Татьяна РЫЖОВА
«ВСЁ ПРОЙДЕТ… А РОССИЯ – ОСТАНЕТСЯ!»:
ТЕМА РОДИНЫ В ТВОРЧЕСТВЕ СТАНИСЛАВА ЗОЛОТЦЕВА
(к 75-летнему юбилею поэта)
Временем Станислава Золотцева, «гостившего» на этой земле в период с 1947 по 2008 год, были и послевоенные годы, ещё ощущавшие отзвуки минувшей войны, и годы восстановления страны с верой в светлое коммунистическое будущее, и горькие годы упадка и распада СССР, вслед за которыми пришли перестройка, лихие времена 90-х с переделом собственности под лозунги о новых капиталистических отношениях, о либерализме и демократии и, наконец, медленное, болезненное движение России на пути к возрождению.
В истории Родины этого периода, как в зеркале, отражается история жизни и творческой биографии поэта. Поэтому я посчитала уместным в начале своего литературно-критического обзора обозначить хотя бы основные вехи его жизненного пути. Родился Станислав в деревне Крестки близ Пскова, с 15 лет работал слесарем на одном из псковских заводов и, как многие ребята тех лет, по вечерам учился в школе работающей молодёжи, а затем успешно сдал экзамены на филологический факультет Ленинградского Государственного Университета. После окончания ЛГУ в 1968 году, Станислав некоторое время работал переводчиком в Индии, позже стал преподавать в Историко-архивном институте в Москве. Вскоре защитил диссертацию на степень кандидата филологических наук. В течение нескольких лет служил офицером морской авиации на Северном флоте.
Писать Станислав стал очень рано, публиковался в известных литературно-художественных журналах, а первая книга его стихов была издана в 1970 году. Тогда же он был принят в Союз писателей СССР. Перу писателя принадлежит 25 стихотворных сборников, несколько книг художественной прозы и научных исследований по отечественной и зарубежной литературе, а также боле 20 книг поэтических переводов на русский язык писателей Востока и Запада. Кроме того, С. А. Золотцев оставил заметный след в публицистике конца 80-х годов яркими статьями, осуждающими политику разрушения отечественной культуры и распада СССР.
Известная истина, гласящая, что стержневые свойства поэтического таланта и мироощущения во многом определяются «почвой», на которой начинала произрастать и формироваться судьба автора, кажется удивительно справедливой, когда речь заходит о поэзии Станислава Золотцева. Такой почвой для него стала древнерусская псковская земля, неотделимая от истории России, русского православия и Пушкинского гения. Тема родины пронизывает буквально всё его творчество, распространяется на всё тематическое многообразие его лирики.
Поэт обладает качеством, которое я назвала бы «прорастанием в родную землю». Поэт и сам не мог не ощущать этого, хоть и использует другие глаголы, передающие это состояние:
…Снег и солнце вдвоём
Полонят окоём
Красотой – как её не зовите.
В красоте, в чистоте,
В зоревой высоте
Серебристые тянуться нити.
Я ПРОШИТ ими весь.
Я на родине здесь,
На славянской земле заповедной.
(«Я в снегах, как в шелках». Стихотворение
написано в Святогорье, там, где могила Пушкина)
А вот ещё:
……………………….
И я живу теперь в своём народе
И на земле единственной моей.
И РАСТВОРИЛАСЬ в пушкинской природе
Моя душа среди родных людей
Или, например, это:
…И всё-таки меня окликнут снова
На той земле, где начал я житьё.
И с древней честью города родного
СОЛЬЁТСЯ имя древнее моё.
(Псковские строки)
Надо заметить, что поэтическое предвидение поэта о единении своего имени с родным городом не обмануло его: он любим и почитаем в Пскове, да и главная песня Пскова – его Гимн — написана на стихи Золотцева. И как тут не вспомнить искромётные строчки псковской поэтессы Ирены Панченко:
Станислав у нас, друзья, таков:
У поэта сердце – город Псков,
Мудрая поэта голова —
Это златоглавая Москва.
………………………………
Как ни мил ему столичный кров,
Станислав опять вернётся в Псков.
Ведь поэт без сердца – прах да тлен.
Ну а Псков для сердца – сладкий плен.
Строчки эти взяты из шуточного Посвящения Золотцеву, опубликованного в сборнике эпиграмм и пародий «Шутить – не плакать», 2000 г., но по сути своей они совпадают с почти программным признанием самого поэта, обращающегося к своим землякам:
…………………………………
Если что-то доброе я создал –
это потому, что с юных пор
жизнь сверял не по столичным звёздам,
а по звонам Пскова и Печор.
