Валерий Павлов

Гуманистическая традиция
в понимании культуры

В статье рассматривается вопрос о становлении и развитии гуманистической традиции в понимании культуры.

В настоящее время в Российской Федерации осуществляется реформа всей системы образования. Основная направленность этих преобразований состоит в гуманизации образования, в преодолении его прежней технической ограниченности и естественно — научной однобокости. Сегодня образовательные учреждения должны обеспечить такие условия учебного процесса, чтобы выпускник мог стать самостоятельным, ответственным субъектом общественной жизни и подлинным творцом собственной судьбы. Задача высшей школы – готовить не просто специалиста в каком-либо узком секторе производства и управления, а личность, способную проявить себя в различных сферах деятельности.
Значительную роль в гуманизации образования призвана сыграть его гуманитаризация.
Культурология должна восполнить тот пробел в области изучения и понимания культуры, которой еще недавно характеризовал как систему высшего образования, так и все общественные науки в целом. К сожалению, обществоведы еще совсем в недавнем прошлом игнорировали тот очевидный факт, что многие социальные измерения опосредуются культуросозидающей деятельностью: трансформацией системы ценностей, изменением мировоззренческих ориентиров, выработкой новых духовных практик, перестройкой мировидения и менталитета. Поэтому наша страна оказалась во многом неподготовленной к проводимым сегодня реформам во всех сферах общественной жизни, что привело к острому духовному кризису, дегуманизации общественных отношений, нигилизму и нравственной дезориентации.
Восстановлению гуманистического смысла существования должна предшествовать работа по пониманию и осознанию значения и ценности культуры. В условиях, когда в ценностном отношении встает вопрос о приоритете культуры, духовых начал над материальными, о перспективах и возможностях перехода от экономического к постэкономическому обществу, изучение теории и истории культуры приобретает первостепенную значимость для новых поколений. Не случайно сегодня в целом ряде публикаций говорится о культурологизации гуманитарных и общественных дисциплин.
В современных гуманитарных науках и общественной практике понятие культура имеет фундаментальное значение. О культуре говорят не только ученые, но и политические деятели, журналисты, экономисты, писатели, военные, предприниматели и все, чьи интересы выходят за рамки узкопрофессиональных задач и индивидуальных целей. Сегодня мы слышим о правовой культуре, о политической культуре, о профессиональной культуре, молодежной культуре, о национальной культуре, о культуре общения и т.д. В обыденном сознании «культура» выступает как собирательный образ, объединяющий изобразительное искусство, литературу, религию, философию, науку, архитектуру, скульптуру и т.д. Философы и культурологи, говоря о культуре, связывают ее с «символичными формами», с «архетипами коллективного бессознательного», с «биопсихологической корой», с «семиотическим диапозитивом», с «культурным априори» и другими терминами.
Полисемичность слова «культура» в повседневности и в сфере науки порождает особые трудности, связанные с пониманием феномена культуры. Для того, чтобы точнее представить ее место в современной науке, следует познакомиться с историей формирования этого понятия и прояснить породившие его интерпретации.
Греки содержание понятия культура обозначили словом «пайдейя» (от греч. ребенок), что означало процесс формирования взрослого грека – гражданина из ребенка. Средствами такого формирования были воспитание, обучение, образование, то есть культура. Содержание слова «пайдейя» включало в себя идею человека как меры всех вещей, человека – гражданина, верховенство человеческого разума, а также идеалы демократии и гуманизма. Греческая «пайдейя», создав мифы о Прометее, Аполлоне, Дионисе, тем самым заложила основы различных культурных традиций.
Без греческой идеи культуры не существовало бы ни античности как исторической эпохи, ни западноевропейского мира культуры.
В Древнем Риме со словом «культура» преимущественно ассоциировалось понятие органического роста растений. Связь с сельским хозяйством сохранилась и сегодня, например, в словах «агрокультура», «культиватор». Рост и развитие растения явились источниками аналогий с воспитанием и развитием человека. Эти аналогии замечены еще в древности, и в образованных кругах античного Рима идея органического роста ассоциировалась с идеей возрастания римлянина к зрелости и в его противопоставлении варвару. Неполноценность варвара, т.е. всякого человека, который не был римлянином, мыслилась, прежде всего, как его дикость, невоспитанность, необразованность, а в целом – как некультурность. Таким образом, складывающееся в Древнем Риме понятие «культура» наряду с общей идеей роста и обретения зрелости включало и ряд содержательных признаков, позволяющих различать римлян и варваров. Какие это признаки?
Для крупнейшего римского общественного деятеля, оратора и философа Марка Туллия Цицерона (106-43 до н.э.) синонимом понятия «культура» была гуманность – нормативное состояние морали, интеллекта и поведения. Культурный – это гуманный римлянин, человек, который совершенствуется и облагораживает себя на основе традиционных римских добродетелей.
Традиционные устои римского общества включали самостоятельность личности и ее свободу отстаивать свои интересы в рамках закона; уважение к законам как совокупности правовых установлений, ограждающих достоинство человека в соответствии с его общественным положением; верность долгу как моральной гарантии исполнения законов; благоговейную почтительность перед богами, родиной и согражданами. Такова была суровая, требовавшая сверхнапряжения всех сил система ценностей римских граждан, которая называлась ими virtus, и именно она позволила малочисленному народу стать властелином мира.
Говоря о наиболее общих чертах и особенностях римской культуры, следует отметить, что в отличие от греческой она является гораздо более рациональной и заземленной, направлена на практическую пользу и целесообразность. Эту особенность хорошо показал Цицерон на примере математики: «греки изучали геометрию, чтобы познать мир, римляне же – чтобы измерять земельные участки».
