
Где на поле, как на блюдце,
Разливается туман…
Мне в деревню бы вернуться —
Посетить, как Божий храм.

В одуванчиковом рае
Голубые небеса,
По ночам собака лает,
Не ленясь, по три часа
Топотят домой коровы,
Колокольцами звеня,
Там все живы и здоровы:
И деревня, и родня.

Я в бревенчатой избушке
Расстелю половики,
Напеку блины-ватрушки,
Погляжу из-под руки,
Как восходит над дорогой
Вековечная звезда…
Увези же, ради бога
Ненадолго навсегда!

МАМИНА ДЕРЕВНЯ
Деревушка, деревенька, как же мне её найти?
Ни далёко, ни близенько не доехать, не дойти.
Нет отметины однако: ни погоста, ни креста…
Хоть бы взлаяла собака ради господа Христа…

Всюду согры и болота, череда да лебеда…
Пролезать кому охота, коли нет туда следа?
Но вглядишься: где деревья тёмно-серою волной,
Там почудится деревня, дом забытый и родной,

В этом доме половицы — пошевелишься — ворчат…
Хоть зайти воды напиться, там где часики молчат,
Подойти к дверям — откройте, мама, бабушка и дед! —
Тишина… Не беспокойте: здесь живым ответа нет.

На щеку слеза скатилась с облетевшего куста
И как малость, и как милость ради господа Христа… 

ИЗ ДЕТСТВА
Ты опять в снегу явилась! Не девчонка — снежный ком!
Обметайся, сделай милость, да на печку кувырком.
А на печке, как на троне, там с уютной вышины
Подо мной, как на ладони, все события видны:
На углях пекут картошку, —  уж готовая, кажись!
— Подставляй свою ладошку да смотри, не обожгись…

Не могу найти ответа, почему и отчего
Слаще той картошки нету, что из детства моего,
Да не взять ее рукою, возраст мой тому вина…
Счастье — что это такое? Детство, печка и зима!

ГРОЗА
Клубится неба полоса — крадётся тень,
По небу катится гроза — тускнеет день,
Уже в смятении леса — там мрак и страх,
Не слышны стали голоса залётных птах,
Дыханье холода — в висок. И вдруг — окрест
Разряды грома — и  поток полил с небес!
С кустов срывается листва и здесь, и там
Природа в вихрях торжества — и «Аз воздам!»
И не жалея, не щадя, дробит! Крушит!
Стальными струнами дождя весь мир прошит!
Как будто что-то сорвалось, — сошло с оси, —
И сверху вниз, и вкривь и вкось по всей Руси! 

БЛУДНЫЙ СЫН
Это я, Отец. Это я…
Ты пусти меня отогреться
Погляди – вот вся жизнь моя
Прямо в старость
Да через детство.
Некрасив я, плешив, убог,
Ноги стёрты и тело грязно,
Ты пусти меня на порог,
Хоть и всё во мне
Безобразно,
Я ослаб, я совсем один,
Исчерпал я себя до срока…
Я вернулся, твой блудный сын,
Одиноко мне…
Одиноко…
И прости ты меня, прости,
Что обидел тебя, оставил
Ты с ладони меня пусти
Прямо в небо —
Да в птичью стаю!

 НА БАЛУ
О, как красив кавалергард Дантес!
Как грациозно движется в мазурке!
Средь местных неотёсанных повес
Подобен он фарфоровой фигурке…
— Уймись, Катрин! Не пялься на мужчин –
Не забывай, что ты — не в Полотняном…
Известная особа, Растопчин,
В монокль глядит в упорстве постоянном…
Украдкой наблюдай из-под ресниц
И будь скромна: веди себя достойно…
Да, Жорж изящен, строен, белолиц,
Но поведение его весьма фривольно…

За окнами дворца толпились волны,
Гранитные целуя берега,
И дни неслись водою невской полны,
Не отличая друга от врага.
А между тем уже сложились части
Мозаики, что зрела в небесах:
Уже француз, опасной «белой масти»
Ликует, с искрой бешеной в глазах…
А бал шумит, мелькают аксельбанты,
Вертятся фалды, перья, веера…
И антраша выкидывают франты,
И карточная мечется игра,
Летит волна по залу вихревая
И затихает… Кто же там в углу? —
Какая сцена жуткая, немая —
Дантес… Поэт… Перчатка на полу…
И шёпоток по залу: «Пасквиль… пасквиль…
Геккерн… Идалия… А вот и Натали —
Красивое лицо подобно маске
И беспечально кротко — c’est la vie …

И ветер! Ветер носится и свищет:
Уж двести лет кружит вокруг земли
Как будто потерял кого и ищет:
Дантес и Пушкин… Пушкин… Натали…

 ПО ДОРОГЕ В СВЯТЫЕ ГОРЫ
— Что там? Что там на дороге?
Не видать в метели зыбкой,
Кто маячит за кибиткой?
То ли сани, то ли дроги?
С высоты шальные мысли
Снегом сыплются за ворот —
На дороге друг иль ворог?
Наверху, в ветвях, не рысь ли?

