К 10-летию со дня гибели поэта
10 лет назад, в августе 2003 года, погиб замечательный поэт Денис Коротаев — член союза Писателей России с 1994 года, лауреат всероссийской национальной премии в области поэзии имени Сергея Есенина, сподвижник, который привел в лоно СПР не одного молодого поэта. Ему было всего 36 лет. Не так и мало для настоящего поэта, у которого вышел еще при жизни не один сборник стихов, и каких стихов! Глубокая философская лирика сборника «Белые тени», вышедшего в 1998 году, удивляет мудростью столь молодого автора, а последний при жизни сборник «Итак» ( 2001) – это стихи зрелого мастера, истинно русского поэта, понимающего душу России, размышляющего о ее пути, настоящем и прошлом. В последние полгода земного пути в голосе поэта появилось нечто новое, глубинное. Что могло бы стать новой вехой его творчества, не случись рокового столкновения на шоссе. И все-таки «Догорают мои гусли-самогуды» — стихотворение столько же сильного звучания, сколь и не нарочито громкого, которому ещё предстоит прозвучать на всю Россию знаком нашей эпохи, не спокойной и переломной. Словно вместе с поэтом многие поколения наших предков из Русского Поднебесья голос подали, и все — в одном стихотворении. И оттуда же, знаком смутного времени – «Да леса еще найдутся по России». И ему еще предстоит прокатиться эхом по всей России.
ДЕНИС КОРОТАЕВ:
«ДОГОРАЮТ МОИ ГУСЛИ-САМОГУДЫ…»
1.
ГУСЛИ–САМОГУДЫ
Сколько люду набежало, сколько люду! –
И торговый, и служивый, и блаженный…
Догорают мои гусли-самогуды,
Прожигая полынью во льду саженном.
Не стоял бы я на месте, словно идол,
И метнулся бы в огонь, да цепью кован.
Не иначе – скоморохов кто-то выдал,
И сказителям конец поуготован.
Видишь? – стражники расставлены повсюду
И качают бердышами, дети песьи…
Догорают мои гусли-самогуды,
Догорают мои звончатые песни.
Догорают – а потом уйдут под воду…
Только сажа на снегу лишь… Только сажа…
И отправится попа да воеводу
Распотешить верноподданная стража.
Разойдутся не дождавшиеся чуда
Кто – со смехом, кто – с добычей, кто – с укором…
Догорают мои гусли-самогуды,
На костре по-инквизиторски нескором.
Кто-то вышел на мостки, как на подмостки,
Кто развеяться пришел, а кто – согреться…
И постреливают немощные доски
Разрывными – да по сердцу, да по сердцу…
Только я реветь белугою не буду,
Сколь бы други-гусляры ни голосили…
Догорают мои гусли-самогуды,
Да леса еще найдутся по России.
Отсижу свое в чахоточном остроге,
Слажу новые – соборнее да звонче –
И пойду, покамест горе носят ноги
Допевать все то, что прежде не закончил…
А покуда рвутся струны, а покуда
Яро пламя, ако рана ножевая,
Догорают мои гусли-самогуды,
И корежится в огне душа живая…
16-17.12.02
2.
РОССИЯ, РУСЬ, ХРАНИ СЕБЯ, ХРАНИ!
Россия, Русь, храни себя, храни!
Н.М. Рубцов
Россия, Русь, храни себя, храни!
А мы не в счет — мы нынче не вояки.
Мы, кажется, забыли в этой драке,
О том, что мы воюем не одни.
Россия, Русь, ну что нам воевать,
Когда флажки уже не держит карта,
И кроме застарелого азарта
Иных утех душе не отыскать?
А мы — все те же… Нас который год
Едва ли заподозришь в пацифизме.
Но что такое «смерть во имя жизни» —
Не вспомнит дух и разум не поймет.
Россия, Русь, мы боле — не форпост.
Храни себя — и ты не ошибешься.
Не нас спасешь, так хоть сама спасешься,
Распятие меняя на погост…
19-22.09.1999
3.
А ВРЕМЯ БРОСАЕТ НАС ДАЛЬШЕ И ДАЛЬШЕ…
..А время бросает нас дальше и дальше,
И падает жизнь, как подстреленный вальдшнеп.