Своей возвышенной суровостью и простотой римляне разительно отличались от греков, которые подарили миру замечательные произведения искусства, впоследствии признанные классическими. Римляне же видели в искусстве, прежде всего, «искусственность» — придуманную, сотворенную в соответствии с замыслом и вымыслом художника подделку, не достойную настоящего гражданина. Искусство зачастую отождествляли и с пагубной роскошью, подтачивающей твердыню римских устоев.
Отношение римлян к искусству изменилось после покорения Греции. Всякое греческое искусство, философия и литература вызвали неоднозначную реакцию римского общества, которое раскололось на два лагеря: эллинофилов, приветствовавших заимствование греческого искусства, образования и быта, и традиционалистов, стойко державшихся за изначальную систему ценностей и защищавших древнюю простоту нравов.
Одной из форм компромисса между эллинофилами и традиционалистами и стала гуманность, приравненная Цицероном к культуре. Гуманность трактовалась как особый способ совершенствования, хотя гражданин воспитывал себя в духе римских доблестей, но делал это путем усвоения системы образования, заимствованной у греков. Таким образом, первоначально культура и гуманность были специфически римским явлением, порожденным синтезом римских ценностей с греческой образованностью.
В работах мыслителей Средневековья слово «культура» отсутствует. Но часто встречается слово «культ». Культ не следует понимать как пустой обряд – обрядоверие осуждалось. Культ наполнялся высоким духовным смыслом. Через культ человек обретал способность раскрывать себя в любви к Богу. Католический философ Романо Гвардини (1885-1968) по этому поводу заметил:
«С непосредственной религиозной точки зрения совокупный порядок бытия воссоздается в культе. Здесь в каждый данный исторический момент как бы заново совершаются в символической форме все вечно значимые события священной истории». [1]
Культ постигается не рассудочным разумением, а жизненным с ним соприкосновением. Русский религиозный философ П.А. Флоренский (1882-1937) указывал на центральную роль культа в культуре, связывая культ с особой человеческой деятельностью – литургической, производящей характерные реалии – святыни. Святыни, по мнению философа, — это изначальное творчество человека, так что все культурные ценности во многом производны от культа.[2]
Культ приобщает человека к священной, мистической реальности, тем самым преобразуя его, осуществляя цели, в чем-то близкие целям греческой пайдейи. Однако культ теоцентричен, он обращен к Богу, он есть отношение человека к Богу. Гуманизм же антропоцентричен, поэтому римская идея гуманности получает свое второе рождение в XIV – XV вв. в Италии в эпоху Возрождения, когда тема человека, его свободы и достоинства вновь обрела привлекательность.
Ренессанс выдвинул идею гуманного человека в противоположность человеку «варварскому», подразумевая под последним мнимое варварство Средневековья. Гуманизм ценил в образовании прежде всего знание древних языков, античной литературы, моральной философии, а не теологии и аристотелевской логики схоластов. Он осознает себя как антропоцентризм, а новое место человека – в центре космоса – порождает и особые науки о человеке. Традиционное университетское образование дополняется гуманитарными науками: поэтикой, риторикой и моральной философией.
Вера в самоценность личности, антропоцентризм и индивидуализм – неотъемлемые черты гуманизма Возрождения, квинтэссенция которого ярко представлена в словах создателя знаменитой «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандолы (1463 – 1494):
«Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь».[3]
Если в период Возрождения гуманистическая традиция противостоит аскетизму христианства, то в Новое время она находится в неоднозначных отношениях уже с точными и естественными науками. Между науками о природе, с одной стороны, и гуманитарными науками, изучающими произведения античных авторов, с другой, существовали определенные противоречия. Формирующееся точное естествознание, разработка иных универсальных норм морали и права, автономизация изобразительного искусства и литературы от религии приводят к разрыву с традицией, с прошлым, с историей. Новоевропейское человечество, особенно в период Просвещения, в идее прогресса пытается осмыслить будущее, отвергая смысловую оправданность прошлого. Не все были согласны с притязаниями точного естествознания на монополию в построении картины мира. Противники универсализации научного метода продолжили гуманистическую традицию, заложенную еще в Древнем Риме и подхваченную в период Возрождения.
Итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668 – 1744) в своих философских сочинениях противопоставил идее научного метода древнеримскую идею здравого смысла, понимаемого как присущее человеку чувство правильности и общего блага. Это чувство проистекает из общности жизни, ее уклада и целей. Вико подчеркнул ценность изучения исторической традиции, причем эта ценность определялась не только в познавательном, но и в нравственном, воспитательном и образовательном отношениях.
Понятие «образование», завладевшее умами в XVIII в., наметило сферу, в которой происходило дальнейшее самоопределение понятия «культура». Гуманность, культурность становятся идеалами образованного человека. Если период Просвещения опирался в основном на рационализм, на рассудочную критику истории, на идею «разумного эгоизма», на натуралистическое понимание человеческих потребностей как движущих сил общественного развития, то идеал «образованного человека» XIX в. содержал новое понятие «гуманность».
Гуманисты эпохи Возрождения («первый» гуманизм), видя в средневековой и современной им европейской культуре лишь варварство, стремились через преподавание классических языков, прежде всего латыни, восстановить античную культуру в ее полной непосредственности. Радикализм филантропистской педагогики в значительной мере стимулировал возрастание в интеллектуальных кругах Германии негативного отношения к идеям Просвещения. Это стало одной из причин интенсивного поиска новых оснований национальной педагогики.
В середине XVIII в. в Германии рождается педагогическое течение неогуманизм. В рамках идеи просвещенного государства, основанного на принципах права и разума, впервые ставится задача государственного регулирования образовательной и воспитательной деятельности и предлагаются различные варианты общенациональной модели образования. Государственности, в идеале реализующей диалектическое единство свободы и насилия, должна соответствовать личность, осознающая свою свободу.