Этот зов не вымер и не замер,
в нём звенят грядущего ключи…
Потому и жив я только с вами –
навсегда родные земляки.
(Землякам)
И как поэт «прорастает в родную землю», так и древний Псков поистине «прорастает» в каждую строчку Станислава Александровича. Кажется, нет ни одной детали, связанной с прекрасной и нелёгкой судьбой Псковской земли и её народа, которая не затронула бы душу Станислава Золотцева и не нашла бы отражение в его творчестве:
Это мой нерукотворный венец,
с плотью, духом и судьбой нераздельный,
древний край, где жили мать и отец,
для меня – не только место рожденья.
Это город, и деревня, и сад,
Сотворённые мозолями предков,
Это древо их трудов и утрат,
Жизнь моя его молодшая ветка.
(Псковская рапсодия.С.58)
Однако было бы несправедливо называть Золотцева только псковским поэтом, поскольку его творческая биография и поэтическая известность не ограничилась рамками одного лишь края. Он, без сомнения, поэт всероссийский, внёсший ещё и значительный вклад в международную литературу своими поэтическими переводами писателей Востока и Запада.
Но также очевидно, что «русскость» поэзии Золотцева проистекает из её «псковcкости». Да и осознание себя русским и понимание того, что это значит, пришло к поэту именно на этой земле, которую он облекает в истинно патриотические строки в одной из своих миниатюр:
« ….Впервые в тот зимний день на заповедной, святогорской, пушкинской земле я ощутил: быть русским значит принадлежать русской земле всегда. Быть её частью во все века и времена, и минувшие, и грядущие. Быть её частью во всех её лихолетьях… (Псковская рапсодия.С.121).
Как очевидно и то, что эта земля для поэта суть Отечество, вся Россия: «СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ. Земля Словенских ключей. Это — наша последняя Стена. И падёт она лишь вместе с нами. Она падёт лишь тогда, когда во всех наc умрёт, исчезнет, уничтожено будет то, что зовётся Р о с с и е й. Чувство того, что мы – русский народ… Она – это мы сами….» (графические выделения букв в словах принадлежат С.Золотцеву).
Родина Золотцева – это живой организм, и поэт находится в каждой его клетке. На счёт этого у него самого нет и тени сомнения: «Это для меня – единственное место на свете, где я всем существом ощущаю дыхание Русской Вечности, а себя – её частицей» (Псковская рапсодия, с. 4).
И действительно: у поэта почти физическое ощущение родины, восприятие себя как части её — будь то боль за многострадальную, разрушаемую страну конца уходящего 20-го века как, например, в стихотворении с первой строчкой «Земляк-писатель, поклон тебе и спасибо…», когда боль сада, олицетворяющего Родину, становится болью поэта: «сердце стало сплощной занозой»:
………………………………………..
Я всё понимаю: сегодня эпоха прозы,
Никчёмны вздохи над прошлым, никчёмны слёзы.
Леса вырубают – не только что старый сад,
но прямо в меня такие щепки летят,
что сердце стало сплошной занозой…,
будь то его радость и грусть, неотделимые от прошлого и будущего родины:
……………………………..
Тогда я прадедам улыбнусь,
Поведав радость свою и грусть,
И двери правнуку в дом открою,
и сам в грядущую выйду Русь.
Буквально каждым своим стихотворением поэт «поёт родине о любви». Однако любовь к родной земле передана не через декларативные пассажи о своих к ней чувствах – да и глагол «любить» по отношению к родной земле он использует редко. Пожалуй, так демонстративно, и даже дважды произнесённое, это слово появляется только в двух его стихотворениях: «Пскову» — «как я люблю этот город заснеженным!» и «Затонуло в дождях…» — «…я детской любовью люблю эту пору». Но и при этом поэту удаётся избежать банальности расхожей словесной формулы признания в любви – в первом случае это достигается почти визуальной конкретизацией сказочного состояния зимнего города, которое не может не вызвать чувства восхищения – его первозданная заснеженность, сквозь тишину которой проступает не просто история — вечность.
Как я люблю этот город заснеженным –
в завесях, в нависях и в кисеях,
неузнаваемым и незаслеженным,
неразличимым в пуховых слоях.
…………………………………………..
