Геннадий Синицкий

Без шанса на второй выстрел
(очерк)

Когда началась война Людмиле Жарковой вот-вот исполнилось 17 лет. Она проживала в г. Энгельс Немцев Поволжья АССР, где вместе с другими сверстниками упорно осаждала городской военкомат.
— Вам нужно подрасти, — отвечали ей. И эти слова казались самыми обидными, что она могла услышать в тот момент жизни.
В военкоматы тогда ходило много девушек: студентки, рабочие, колхозницы, комсомолки и беспартийные. Они писали письма в Главное управление всеобуча, ЦК комсомола, партийные комитеты. Умоляли, требовали, просили только об одном — дать в руки оружие и направить на фронт. Напор был настолько сильным, что превратился во всеобщее, неодолимое течение и возымел своё действие на результат достижимого.
В оранжерее Шереметьевского дворца, в подмосковных Вешняках, было открыто женское отделение курсов при Центральной школе инструкторов снайперской подготовки, где на её базе с мая 1943 года начала действовать Центральная женская школа снайперской подготовки. На курсы отбирали только молодых девушек, большинству из которых было 17-20 лет. Они добровольно расстались с родными и близкими, некоторые впервые вылетели из родительского гнезда. Сюда же попала и Люда Жаркова. В ноябре 1942 года она получила повестку и с группой девушек-добровольцев прибыла в снайперскую школу, из Саратовского пересыльного пункта.
Учиться было нелегко. Целыми днями девчата находились на огневом рубеже.
— Я помню, первое время всё в «молоко» стреляла, — писала Людмила, — меня даже в стенгазете протянули…
Прошло менее полугода. Снайперская пара — Людмила Жаркова и Валентина Драгунова сдали экзамены на «отлично». Школу окончили 800 человек, но на фронт отправили только 100 снайперов: 50 на Ленинградский, 50 на Калининский. Люду с Валей определили в 153-й запасной стрелковый полк 21-й гвардейской стрелковой дивизии 3-й Ударной Армии. 
— Нас встретил командир полка товарищ Чикарьков. Подъехал верхом на лошади. Не очень любезной была встреча. Он сразу ошарашил нас: «Я думал мне снайперов прислали, а здесь одни девчонки».
Целую неделю девушкам пришлось показывать своё мастерство на огневой запасного полка. Здесь же находился и Чикарьков. Он всю неделю не отходя наблюдал за снайперами и, когда убедился, что девчат прислали на фронт не за красивые глаза, стал для них настоящим другом. Вскоре их отправили во 2-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Жаркова с Драгуновой и пара Тоси Болтаевой с Машей Галеня попали в первый батальон, которым командовал Капустинский (погиб под Невелем в рукопашной схватке). Первой ротой командовал лейтенант Михаил Копейкин. Он то и познакомил Людмилу с бойцами и обстановкой на их участке фронта.
Первые два дня Жаркова изучала оборону противника. Немцы умели хорошо маскироваться. Однако, боевые подруги Людмилы открыли свой счёт с первого дня, а у неё, как назло, ничего не получалось. И это свербело, не давало покоя.
— Помню бойца средних лет, душевный был человек. Я с ним сразу подружилась, всё жаловалась: «Видите, Абасов, где тут убить немца: всё как вымерло, ни одного фашиста не заметила за два дня».
На четвёртый день Людмилу вызвал к себе командир роты и сказал: «На вашем участке появился немецкий снайпер. Приказываю убрать фашиста».
— Есть убрать! — ответила Жаркова.
После чего пошла советоваться к Абасову. Он показал Людмиле место на нейтральной полосе, где не было мин. Ночью она доползла до него, окопалась, замаскировалась и стала ждать рассвета. Утром заметила, что в сотне метров правее «вырос» куст, раньше его не было. Значит, там — вражеский снайпер. Когда взошло солнце, меж веток блеснула оптика.
«У снайпера есть шанс только на один выстрел» — вспомнила Людмила заповедь снайперских курсов. Здесь нельзя облажаться, цена ошибки — жизнь! Причём жизнь не только твоя, но и твоих товарищей, на которых враг сейчас наводит прицел.
Цель найдена, контроль дыхания, плавный спуск, выстрел. На той стороне раздался страшный, душераздирающий крик, потом всё стихло. Крик услышали и наши и немцы. Фашисты стали бить из миномёта по нашим позициям.
Весь день, дотемна, Жаркова пролежала без движения. Когда стемнело, вернулась на свои позиции. После доклада командиру, ротный сказал: «Молодец, Люда». И для неё — это «молодец» было высшей наградой, так Людмила уничтожила своего первого фашиста.
Спустя несколько дней Людмилу отправили на армейский слёт снайперов 3-й Ударной Армии, где она встретила своих боевых подруг по снайперской школе, среди них: Валя Драгунова, Тося Болтаева, Маша Галеня, Саша Шляхова, Рая Благова, Клава Иванова, Вера Артамонова, Оля Быкова, Оля Марьенкина, Галя Кочеткова, Маша Морозова, Сима Самойлова, Нина Белоброва, Лида Ветрова, Юля Популова, Шура Трофимова, Филенко, Богомолова.
В соревновании девушки заняли первое место. Однако впереди у каждой из них были долгие вёрсты Великой Отечественной войны.
P.S.: За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленную при этом доблесть и мужество, гвардии ефрейтор Жаркова Людмила Андреевна, 1924 г.р., награждена: медалью «За боевые заслуги» (26.08.1943), медалью «За отвагу» (25.01.1944) и «Орденом Славы III степени» (31.05.1944). По данным последнего наградного листа на счету Людмилы было 57 убитых немецких солдат и офицеров.
После окончания войны Людмила Андреевна Жаркова работала бухгалтером на мебельной фабрике города Печора Коми АССР.