Термин «неогуманизм» ввел в научный оборот немецкий историк педагогики Фридрих Паульсен в 80-х годах XIX века.[4] Первые представители неогуманизма И.М. Геснер, И.А. Эрнести, К.Г. Хейнце. Центральное место в образовании неогуманисты отводили изучению древних языков, овладению культурным наследием Древней Греции и Древнего Рима. Неогуманисты считали, что гимназии должны заложить основу для продолжения обучения молодежи в университетах.
В России в конце XVIII в. интерес к идеям немецких неогуманистов проявили члены кружка Н.И. Новикова и в их числе Н.М. Карамзин. В XIX в. в античному наследию обратился кружок А.Н. Оленина (Н.И. Гнедич, С.С. Уваров и др.).
Филантропизм и неогуманизм как основные альтернативные идеологии национального просвещения в Германии опирались на две различные, хотя и взаимосвязанные, линии в понимании сущности человека и культуры: натуралистической (в гоббсово-локковском и руссоистском варианте) и духовно-социальной. Первая линия трактовала сущность человека как от природы данную субстанцию и мир культуры как внешнюю этой сущности форму организации людей, вторая (представленная отчасти Монтескье, позже Гердером, Гете и Гумбольдтом) – как результат исторического творчества и самосозидания личности.
Главную задачу образовательного процесса неогуманисты видели в формировании целостной человеческой личности, неразрывно связанной со своей национальной культурой и в то же время способной к рефлексивному отношению к ней. Подобного рода состояние достигается посредством стимулирования целенаправленного погружения в иную культуру (античность) с последующим возвращением к истокам национальной культуры. Средством такого «погружения в культуру» полагалось изучение классических языков, литературы и истории.
Образование – это не простое усвоение умом тех или иных познаний, это деятельность всего человеческого духа, свободное развитие всей его индивидуальности по ее естественным, внутренне присущим законам. Этот идеал, в противоположность аскетическому идеалу светски-придворного, дворянского воспитания горячо отстаивал уже Руссо. На немецкую почву он был перенесен Кантом, Гете, Шиллером и другими выдающимися представителями негуманизма.
Значительный вклад в разработку философско-культурологической доктрины неогуманизма внес В. Гумбольдт. Его гуманистические идеи в основном касались области языковедения и истории: он разработал основы этологии научного поиска в данных областях. Одним из важнейших, выдвигавшихся им положений неогуманизма, было утверждение, что язык как основу культуры народа, как его историю, нельзя изучить основательно только посредством интеллектуальных усилий, которые могут привести лишь к накоплению формальных сведений, но никогда не дадут глубокой и достоверной картины. Только подлинно человеческая включенность в историческое или языковедческое исследование, когда не один интеллект, но и все душевные способности человека в их совокупности – ценности, мотивы, чувства, убеждения, склонности – будут направлены на познание, создаст предпосылки для реального научного поиска, обусловит его результативность. Язык трактовался как важнейшая сфера культуры, соответственно и обучение языкам – это не своего рода введение в самую сердцевину культуры – своей и чужой – в отношении которых человек должен занять позицию свободы. Объектом такого осмысления стало новое понимание сущности образования как пути и средства развития индивидуальности, обеспечения возможности последующей реализации ее внутренней свободы. В. Гумбольдт был последователем философского учения И. Канта, однако в рассмотрении ряда идей расходился с ним. Усилиями Вильгельма фон Гумбольдта в Пруссии (1810) была создана классическая гимназия, просуществовавшая в таком виде весь XIX век.
При определении общей характеристики воззрений неогуманистов, прежде всего, стоит отметить, что неогуманисты учли уроки позднего немецкого классицизма и немецкого романтизма, с их глубоким интересом и вниманием к собственно германской цивилизации. В сфере образования представителями неогуманизма была поставлена задача перейти от «имитации» классических языков к их усвоению с целью развития родного языка.
В развитии неогуманизма можно выделить три основные стадии:
1. Становление неогуманизма. Как отмечалось выше, этот вопрос был подготовлен и осуществлен тремя известными учеными и педагогами: И.А. Эрнести, И.М. Генсером и К.Г. Хейнце. Одновременно они воплощали свои идеи в тех школах, которые находились под их влиянием: Генсер в лейпцигской Томасшуле, Хейнце – в гимназиях г. Ганновера.
2. Второй период означает время расцвета неогуманизма, который начинают Вольф, Шиллер, Гумбольт, Зюверн, Шлейермахер, Бернарди и другие. Только теперь он развивается в целостную теорию образования с фундаментальным философским обоснованием: на основании идей кантовской гносеологии и этики он объединяется с идеями Шиллера об эстетическом воспитании и его философией истории; он включает в себя педагогические идеалы Гете, мировую архитектонику Шеллинга и философию языка Бернарди и Гумбольдта.
3. Третья стадия находится под превалирующим влиянием Йоханеса Шульце и Фридриха Тирша. Это время, когда новое учение об образовании входит в министерства и школы, чтобы в очень скором времени вступить в мощные споры с представителями педагогического реализма.
Пережив разные стадии подражания древности, неогуманизм на рубеже XVIII – XIX веков стал действительной основой национального творчества. По его непосредственным влиянием произошло обновление старой классической школы Германии. Сам пафос этого движения в Германии указывает на то, что он претендовал стать второй, еще более мощной и глубокой редакцией Возрождения XIV – XVI веков.
Идея соотношения общечеловеческого и национального в образовании развивалась в условиях сосуществования утверждений об объективной тенденции единства и целостности исторического развития человечества (Гердер) и попыток определения немецкой национальной самоидентичности (Фихте).
Немецкий неогуманизм проявил себя как идеология и в каком-то смысле как педагогическая «технология» закрепления и воспроизводства в новых поколениях результатов того духовного «взрыва», которой определил лицо немецкой культуры рубежа XVIII – XIX веков. Однако следует отметить, что педагогические построения неогуманистов страдали отсутствием систематичности, а их метод – склонностью к субъективному идеализму, провозглашаемые цели образования ограничивались постулатами от необходимости совершенствования личности, зачастую вне связи с духовными традициями нации.