И, радостно воя и вытянув выи,
По следу подранка несутся борзые.
Чьей будешь ты стаи — от птичьей до бычьей —
Едино смиришься и станешь добычей.
И вжикает жига, и ахает хота —
Охота, охота, охота, охота.
Охота нам биться — с собою, с другими,
Во славу, за ради, на благо, во имя.
Мы небо до боли крестили мечами
И в битве с собою совсем измельчали,
И в битве с собою почти победили,
Да сделали шаг — и очнулись в могиле
А где-то пообочь, по тропам проталым
Влачились достойные нас идеалы.
И путь был расписан от точки до точки,
От стыдной болезни до пьяной заточки,
От драчки за злато какой-то там пробы
До им же в итоге расшитого гроба.
И выбраться, что ли, наружу из ям бы,
Да знать — не судьба, и — к хорею тут ямбы!..
4.
КОТОРЫЙ ВЕК НАМ СПОРИТЬ СУЖДЕНО…
Который век нам спорить суждено.
Который век все яростнее речи.
Откуда мы — не все ли нам равно,
Чем лучше Синегорье Междуречья?
Кто пращур наш — Сварог иль Иисус?
И как нас звать — Славяне или Русы?
Ответит всяк на свой капризый вкус,
Но как порой разнятся наши вкусы!
Кто говорит — нам много тысяч лет,
Кто говорит — одно тысячелетье.
Иной речет — мы пасынки планет,
Иной — о, нет: обещанные дети.
Нас назовут нездешним «Иоанн»,
Лета сочтут по шрамам и морщинам,
И до поры погрузится в туман
Наш давний спор без толка и причины.
Мы — те, кто есть, а что до остальных —
Не им судить о наших русских спорах,
Им — тени стен, бетонных и стальных,
А нам — ветра на северных просторах.
Мы — те, кто есть. Иного не дано.
Так отчего, оттачивая речи,
Который век нам спорить суждено —
Чем лучше Синегорье Междуречья?..
5.
ВЕДИ МЕНЯ, РУСЬ
Веди меня, Русь, мимо капищ и скитов
От первого часа до мига покоя.
На свете есть много дорог неизбытых,
Но только твоя назовется судьбою.
Храни меня, Русь, от обид и искусов,
От липких объятий нездешнего рая;
К тебе приникаю я преданным русом,
Иных алтарей в храме Геи не зная.
Прими мою жизнь не как дар, а как данность,
Не царскую жертву, но клятву на верность.
Одной лишь тебе я покорным останусь,
Во всем остальном не приемля смиренность.
В минуту веселья и в злую годину
Со мною твое опаленное знамя;
Мне любо смеяться с тобой заедино
И дорого плакать твоими слезами.
Как знать, чем еще будет дух наш испытан,
Как знать, что еще уготовит эпоха…
Веди меня, Русь, мимо капищ и скитов
От первого дня до последнего вздоха!
20-24.12.95
6.
НАШИ КНИГИ ПИШУТ НАС
День за днем, за часом час
Было так и вечно будет —
Наши книги пишут нас
Кровью душ по глади судеб.
Нашим книгам не впервой
На болоте этом жабьем
Увлекать нас за собой
Камнем или дирижаблем.
Наши книги нам не льстят,
Верно — знают себе цену,
И вовеки не простят
Ни халтуру, ни измену,
Словно мы не други им,
Вечно держат на прицеле
И ревнуют нас к другим,
Что написаны доселе.
И пока недвижна твердь,
Эту власть дано иметь им
И дарить нам жизнь и смерть,
И бессилье, и бессмертье…
7.
И ЭТО – РОДИНА? НЕ ВЕРЮ…
И это — Родина? Не верю,
Что лишь уныние и страх,
Лишь обозленность и потери
В огнем покинутых глазах.
И примириться не смогу я
C роскошной этой нищетой.
Я все же знал ее другую —
И выше той, и чище той,
Что попрошайкой в переходе
Сидит у мира на краю.
И в отрешении выводит
Молитву тихую свою…
Неужто это было с нами —
Лихая стать, святая честь?