Снежная воля! Ни лязга, ни скрежета.
Колокол звякнет – и снова затих.
Как я люблю этот город заснеженным –
вылепленным из столетий седых…
(Пскову)
Во втором упомянутом стихотворении – аналогичный приём детального, осязаемого описания бесхитростных сельских прелестей любимой им поры на любимой земле, так оправдывающих использование автором традиционных, веками повторяемых слов признания в чувствах:
…………………………………………………….
И поныне я детской любовью люблю эту пору –
Хлопотливые, дымчато-влажные, гулко-седые деньки…
Горько вянет ботва, и простудно рокочут моторы,
И холщовые пасти свои
На меже разевают мешки.
И мои земляки тонут в сизой испарине пахот.
И родные мои над картофельной гнутся грядой.
………………………………………………………
(«Затонуло в дождях…»)
Да, разные поэты по-разному «любят» в стихах свою родину. Одни громкоголосо воспевают дорогую сердцу землю, другие намечают свои чувства лишь пунктирно, словно боясь словесной банальности в её прославлении.
Как мне видится, глубокая любовь Золотцева к Отечеству умещается не в громких фразах: ОН ОБЛАДАЕТ ДАРОМ ОБЛЕЧЬ В СЛОВА САМИ ЧУВСТВА – ИСКРЕННИЕ И ТРЕПЕТНЫЕ. Стихотворение поэта о русской берёзе – ярчайший тому пример. Привожу его целиком.
Сколько русской земли
повидал и в дожде и в морозе,
сколько знал красоты в каждом малом её уголке –
но ещё не сказал, ничего не сказал о берёзе,
о серёжках её, о дрожащем зелёном платке.
Да и нужно ли это?
И так уж немало пропето…
Не устали о них заливаться лихие меха.
И недаром возникла печальная шутка поэта,
что о каждой берёзе написано по два стиха.
Ей не легче от песен
стоять под колючей пургою
на высоком бугре, в леденящем глухом январе.
…Подойду к ней без слова
и ветку поглажу рукою,
и щекою прижмусь
к промороженной нежной коре.
Формула любви человека, поэта и гражданина Станислава Золотцева выражается в восхищении, в сопереживании и сострадании к Отчизне, в знании её людей и истории, в приятии её судьбы. Он искренен и предан в своей любви, и поэтому, наверно, ему так важно, чтобы это чувство было ответным. И не великое ли это счастье для поэта, тонкого и требовательного к своему творчеству, каковым был Станислав Золотцев, обрести в ответ на свою любовь ощущение духовной взаимности, вызванной плодами его ремесла?
…………………………………
И не знаю, кому –
может, матери, может, любимой,
может, просто земле, затонувшей в осеннем хмелю,
я пою о любви, о высотах её и глубинах,
и в ответ раздаётся бессмертное слово –
Люблю!
Любовь к родине у поэта не статична – она подвижна и отражает все нюансы и изменения, происходящие в этом дорогом для него организме, а, значит, и в самом поэте. Как родителей тревожит эволюция внутреннего и внешнего состояния растущего ребёнка, так и Золотцева волнует всё, что происходило и происходит с его Родиной, подверженной непростым «болезням роста».
Он с ней, чтобы не случилось, несмотря на её ошибки и заблуждения. Нота трагического мироощущения в творчестве писателя на фоне событий, происходящих в России конца ХХ-го века, появлялась довольно часто. Однако трудно не заметить, что вера в обретение русским народом утерянных духовно-нравственных ценностей, и оптимизм, несмотря ни на что, доминировали в его творчестве. «И надо жить, пока душа жива/ и лихолетьем не убита нежность,/ и стебли трав сплетаются в слова:/ Входящие, оставьте безнадежность!» — восклицает поэт.
Любовь поэта к Отчизне самоотверженна и полна надежды на прекрасное будущее для страны. Он живёт верой в силу жизни русской земли, – «неизменной, сокровенной, работящей», не приемля для этой земли чуждые, как ему кажется, «прелести других цивилизаций»:
………………………………………….
Эта жизнь осталась жизнью настоящей
даже с тысячью болячек и пороков.
Что ей прелести других цивилизаций,
что ей липкий иноземный свет в оконце…
Только эта жизнь и может жизнью зваться:
в ней слышнее звон церквей,
чем звон червонцев.
Сердцевину в ней разлады и разбои
не убили, хоть и крепко подкосили,
и осталась эта жизнь самой собою,
потому что эта жизнь — сама Россия.