В дискурсивном пространстве, образуемом понятиями культуры и образования, представителями неогуманизма раскрывается необходимость диалектической трактовки понятия свободы в единстве его субъективных и объективных характеристик. Последние в систематизированном виде получают трактовку в понятии гражданского общества, духа, культуры в едином социальном пространстве. Глубокая антропологическая интерпретация компонентов структуры процесса воспитания, философское понимание человека, целостности его природы, обосновывает необходимость целостного философско-культурологического подхода к воспитанию и образованию.
По мнению И.Г. Гердера (1744-1843), автора переведенной на многие языки мира книги «Идеи к философии истории человечества», гуманность — основа культуры. В России в числе его читателей были историк Н.М. Карамзин и Н.В. Гоголь, назвавший И.Г. Гердера величайшим зодчим мировой истории.
Человек по мнению немецкого ученого должен стараться направлять движение жизни по пути гуманизма, поскольку гуманность, вера, справедливость — основы его существования. Высокое предназначение человека заключается в развитии сочувствия и сопереживания, миролюбия и гуманности.
Особое значение имеют язык как средство общения между людьми, религия и вера — это упражнение сердца в нравственном совершенствовании. Культурологические идеи ученого проникнуты духом гуманизма и оптимизма. Многие мысли о равноценности культур всех народов современны, хотя были высказаны почти двести лет назад. Его идея о создании энциклопедии культуры всех времен и народов может увлечь специалистов разных наук.
Гуманистическая традиция стала определяющей в истории культуры России XIX и XX веков. В эпоху Пушкина — золотого века российской словесности — искусство, и прежде всего литература, оказалось универсальной формой общественного гуманистического самосознания. Оно рождалось в мучительных поисках места и роли России в ходе всемирной истории, в расколе общества на западников и славянофилов. Суть западничества — в трактовке культуры как сознательного творчества человека. Западники (Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский, К.Д. Кавелин, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, П.В. Анненков, Н.П. Огарев, А.И. Герцен) выступали за преодоление вековой отсталости России, говорили о необходимости её исторического движения в направлении развития западной цивилизации. Быть европейскими русскими и русскими европейцами — вот тезис, с которым выступали западники.
Славянофилы (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, П.В. Киреевский, К.С. Аксаков, И.С Аксаков, Ю.Ф. Самарин) опирались на идею принципиального отличия Европы и России; на Западе преобладает начало индивидуалистическое, в России — общинное; Европа возникла как результат завоеваний одних народов другими, Россия — мирным путем; на Западе утвердился рассудочный католицизм, в России — цельная христианская вера. Под культурой славянофилы понимали главным образом народную «бессознательную культуру». Из того кризиса, в который вся Европа была вовлечена, выход представлялся через восстановление цельности в жизни, и хотя славянофильство мыслило себя как философия истории, пафос его заключался именно в том, чтобы выйти из истории, найти новый вариант «замкнутого» идеального общества, противопоставить общество и государство на основании «взаимного невмешательства».
Со второй половины XIX века наступает эпоха нигилизма, отрицание не только отжившего прошлого вообще. Нигилизм сопровождался приступами антиисторического утопизма. Иллюстрации этих процессов представлены в романах И.С. Тургенева, Н.Г. Чернышевского, Н.С. Лескова и др.
Л.Н. Толстой в «Исповеди» изложил свою жизнь по типичной схеме «обращения». Его главная мысль — основание новой религии, которая соответствует цели развития и совершенствования человечества. Жизненная неправда преодолевается выходом из истории — опрощением.
Религиозный смысл и характер кризиса 70-х годов был раскрыт Ф.М. Достоевским, который задумал написать огромный роман «Атеизм». Писатель изучал человека в его свободе, которой дано решать, отвергать, принимать или отдаваться в рабство. Однако «своеволие» человека часто оборачивается саморазрушением. Такова главная тема Достоевского, и именно этот процесс прослеживается в его романах. Свобода (по Достоевскому) праведна только через любовь, любовь возможна только в свободе. Власть мечты и одержимость идей — одна из главных тем писателя. Его «Записки из подполья» написаны, по-видимому, в ответ на «Что делать?» Н.Г. Чернышевского.
Русская культура рубежа Х1Х-ХХ веков получила наименование культуры «серебряного века». В ней доминировали игра и театральность, что органически сочеталось с той целью, которую провозглашали символисты: пересоздание личности, творчество более совершенных форм жизни.
Это было время великолепного маскарада русской культуры, закружившего персонажей всех искусств, марафона, пробежавшего за два десятилетия от античности до футуризма. Это был взлёт науки. Одно перечисление имен дает представление о ее масштабах: М.М. Бахтин, П.Н. Лебедев, Б.Б. Голицын, В.И. Вернадский, И.П. Павлов, И.И. Мечников, М.И. Туган-Барановский, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др. Общей чертой исследования в области общественных и гуманитарных наук было отсутствие в них обоснованных методологических обобщений, господство позитивистских концепций.
Важной сферой культуры рубежа столетий была русская оригинальная религиозная философия, крупнейшими представителями которой являлись B.C. Соловьёв, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский и др. Труды этих философов, в которых утверждался примат духовности, новое религиозное сознание, поиски своеобразного соединения материального и духовного, утверждения всемирной теократии были выражением сложностей интеллектуальной и идейной жизни той поры.
Основополагающей характеристикой современной эпохи является обострившаяся ситуация противопоставления двух тенденций: универсалистской и партикуляристской.
Приоритетным направлением развития нашей цивилизации становится формирование нового мирового порядка, способствующего сочетанию единства мира и его разнообразия. И определяющей в этом глобальном процессе должна стать гуманистическая традиция в понимании культуры.
«…Двадцать первый век будет веком гуманитарных наук и гуманизма. В противном случае человечество может выродиться в гуманоидов, умеющих считать и пользоваться компьютерами. Но их духовные ценности можно будет выразить одним – двумя словами», — писал Д.С. Лихачев. [5]