И что кому придет на память —
Теперь воистину Бог весть:
Кому-то — бабий плач истошный,
Кому-то — срам, кому-то — Храм,
То телогрейка, то — кокошник,
То хлеб с соломой пополам.
То дым родного пепелища,
А мне как символ этих мест —
Деревья, что с рожденья ищут
Слепыми кронами норд-вест;
Шумят, качаются нелепо,
По небу листьями шурша,
И не узнают, ибо слепы,
Что так незряча и душа.
Вздыхают, головы понурив
Как будто в этом их вина,
И пишут, пишут на лазури
Моей России письмена…
8.
ГУСИ-ЛЕБЕДИ
Гуси-лебеди летят
По-над краешками сосен.
В желтый бархатный наряд
Перекрашивая осень.
Обнимая тишину,
Что-то шепчет сирый ветер…
Эту дивную страну
Не сыскать на белом свете,
Не найти по словарям,
Не спросить у очевидцев:
Обернешься — и она
В сизой дымке растворится…
Но в любые времена,
Зла не помня, не покинет
Эта дивная страна,
Эта вечная Россия.
9.
Где ж ты теперь, мой забытый и брошенный Лель?
Ивовый короб, качающий хлеб и свирель,
Синий венок — как веками растрепанный нимб…
Где ты теперь, мой забытый и брошенный Лель?
Где же ты ходишь, и кем ты сегодня храним?
Босые стопы ласкает ли сонмище трав?
Ветер докучливый помнит ли имя твое?
Столько веков ты смирял его бешеный нрав,
Что не заметил, как сам угодил в забытье.
Ты не один в этом стане забытых божеств:
Несть им числа в этом танце отринутых душ.
Каждый их шаг, или слог, или взор, или жест
Значит полет или мрак, или высь, или куш.
Только пенять на постылую долю тебе ль?
Все возвратится на дантовы круги своя.
Где ж ты теперь, мой забытый и брошенный Лель?
Разве услышу теперь в тишине — «Вот он — я!»
Разве увижу тебя меж унылых племен?
Разве узнаю твой голос меж тысяч иных
В мире, кричащем и плачущем, где испокон
Тропы земные кометами иссечены?
Если на углях оставленных Богом земель
Я не найду твоего заревого следа —
Стану тобой, мой забытый и брошенный Лель,
Стану тобою до светлого часа, когда
Песней моею разбуженный, выйдешь на зов
И самозванца одаришь приветом своим,
И полетит над остудной громадой лесов
Синий венок, как веками растрепанный нимб…
10.
Я — заказанный город
Я — заказанный город.
Я — живая могила.
Я был утром распорот
Полутонной тротила.
Я — старинный и спальный,
Я — панельный, кирпичный, —
Уничтожен морально
И взрывчаткой напичкан.
Прежде звонок и светел,
Прежде тверже корунда,
Я был поднят на ветер
И размазан по грунту.
В этой огненной каше
От подвала до крыши,
Стал я смерти не краше
И сарая не выше,
И, хватаясь за воздух,
Я упал в одночасье,
Недовитые гнезда
Разрывая на части.
Им везения чуть бы —
Век бы жили богато,
А сегодня их судьбы
Ворошит экскаватор,
И по братским могилам
Развезут самосвалы
То, что временем было,
Да историей стало.
Но не старится рана,
И мутится мой разум,
И смеется с экрана
Тот, кому я заказан…
11.
Уменьшив небо до размера малой форточки…
Уменьшив небо до размера малой форточки,
Пустые семечки с утра до ночи лузгая,
Страна сидела по-тюремному на корточках
И заводила спохмела блатную музыку.
Страна металась между свастикой и мистикой,
Страна стенала, упиваясь горькой повестью.
И все казалось, что вот-вот уже амнистия,
И все казалось — на свободу с чистой совестью.
Страна баландой по-барачному обедала
И ненавидящих ее смиренно славила,
А сколько воли не видать, так это ведала
Одна кукушка, да и та, поди, лукавила…
12.
Гипербореями, славами, русами
Гипербореями, славами, русами
Нас величали заезжие бахари.
Мы ли не славные? Мы ли не русые?
Мы ли не ратники? Мы ли не пахари?