— Эй, кого везёшь, служивый?
— Прах российского пиита!
На дуэли пал, ретивый…
Ишь, слуга его, Никита,
Седину к холодным доскам,
Знать, навеки приморозил —
Днём и ночью точит слёзы,
Да свечу мусолит с воском.
Почитай, все дни и ночи
Он над гробом причитает…
Чуешь? Вот опять бормочет,
С крышки снег полой сметает:

«Ох, не надо бы… Не надо
Торопиться к Чёрной речке,
Постоял бы на крылечке
Да не вышел за ограду.
Ну, подумаешь, бумагу
Кто-то сдуру накалякал…
Прочитал бы да поплакал,
Но от дома — ни полшагу.
Да и вовсе век не знать бы
Ни Натальи, ни француза.
Не влетела б пуля в пузо,
Коли не было бы свадьбы…
Почему меня оставил
Горемыкой жить на свете?
Лучше бы Господь избавил —
Взял к тебе, мой ясный свете…
Всем нам ведомо – от смерти
Невозвратная дорога…
Всё едино! Всё от Бога
Во вселенской  круговерти… «

Вот уже  исчезли сани,
Торопясь в Святые горы,
Где открыты все затворы
В нужный час без опозданий,
В вихре снега, в мир рассвета,
Прямо к звёздам негасимым…

Колокольчиком незримым
Вздрогнет целая планета!

В МИХАЙЛОВСКОМ
Свеча горела, он писал
И на полях рукой небрежной
Чертил знакомый профиль нежный
И чью-то ножку рисовал.
О, вдохновения полёт —
Душа вспорхнёт,
И вдруг случайно
Соприкоснётся с звёздной тайной
И лира дивно воспоёт:

— Я помню чудное мгновенье… —
Самозабвенно пишет он,
Охвачен радостным волненьем,
В воспоминанья погружен,
И рифмой чтобы пересилить
Изгнанья черную черту,
Вместить любовь и красоту,
И шелест трав, и воздух синий,
И дуб зелёный на бугре,
И предсказание кукушки,
И тёмный локон на подушке,
И поцелуи на заре.

А предрассветная пора
Встаёт беспечна и туманна…
Взлёт лебединого пера
И он напишет имя – Анна!

БОЖЬЯ ЗВЕЗДА
Гляди, как вьётся снег веретеном –
Не выйти за порог в такую пору…
Шагнёшь, а сверху свалится за ворот,
Да не комочком — целым валуном…
Растает и водицею живой
Сползёт с воротника — да под рубаху…
А тьма вокруг — с ума сойдёшь от страху,
Когда со всех сторон несётся вой!

Глянь, вспыхивают яркие огни,
Из-за кустов то тут, то там мелькая…
За хутором здесь бродит волчья стая,
Да вот и след их поперёк лыжни!
Такая здесь дремучая тайга…
Такая глухомань среди державы…
Ни зависти, ни спеси, ни врага —
Здесь все равны, все правы и неправы…

Семь километров… Ну же! Потерпи…
Уже видны огни, село. И — школа!..
Пускай благословит твои пути
Небесный старец с именем Никола…
А под ногой раскинется пластом
Страна болот, лесов и бездорожья,
На небесах звезда сияет Божья,
Где мама на погосте под крестом.

СТАРАЯ ПЛАСТИНКА
Дай-ка я тихонько сдую
С диска мелкие пылинки,
Пошепчу и поколдую —
Пусть, как раньше, по старинке,
Заскользит игла по кругу,
Песней давней обернётся,
Жеребёночком по лугу
Побежит и не споткнётся…

Посмотри: уже «Девчата»
Приютились на афише,
Ветерок семидесятых
Пробирается по крыше —
Белым яблоневым цветом
В памяти моей кружится
И любимые тем летом
Возникают звуки, лица…

Тихо кружится пластинка,
И глаза, как будто перцем…
По щеке сползает льдинка…
Всё равно: спасибо, сердце,
За любовь и за разлуку,
Юности былой порывы,
И за раны, и за муку,
И за то, что все мы живы…

И хотя залётный ветер
Тормошит иные флаги,
Мы еще на белом свете
Понаделаем зигзаги
По дорогам и по лугу
И по травам, как из шёлка —
Лишь бы бегала по кругу,
По пластиночке иголка!

ПРИВИЛЕГИИ ЦАРЕЙ
О, эти «привилегии царей» —
Корона, власть, предательство и плаха:
Алеет кровью царская рубаха,
А уж другой властитель у дверей.

А как стремился он туда попасть —
Вперёд, наверх, к блистательному трону!
Надвинув вожделенную корону,
Познать неограниченную власть!

И снова повторится этот круг:
Корона, власть, предательство и плаха,
И кровью напоённая рубаха,
И на груди скрещенье мёртвых рук.

А времена торопятся в века
Сминая человеческие судьбы,
Народной кровью полнится река,
Где тонут и правители, и судьи,

И бесконечна эта круговерть
Войны безумной — топора и плахи.
Из каждого прицела смотрит смерть
На белые крахмальные рубахи.