 

---

1. Гвардини Р. Конец нового времени // Феномен человека / Под ред. П.С. Гуревича. — М., 1993. — С. 249.
2. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. -М., 1990.-Т. 1. С-69.
3. Пико дела Мирандола. Речь о достоинстве человека // Эстетика Ренессанса. — М., 1981. — Т. 1. — С. 249
4. Куртц П. Новый скептицизм: Исследование и надежное знание / Пер. с англ. И предисл. В.А. Кувакина. – М.: Наука, 2005. – 306 с
5. Лихачев Д.С., XXI век должен быть эпохой гуманизма. М., 1987, с. 31

Валерий Павлов

Русский язык – основа духовного сплочения
граждан Российской Федерации

Национальный язык во всех развитых странах был и остается объектом постоянного внимания со стороны общественности и государства. Об этом свидетельствуют многочисленные факты:
-первые академии (во Франции, Испании) были созданы с целью изучения и совершенствования языка;
-первые звания академиков были присвоены лингвистам еще в XVI веке;
-первые школы были созданы для обучения литературному языку, и в этом смысле историю литературного языка можно рассматривать как историю просвещения, образования и культуры.
-Российская Академия в Санкт-Петербурге в 1783 г. была также основана для изучения русского языка и словесности. Его крупным вкладом в лексикографию было создание 6-томного «Словаря Академии Российской» (1789-1794 г.г.), содержащего 43 тысячи слов.
По решению Генеральной Конференции ООН с 21 февраля 1999 года ежегодно отмечается Международный день русского языка. В Конституции России русский язык определен как государственный. Он используется как средство межнационального общения в самой России и ближнем зарубежье. При этом Основной закон РФ гарантирует всем народам нашей страны право на сохранение родного языка и создание условий для его изучения и развития.
В настоящее время русский язык – один из языков европейского и мирового значения. Он входит наряду с английским, французским, испанским, китайским в число официальных международных языков. Он звучит с трибуны ООН.
На сегодняшний день многие страны Содружества Независимых Государств и дальнего Зарубежья уже реализовали инициативу ЮНЕСКО: в России, Белоруссии и на Украине отмечается День славянской письменности и культуры.
В Белоруссии и на Украине празднуют Дни своих национальных языков. 6 июня 2011 г. Президент РФ Д. А. Медведев подписал Указ № 705 « О дне русского языка».
За свою многовековую историю русский язык никогда не испытывал таких значительных преобразований как в XX столетии. Это связано с коренными политическими, экономическими и культурными изменениями, которые произошли в государстве.
Россия пережила 2 крупных потрясения: революцию 1917 года и революционную перестройку 90-х годов прошлого века.
В 1938 году принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей». Русский язык был обязательным предметом во всех национальных школах. В результате заметно увеличилось число людей, владеющих русским языком. По итогам переписи населения в 1970 и 1989 годах количество лиц нерусской национальности, считающих русский вторым родным языком, выросло с 41,9 млн. чел. до 68 млн. чел. В 1989 г. число нерусских, свободно владеющих русским языком было 87,5 млн. человек.
С 1967 г. начал выходить журнал «Русский язык за рубежом». В 1973 г. открыт Институт русского языка им. А.С. Пушкина. Это крупный учебный и научно – исследовательский центр.
Важную роль в пропаганде русского языка играет созданное в 1974 г. издательство «Русский язык». Во многие вузы СССР в 60-е годы XX века стали приезжать иностранцы, чтобы приобрести ту или иную специальность и овладеть русским языком.
После распада СССР, когда союзные республики стали независимыми государствами, произошла переоценка многих ценностей, заметно снизился интерес к русскому языку в этих государствах. В Латвии, где 40 % населения говорит по-русски, в 2012 г. было собрано необходимое число подписей для проведения референдума о признании русского вторым государственным языком. По итогам 75 % его участников проголосовали «против».
По мнению мэра Риги Нила Ушакова референдум показал, что вся национальная политика, которая проводилась более 2-х десятилетий, была неправильной. Иначе «за» не проголосовало бы 273347 граждан Латвии. Они выступили не против латышей, а против правящей элиты, которая за 22 года не способна была создать единое общество. Как не может создать конкурентоспособную экономику, стабильную социальную систему, качественное образование и здравоохранение. Вместо этого безработица, литовские продукты в магазинах, сотни тысяч на заработках за границей. Избавиться от угрозы латышскому языку и латышской культуре латыши смогут только тогда, когда местные русскоязычные жители станут их союзниками. – Треть из двух миллионов населения Латвии говорит по-русски. При этом 320 тысяч «не граждан» не имеют права голоса. Голосование о признании русского языка государственным в Украине раскололо общество на 2 лагеря.
Еще 20 лет назад русским языком на планете владели 350 млн. человек. Почти 600 тысяч зарубежных специалистов были подготовлены в наших вузах и техникумах.
Сегодня президенты десяти стран мира неплохо говорят по-русски. Но спустя 15 лет число людей, владеющих русским, сократилось до 270 млн. Если дело так пойдет и дальше, то в следующие 15 лет тех, кто хорошо знает русскую речь, останется на планете 150 млн., а мы будем отброшены назад на 100 лет.