Все нам подходит, как листик инжировый
Нежному месту далекого пращура.
Мы ли не босые? Мы ли не сирые?
Мы ли не нищие? Мы ли не падшие?
Кармы ли, рока ли пестрые полосы
В пряжу унылую веком сплетаются.
Жаль, что темнеют со временем волосы,
Но и грехи понемногу смываются.
Не рождены ни рабами, ни трусами,
Стовековою судьбой успокоены —
Мы ли не славные, пусть и не русые?
Мы ли не пахари, хоть и не воины?
Так и живем — то по краю, то по небу —
Новой Пангеи зеваки беспечные.
Полно Вам спорить — оставьте хоть что-нибудь,
Что не изменит нам на веки вечные,
Что оградит от попрания вкусами
Те имена, коих мы удостоены —
Некогда — славные, некогда — русые,
Некогда — пахари, некогда — воины…
13.
Не спешите вывешивать стяг победный
Не спешите вывешивать стяг победный,
Будто нас не осталось на этом свете:
Мы еще не накрылись посудой медной,
Но уже подписали свое бессмертье.
Прокуроры вы наши и меценаты,
Повелители бизнеса и искусства —
Вы еще нас растащите на цитаты
И расставите по миру наши бюсты.
Да, вы слепы сейчас, но, прозрев когда-то,
На похмельном пиру ли, на постной тризне,
Превратите в момент в имена и даты
Наши ставшие вашим гешефтом жизни.
И не надо вам ныне глядеть игриво,
Дескать, что они могут, юнцы-амебы,
Вы еще нам поклонитесь в хвост и в гриву,
И еще нас прославите, хоть у гроба,
И еще нам споете свои стихири,
Приглушив на минутку все «хали-гали»,
Похоронные хари склонив, как гири,
Харакири не сделав себе едва ли,
На скрижали навесив брюнетку-ленту,
Наши строки завоете дружным хором,
И, провидя весь ужас сего момента,
Мы живем втихаря и умрем не скоро…
14.
Мне в наследство даны
Мне в наследство даны
Песни ветра и посвисты птичьи,
Боль великой страны,
Позабывшей за болью величье,
Разоренный погост,
Где земля мягче белого пуха.
И дорога до звезд
По ступеням бессмертного духа.
Я изведал сполна
Бремя мысли и радость незнанья,
И на все времена –
Слабость слова и силу молчанья.
Я оставлю другим,
Удивленным потомкам в наследство
Свой несложенный гимн
И свое неизбытое детство.
Ворох прежних грехов,
Незаконченность старого жеста,
И трехтомник стихов,
Словно пропуск на новое место…
Замечательный псковский, а точнее — русский — душой и всем сердцем поэт Станислав Золотцев был знаком и дружен с Денисом Коротаевым, творчество которого высоко ценил.
В августе 2003 года, когда Денис трагически погиб в автокатастрофе, Станислав написал потрясающей силы некролог в стихах, посвящённый своей молодому другу — Денису было всего 36 лет.
Станислав Золотцев
ПАМЯТИ ПОЭТА ДЕНИСА КОРОТАЕВА
Дождливым летом,
таким дождливым, что даже
сухой остаток в счетах бюджетных промок,
таким дождливым, что стал и солон, и влажен
в горах горячих
сухой десантный паёк;
таким дождливым летом,
что тьмою грозной
забита каждая белая ночь была,
и небывалый, редкостный ливень звёздный
от наших глаз туманная скрыла мгла;
…таким, что небо
наглухо облачилось,
обволочилось тучами, обволоклось,
и разоблачить его
может лишь Божья милость.
Но мир людской давно со Всевышним — врозь.
А лучших, тех, кто с Ним не мечен разрывом,
к себе, в себя возносит небо, спеша,
дождливым этим летом, таким дождливым,
что иссыхает от боли моя душа…
2003
(С. А. Золотцев, «Последний соловей», издательство «Голос-Пресс», 2007)
Каким пророческим и роковым стало совпадение — уход до времени спустя несколько лет после гибели Коротаева и самого Станислава Золотцева. Воистину, настоящие Поэты России долго не живут, небо призывает их к Богу до срока.
Виолетта Баша
поэт,член Союза Писателей России