Читая стихи Золотцева, начинаешь вдруг понимать, что у него было чувство личной ответственности за судьбу России, за все события, происходящие в ней. Словно осознавая за собой эту миссию, он снова и снова обращается к теме, которая тревожит его ум и сердце – это дальнейшая судьба Родины, будущее Русского народа. И вот ещё интересное наблюдение: поэта беспокоит, что он может не успеть сделать чего-то очень важного для Родины в трудное для неё время, может даже умереть, не успев помочь ей, хотя бы как поэт, «звенящий в стуже соловьём».
Так в стихотворении с горьким названием «Как смола ядовитая, тянется…», определяющего суть тяжёлого для России времени начала 90-х, поэт ведёт разговор со своей душой, умоляя её не покидать его, дождаться «зари», в приход которой он свято верит.
Как смола ядовитая, тянется
Смута нашего хмурого дня…
Ах, душа моя, вечная странница,
Не спеши улетать от меня!
Как полночный измученный пьяница,
Рухнул век у своей же двери.
Ах, душа моя, вечная странница,
Нам бы только дожить до зари!
Заиграет она, забагрянится,
В поле вешнем прогреет ростки…
Ах, душа моя, вечная странница,
Мы и хуже знавали деньки.
…………………………………………..
Что, душа моя, вечная странница,
Тяжко в стуже звенеть соловьем?
Всё пройдет… А Россия – останется!
Ради этого мы и живём.
(1992)
«Всё пройдет… А Россия – останется! Ради этого мы и живём» — эти слова стали своеобразным лейтмотивом целого ряда стихов поэта о Родине, в которых он искренне и убедительно раскрывает истину о незыблемости России, живущую испокон веков в русском народе. И трудно не разделить эту выстраданную поэтом веру, которая идёт у него из самого сердца:
Не будет последнего дня у России.
Не будет последнего дня.
Последний Иуда на красной осине
удавится в кроне огня.
И время само, и себя пересилив,
мы выстоим, веру храня.
Под кровом небес, то свинцовых, то синих,
надёжней душа, чем броня.
Не будет последнего дня у России…
Не будет последнего дня!
Не зря же мы тысячу лет возносили
молитвы с колен и с коня.
Не будет последнего дня у России!
Не будет последнего дня…
День первый творенья
лучи золотые возносит, в колосьях звеня.
По звёздам и росам ногами босыми
сквось вечность бежит ребятня…
Не будет последнего дня у России.
Не будет последнего дня.
(Из историко-лирической поэмы «Прощание с xx веком»)
Когда я писала заключительные строчки этой статьи, пришло радостное известие о том, что к юбилею поэта успел выйти в свет сборник сонетов Станислава Золотцева «Лебединых крыльев перезвоны», поддержанный финансово Псковской областной администрацией.
«Это должны быть именно сонеты, — настаивала вдова поэта Ольга Золотцева, — ведь Станислав так любил этот жанр!»
И это действительно так. Вот какими словами сам писатель выразил своё отношение к сонету и объяснил причину приверженности этому жанру:
— «Сонет – самая излюбленная для меня из всех форм стихотворчества. Я захвачен был ею ещё в самые юные свои годы, в начале литературного пути. Впрочем, как и положено начинающему, какие только образцы строфики и архитектоники стиха не перепробовал тогда, в шестидесятые-семидесятые.
Но из всего этого моря стиховой филиграни единственно ж и в о й (по крайней мере, естественной для моего голоса) формой остался сонет. Он – всевластен. Ведь его имя происходит от итальянского глагола «звенеть». А музыка русской поэзии насквозь колокольна: в ней – и набат, и благовест, и свадебные бубенцы, и валдайские медные певчие птицы, и «звонки» в прежних школах. И шедевры гончаров, и крохотные колокольчики в украшениях женщин нашего Севера… А, главное, сонетом можно сказать в с ё ! Бывает: в его 14 строк умещаю то, что говорил в какой-либо поэме, написанной в молодости…» (из книги поэта«14 колоколов любви»).
Добавлю от себя, что сонеты, вышедшие из-под пера поэта в 90-е и, особенно, в последние годы уходящего столетия, смогли вместить в 14 строк невероятно острое ощущение поэтом состояния, в каком оказалась тогда Россия. И та вера в её живучесть и праведность, о которой говорилось выше, звучит в его сонетическом творчестве так, как будто бы Станислав Золотцев написал эти строки вчера. Чего стоит хотя бы вот этот сонет!