Россия объединила вокруг себя 130 народов и народностей, не нарушая при этом ни одной культуры, ни одной веры, ни одного языка.
В последние годы более 25 млн. русских остались за суверенными границами России. По уровню распространенности языка в мире Россия опустилась с 4-го места на 9-е.
Специалистов в области русского языка очень беспокоит то, что значительная часть молодежи (в том числе и учащейся) уже не владеет русским языком на культурообеспечивающем уровне. Катастрофически упал интерес к чтению, типичным явлением становится незнание русской истории, равнодушное отношение к жизненно важным духовным проблемам. Заметно снизился уровень духовных запросов и духовной жизни большого количества молодежи.
Необходимость привлечения общественного внимания к русскому языку вызвана и тем, что Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации», принятый 1 июня 2005 года, носит декларативный характер, и ответственность за нарушение его положений не установлена законодательством. Это приводит к тому, что государственными структурами в сфере образования, культуры, средств массовой информации не обеспечивается должная защита самобытности, богатства и чистоты русского языка как общекультурного достояния народов России. Не в полной мере осуществляются определенные законом государственные гарантии поддержки русского языка. Финансирование Федеральной государственной программы «Русский язык» обеспечивается ежегодно лишь на 25 – 30 %.
В центральных и местных средствах массовой информации ученые, специалисты, практики открыто называют причины критического положения с русским языком:
1. Разрушена система изучения словесности в школе;
2. Недопустимо сокращено количество текстов для изучения;
3. Катастрофически уменьшено количество часов по предметам «Русский язык» и «Литература»;
4. Отменена основная обучающая форма письменных испытаний, а значит, по крайней мере, ослаблена форма упражнений по словесности – сочинения. Выведены как основные способы проверки, которые ориентирует изучение на систему дрессировки, то есть на механическое, нетворческое восприятие (ЕГЭ, тестирование);
5. Фактически выведена за рамки школьного изучения языка коренная задача – овладение ясным и точным смыслом слов, их значений;
6. Резко ухудшилось состояние языковой среды и ее программное обеспечение. Заметно упал уровень речевой культуры. У школьников и студентов проявляется неумение ясно выразить мысль и даже пересказать внятно текст;
7. Крайне обеднено содержание осваиваемой лексики, необходимой для поддержания нормальной жизнедеятельности и здорового мировосприятия современного «рядового» человека.
8. Подорвана языковая основа мировоззренческой составляющей школьного обучения;
9. Необоснованное сокращение содержания и неизбежная при этом примитивизация преподавания литературы в школе привели к общему обесцениванию образования, к катастрофическому для независимой страны снижению общей культуры учащихся.
Знание русского литературного языка может быть обеспечено лишь освоением русской классической литературы. В одной из своих статей известный ученый, доктор филологических наук Н. Н. Скатов отметил: «Тесня русскую классику, мы лишаем доверенное нам молодое поколение не только прошлого, мы лишаем его и будущего».
Сегодня, как никогда, необходимо привлекать общественное внимание к судьбе русского языка. В разных странах существуют специальные организации, которые занимаются защитой и пропагандой в своей и других странах родного языка. Это, например, Институт Гете в Германии, это «Французский альянс», «Британский Совет» в Англии, а Попечительский Совет Института Сервантеса, который призван распространять испанский язык и испаноязычную культуру в мире, возглавляет король Хуан Карлос. Есть и в России Институт русского языка им. А. С. Пушкина. Это оплот нашей духовности.
Думается, нам в Российской Федерации нужны «Закон о культуре» и Закон «О защите русского языка», в котором следует четко определить меры ответственности за его нарушение. Есть польский Закон «О языке», Закон «Об использовании французского языка». Например, если в каком-то кинотеатре Франции начинают превалировать не франкоязычные кинофильмы – это может стать объектом для санкций.
Сегодня уже многие люди говорят и пишут, что пора научиться честно размышлять о том, как исправить положение, в котором пребывает наш язык и русская культура.
Нужно прекратить дезинформацию и умолчание о состоянии дел в этой сфере. В отношении носителей русского языка и культуры (особенно молодежи) положение следует признать критическим.
Надо добиваться удаления малообразованных горе – реформаторов, неспециалистов из сферы образования.
Есть острая необходимость в постановке заслона средствам массовой информации, несущим деструктивные сведения, дезориентирующие сознание, направленные на развал традиционных духовных ценностей России. Это нужно сделать законодательными мерами. Они должны проходить предварительную независимую общественную экспертизу. Надо принять за основу любых преобразований в сфере языка и словесности – богатейшее отечественное наследие в этих сферах, с осмотрительностью заимствуя зарубежный опыт.