Перейти на авторскую страницу Г.Н. Синицкого>>
Читать статью Г.Н. Синицкого «Патриотам посёлка Серёдка» >>
Читать рассказ Г.Н. Синицкого «Приснопамятное» и сказку «От добра добра не ищут» >>
Читать рассказ Г.Н. Синицкого «Помяни мя» >>

Геннадий Синицкий Прозаик, поэт, член Союза писателей России. Живет и работает в городе в г. Невеле Псковской области. подробнее>>>

Помяни мя
(рассказ)

— Тётя Лида, вот он, — Коля показал указательным пальцем на маленький ключик от замка сарая соседки, который та обронила ещё рано утром, впотьмах закрывая входную дверь в дровяник. Ключ лежал справа от порога, ниже стойки опалубки, вмятый калошами старушки в растоптанную слякоть, у стенки ветхого подворка.
— Ой, какой же ты глазастый, Николаша, — Я уже битых полчаса здесь глаза выкатываю, спасибо тебе, — пойдём ко мне, я угощу тебя манником.
Предложенную порцию пирога малыш очень быстро и жадно умял за обе щёки, чем вызвал неподдельное изумление у женщины. Она знала, что Коля растёт в неблагополучной семье, но совершенно не ожидала увидеть в глазах пятилетнего мальчишки такой голодный блеск. Три месяца назад он вместе с родителями поселился здесь, на отшибе провинциального городка, в барачном доме на восемь семей, у заброшенного асфальтобетонного завода. Их переселили сюда по решению суда из добротной благоустроенной квартиры за неуплату многотысячного долга по жилищно-коммунальным платежам.
— Коля, ты что, голодный?
— Чуть-чуть, — сказал тихо мальчик и виновато отвёл в сторону глаза. Папа строго-настрого запрещал ему на что-либо жаловаться, особенно посторонним. Но ведь тётя Лида не посторонняя, подумал Коля, – она же вместе с нами живёт, в одном доме, только через стенку.
— Мама говорит, что я жаворонок, потому что раньше всех просыпаюсь. Они скоро встанут, и мы будем кушать макароны.
Соседка посмотрела на часы, что висели на стене между двух узких окон. Стрелки старых ходиков показывали без пяти минут десять. Бедный ребёнок, подумала тётя Лида, и тут же всполошилась:
— Голова моя садовая, уже десять часов, а почта сегодня до обеда работает. Надо успеть пенсию получить, — выходные длинные на носу…
Аккуратно закрыв за собой входную дверь, Коля на цыпочках пробрался по коридору и заглянул в комнату. Развалившись на всей площади раскладного дивана, родители продолжали спать, раскинув свои конечности в разные стороны.
Отец вернулся вчера поздно, принёс водку. Коля уже лежал на своей кровати в дальнем от входа углу, отгороженный от мира родителей трёхстворчатым шкафом. Заснуть никак не получалось, и он слышал их разговор.
— Сегодня электрики приходили, сказала мама, — грозятся свет обрезать, если не заплатим долг до конца недели.
— А с чего его платить? — Ты ведь техничкой на полставки работаешь, а я слесарем —минималку получаю. Вкалываем, как проклятые, а с нас ещё три шкуры дерут. Цены столичные — зарплаты комичные.
— Дрова купить тоже не за что, а скоро холода. Если отапливать тенами будем, то никаких денег на электричество не хватит. Обрежут провода, а счётчик снимут.
— Пусть режут. Я провода на столб и сам закинуть смогу. Будем напрямую подключаться.
— Рано или поздно поймают, надо искать выход.
— Ну, давай второго ребёнка сделаем. Получим материнский капитал, халупу в деревне купим. Или давай, как цыгане, стругать потомство, а потом гуськом по кабинетам за льготами и пособиями ходить будем.
— Ладно-ладно, успокойся… Наливай, давай.
Коля всегда хотел, чтобы у него был маленький брат. Он завидовал другим семьям, где было много детей. Им было весело. Ох, как бы он заботился о младшем братишке. Мама назвала бы его Мишенькой, в честь своего отца. Она как-то говорила об этом вслух мечтательно. В сладких грёзах Коля уснул. А сейчас, сейчас ему очень хотелось кушать. От сладкого кусочка манника в животе разыгрался настоящий оркестр, настойчиво требуя еды. Будить родителей было нельзя. Папа очень ругался, когда это происходило. Он очень уставал на работе, и ему надо было хорошо и спокойно отдохнуть.