НОВЫМ ЗАВОЕВАТЕЛЯМ РОССИИ
Вы не поставите нас на колени!
как судный день – этот гибельный час.
и наших предков священные тени
с благословением смотрят на нас.
пора лишений, крушений, сомнений
на Русь не в первый обрушена раз.
вы не поставите нас на колени.
вы знать не можете правду о нас.
не покорится вам русское слово –
не покорится, светла и сурова
тысячелетняя наша душа.
любое поле у нас – Куликовым
стать полем праведной битвы готово,
безмерной волей славянской дыша…
А поскольку Станислав Золотцев писал стихи и на английском языке, то, отдавая ему дань как лингвисту и переводчику, мы включили в сборник некоторые его сонеты в переводе на этот язык. Выполнены они известной московской переводчицей Еленой Пальвановой и мной. Сонет «Новым завоевателям России» довелось перевести мне. Решила включить сюда и перевод, посчитав, что будет неплохо, если этот замечательный сонет прозвучит ещё и на английском.
TO NEW CONQUERORS OF RUSSIA
You’ll never make bring us to our knees!
The Day of Judgment — this disastrous day.
And even our ancestors’ shadows, it seems,
Watch and bless us from where they stay.
It’s not for the first time for Russia to see
Hard days of crashes, doubts and pain.
You’ll never make bring us to our knees!
Not knowing our truth you will try it in vain.
Russian Word will not submit to you ever —
Nor will so bright, and so stern, and so rare
Our thousand-year-old Russian soul.
Any field with us is just «Kulikovo»
Ready to turn in a battlefield fair,
Breathing the Slavic freedom filled air.
Для Золотцева Россия, её прошлое, настоящее и будущее, всегда была связана с Православием. Да и мысль о незыблемости России у поэта всегда подкреплена Верой:
…………………………………
Но сколько бы нас не гасили –
Горим, как свечи подо льдом.
Не угасай, моя Россия –
Последний в мире Божий Дом…
(Последний дом)
И хотя само слово Вера не так уж часто появляется в его поэтических строчках, его содержание раскрывается у него через целый ряд других понятий, близких и дорогих русскому человеку. К ним можно отнести, в частности, такие как: Всевышний/Бог/Господь/Христос/Спаситель, Божья Матерь, Храм/Церковь/Божий дом, Крест, Святые праздники, Душа/Дух, Молитва/Покаяние/Божье слово, Святые места, Пастырь, Паства.
Перечисленные духовные словоформы неотделимы в художественном восприятии поэта от ключевых «светских» слов, с которыми, понятийно и ассоциативно, он отождествляет родину: Отечество/Отчизна/Родина/Русь/Россия/Держава/Москва/Псков, Правда, Дом, Воин/Витязь, Битва, Столетье, Любовь, Красота и другие.
Идея Православия, как одной из основ величия и державности России, нашла воплощение в его «Гимне грядущей России», которым мне хотелось бы завершить свой обзор лишь небольшой доли поэтического наследия Станислава Золотцева, в котором голос замечательного русского поэта о Родине звучит так злободневно и, хочется верить, пророчески.
ГИМН ГРЯДУЩЕЙ РОССИИ
Обретая земли и моря,
что тебе принадлежат по праву,
возродись, Империя моя,
Русская Великая Держава!
Древнее духовное зерно
вырастает в новую святыню.
Никому на свете не дано
поселить в душе твоей пустыню.
Чистым светом братства и любви
озарись, единое славянство.
Неубитой волей оживи
наших нив безмерное пространство.
Обрати сиротское жильё
в отчий дом для дочери и сына…
Возродись, Отечество моё,
наша неделимая Россия!
Не поправ собою никого,
оставайся Русью Православной.
Веры предков корень вековой
да пребудет нашей сутью главной.
Пережив лихие времена
униженья, смуты и насилья,
возродись, огромная страна,
вольная и вечная Россия!
Над сынами павшими скорбя,
твой соборный мир многоплемённый
пусть навек исторгнет из себя
чуждые границы и кордоны.
Да сомкнутся все твои края
под багряным стягом Правой Славы.
Возродись, Империя моя,
Русская Великая Держава!
(октябрь, 1993)
г. Псков
ПОЛОЖЕНИЕ
ПОЛОЖЕНИЕ