Сегодня следует без боязни признать: необходима разработка решительных контрмер для возвращения неосновательно и нигилистически отвергнутых отечественных ценностей в области образования и культуры.
Требуется осуществить конкретные законодательные и финансово — экономические меры, чтобы вернуть в сферу образования и культуры высококвалифицированных специалистов – гуманитариев, активно использовать их знания и опыт в восстановлении полноценного гуманитарного образования в школе. Учитель школы, преподаватель вуза – достойны присвоения статуса «госслужащий», потому что повседневно занимаются важнейшим государственным делом.
В статье «Россия: национальный вопрос» в «Независимой газете» от 23 января 2012 года В.В. Путин отмечает, что «наше государство многонациональное. Но оно должно иметь единую ментальность. Русский народ является государствообразующим по факту существования России».
Великая миссия русских – объединять и скреплять нашу цивилизацию русским языком, культурой, « всемирной отзывчивостью» по определению Федора Достоевского, скреплять русских армян, русских азербайджанцев, русских немцев, русских татар. Скреплять в такой тип государства – цивилизации, где нет « нацменов», а принцип распознания « свой – чужой» определяется общей культурой и общими ценностями.
Именно об этом особом характере русской государственности писал Иван Ильин:
«Не искоренить, не подавить, не поработить чужую кровь, не задушить иноплеменную и инославную, отдать всем дыхание, великую Родину….всех соблюсти, всех примерить, всем дать молиться по-своему, трудиться по-своему и лучших отовсюду вовлечь в государственное и культурное строительство…».
Стержень, скрепляющая ткань этой уникальной цивилизации, русский народ, русский язык, русская культура.
«Самоопределение русского народа – это полиэтническая цивилизация, скрепленная русским культурным ядром, — говорит В.В. Путин. Он рассуждает о необходимости единого культурного кода, о сохранении русской культурной доминанты, носителем которой выступают не только этнические русские, но и все носители такой идентичности независимо от национальности. Это тот культурный код, который подвергался в последние годы серьезным испытаниям, который пытались и пытаются взломать. И, тем не менее, он, безусловно, сохранился. Вместе с тем его надо питать, укреплять и беречь. Огромная роль здесь принадлежит образованию. И в первую очередь речь должна идти о повышении роли в образовательном процессе таких предметов, как русский язык, русская литература, отечественная история – естественно в контексте всего богатства национальных традиций и культур.»
Можно вспомнить, что многие граждане СССР, оказавшиеся за рубежом, называли себя русскими. Причем считали себя таковыми независимо от этнической принадлежности.
Интересен и тот факт, что этнические русские нигде и никогда, ни в какой эмиграции не составляли устойчивых национальных диаспор, хотя и числено, и качественно были представлены весьма значительно. Потому что в нашей идентичности – другой культурный код.
В. В. Путин коснулся проблем русского языка и в другой своей статье «Демократия и качество государства»:
«Образ жизни людей определяют разные традиции, обычаи, модели поведения. Поэтому безусловной ценностью для нас являются интеграторы, мощные скрепляющие факторы – русский язык, русская культура, Русская православная церковь и другие традиционные российские религии. И, конечно, многовековой опыт совместного исторического творчества разных народов в одном, едином Российском государстве».
Исторические исследования русской филологии говорят о том, что через определенные промежутки времени Россия переживает переломы и революции, с появлением новых общественных сил.
В 1945 году Виктор Виноградов – известный филолог – русист XX столетия пишет книгу «Великий русский язык». Вот настроение общества тех лет.
Екатерина Великая в конце XVIII века собрала ученых, в том числе и технических специальностей, писателей и поэтов и посадила их за работу над словарем. С целью чистоты русского языка.
Думается, замечательно сказал Иван Ильин: «И еще один дар дала нам наша Россия – это наш дивный, наш могучий, наш поющий язык. В нем вся она, наша Россия. И ширь неограниченных возможностей; и богатство звуков, и слов, и форм; и стихийность, и нежность, и красота, и размах, и парение, и мечтательность, и ясность – все доступно нашему языку. Он все способен выразить, изобразить и передать».
20 февраля 2012 г. Общественная палата Псковской области обсудила на Пленарном заседании вопрос «Русский язык – основа духовного сплочения граждан Российской Федерации». Это было обусловлено вовсе не тем, что в нашем регионе положение с преподаванием русского языка хуже, чем в других местах. Прежде всего палата хотела еще раз привлечь внимание властей и широких кругов общественности к действительно существующим в этой сфере проблемам и призвала руководителей областного и муниципального уровня, лидеров общественного мнения, деятелей образования, культуры, театра, музыки и других видов искусства, современной журналистики приложить максимум усилий для сохранения достижений русской культуры и сбережения чистоты русского языка. Общественная палата Псковской области подготовила и направила в их адрес рекомендации