На обеденном столе в окружении пустых бутылок стояла чугунная сковорода. Заглянув в неё, мальчик увидел несколько застывших макаронных перьев. Он очень любил эти толстые трубочки и всегда с наслаждением всасывал их в рот, даже если они были такими холодными, как сейчас. Облизав подушечки маленьких пальчиков, Коля поймал себя на мысли, что ему захотелось кушать ещё больше. Но сковородка была уже пустая. В этот момент его отвлёк скрип дивана, на котором перевернулась на другой бок его мать. Из разреза её халата наружу выкатилась голая грудь. Мальчик завороженно смотрел на тёмный сосок титьки и словно во сне плыл к нему всё ближе и ближе. Он помнил, что когда-то он постоянно сосал эту штуку, и чувство голода пропадало. Вот и сейчас он припал к материнской груди, но что-то было не так, — не так, как когда-то. Какой-то горький привкус вязал язык и сушил его рот. Как будто по команде, родители открыли глаза и впились двойным взглядом в лицо маленького Коли. От неимоверного страха мальчик протяжно закричал…
Откуда-то издалека послышался тёплый и знакомый до боли голос:
– Коля, Коленька, что с тобой, дорогой мой, проснись?
Необычайным вихрем потоки сознания возвращали память в настоящую реальность.
— Что это со мной?
— Опять тебе кошмары эти снятся, кричишь во сне как сумасшедший. – Вон и ребёнка напугал.
Краем одеяла Николай вытер со лба горячий пот и сел на кровати. Его жена Светлана уже успокаивала проснувшуюся дочь.
— Господи, да что же это такое? Когда всё это закончится? Ведь тридцать лет уже прошло. Раньше как-то редко мучили эти воспоминания, а сейчас чуть ли не каждую неделю снятся.
— В церковь сходи. Покайся, исповедуйся, причастись… — сказала присевшая рядом супруга.
— Да не в чем мне каяться, Света.
Николай привлёк голову жены к своей щеке, поцеловал и тихо сказал:
— Прости меня, Светик. Замучил я вас своими проблемами.
— Сходи, Коля, сходи. Завтра Вселенская родительская суббота.
Пройдя мимо часовни городского кладбища, Николай направился в дальний угол боговой делянки. Не без труда, но он отыскал заросшую травой могилу матери. Он не был здесь, наверное, лет пятнадцать. Покосившийся на бок деревянный крест надо будет заменить, подумалось ему. Прибрав разросшийся осот вокруг осевшего холмика, Коля присел на стоявший рядом пенёк от сгнившей скамейки. Память нехотя возвращала его мысли назад, в прошлое. Он с болью в сердце вспоминал, как тогда, будучи маленьким мальчиком, страдал от непреодолимого чувства голода. Эти постоянные пьянки отца и потакания матери. Слёзы обиды на всё это нищенское существование. Голодные обмороки, после одного из которых тётя Лида вызвала карету скорой помощи. Больничную палату и врача, который не мог поверить в то, что в 21 веке дети пухнут от голода. А как через три дня после скудного рациона, к которому мало кто из больных вообще прикасается, на лице маленького Коли заиграл румянец, он стал бегать и прыгать, как все здоровые дети. Как со слезами на глазах мальчик просил врача не отпускать его домой к родителям… Потом была смерть матери от удара током, и угрызения совести у отца за оголённые электрические провода. Правда, позже он утонул где-то на рыбалке по пьяному делу, его тело так и не нашли. В итоге – интернат и очень ранняя взрослая жизнь.
— Я не виню тебя, мама. – Просто я понять не могу, за какие грехи мне всё это?
Коля поставил у основания креста стопку водки и накрыл её корочкой чёрного хлеба, а затем вытянул из пакета контейнер, открыл его, и аккуратно положил на могилу несколько отварных макаронных перьев.
— Это для тебя, мама. Прости, что меня не было так долго. И вот ещё что: уже, став взрослым, я читал заключение о твоей смерти. Ты была на втором месяце беременности. Наверное, ты сама об этом не знала. Не обижай там Мишеньку. Я для него принёс небольшой подарок, и Николай заботливо усадил на могилу плюшевого медвежонка.
— Покойтесь с миром, родные мои, я всё равно вас люблю.