Валерий Павлов

УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ

На педагогическую практику за четвёртый курс филологического факультета меня направили в первую псковскую среднюю школу, в которой я в детстве учился. За мною был закреплён куратор – заслуженный учитель РСФСР Николай Николаевич Колиберский. Когда директор школы публично объявил об этом перед педагогами и школьниками в большом зале, ко мне подошёл высокий, стройный, чуть сутулый старик с пушистыми седыми усами и живыми глазами с горящими в глубине искорками смеха. «Здравствуйте, коллега, – обратился он радушно ко мне, – рад познакомиться». Мы договорились, что для начала я буду ходить к нему на уроки русского языка и литературы и готовить свои конспекты к занятиям в 10 «Б» классе.

Николай Николаевич носил тёмно-синее драповое однобортное пальто, серую мягкую велюровую шляпу, а зимой — меховую папаху пирожком, клетчатый шерстяной шарф, ботинки с чёрными лакированными калошами, если лил дождь. В запасниках нашего музея-заповедника есть замечательный портрет Николая Николаевича. Он в этой самой шляпе, пальто, пушистые усы вразлёт, в глазах весёлая лукавинка. Он входил в школу, дети, пробегая мимо, говорили: «Здравствуйте, Николай Николаевич!» «Здравствуйте, голубчик!» – отвечал старый учитель каждому из встречавшихся детей независимо оттого, из первого или десятого класса он был. При этом он каждый раз приподнимал шляпу. Он тщательно чистил в учительской перед началом урока костюм маленькой платяной щёточкой, которую носил с собой в портфеле. Там же у него была щётка для чистки ботинок.

На первых же уроках Николай Николаевич поразил меня обширностью познаний литературы, искусства, быта начала XX века. Он говорил негромко, простым, понятным детям языком. При этом речь его была изящна, логически выстроена и оставалась в памяти. Позже, уже работая учителем литературы в первой школе, я увидел удивительные вещи. Конспекты уроков (он каждый год готовил новые), написанные мелким каллиграфическим почерком, буковки как в прописях, но ещё и с различными завитушками. «У меня был ужасный почерк, но я упорно стал учиться писать заново. Надо бы и вам, голубчик, по¬пробовать. Ведь вам ребяткам на доске писать много придётся», – деликатно предлагал Николай Николаевич.

Я видел у него краткие конспекты многих классических романов. Например, открываю тетрадь с надписью «Война и мир»: том 1, глава 1, Салон Анны Павловны Шерер. Светский разговор о… и т д. И так по каждой главе, о чём говорится. Однажды заболела наша коллега, работавшая в шестых классах, и Колиберского неожиданно попросили, уже через минуту после звонка на урок, её заменить. «Ну что же, идёмте, голубчик, надо выручить», – сказал Николай Николаевич. Он вошёл в класс, ответил на бурное приветствие детей и попросил: «Запишите число. Классная работа. Диктант. В лесу». Далее он в течение 45 минут размеренно диктовал наизусть текст И. С. Тургенева. (А я всё смотрел, когда же он достанет книгу или какую-нибудь бумажку).

На выходе из класса он доверительно сообщил мне: «Знаете, надо на всякий случай знать наизусть три-четыре десятка таких текстов…» На педагогических советах он заступался за учеников, которых наказывали или исключали. «Так мы далеко не уйдём, Николай Либералович», — говорил иногда директор школы М. Н. Максимовский. «Совершенно с вами согласен, любезнейший Михаил Аракчеевич», – парировал старый учитель. Меня тянуло к этому человеку. Я чувствовал его доброе расположение к себе, он был мне интересен. В нём не было ни тени менторства, чванства, он обладал энциклопедическими знаниями, огромным профессиональным и житейским опытом. Каждая его морщинка, каждый жест, глаза доброго Деда Мороза как бы говорили: «Куда ты, чудак, там опасно, а вот послушай, что я тебе скажу…» Он рассказывал, как в начале века, после революции, оказался в глухом селе. Как поселили его крестьяне в самую лучшую в деревне избу («Не гоже учителю, как пастуху, по избам изо дня в день ходить»). Туда они по очереди приносили харчи на пропитание нужного для их детей учителя. О чём бы мы ни заговорили, он вспоминал, как это было раньше.

Он умел радоваться успеху других, трепетно дружил с Иваном Терентьевичем Гомоновым, заведующим кафедрой русского языка в пединституте, «пропускал» с ним по рюмочке, в кругу учителей пользовался огромным авторитетом и уважением. Он был очень свой и для учеников, и для студентов. Но те никогда не переходили ту самую незримую черту, которую проводит подлинное уважение, и не позволяли в общении с ним опускаться до панибратства. Часто он в выходные дни проводил интереснейшие экскурсии по Пскову для детей. Собирались у входа на железнодорожный вокзал. Николай Николаевич, взглянув весело на детей, произносил: «Ну, пошли, ребятушки…» Он вёл их по городу и неторопливо рассказывал почти о каждом здании: здесь Николай II подписал отречение от престола, здесь был Псковский централ (тюрьма). Ученики смотрели на него широко раскрытыми глазами, и было видно, что они хорошо запоминают рассказ этого доброго старика, многие годы прожившего в Пскове. Как член общества «Знание» он прочитал сотни лекций, на которых всегда было полно людей самых разных возрастов.

В один из своих приездов в Псков выпускник нашей 1-й школы – известнейший писатель В. А. Каверин – познакомился с Н. Н. Колиберским, они часто ходили тогда по Пскову и разговаривали. Я попросился с ними, они разрешили, я слушал их беседы, ловил каждое слово. В книге «Освещённые окна» В. А. Каверин пишет о Н. Н. Колиберском:

– Память его, фотографическая, объективно-рельефная, меня поразила. Он помнил всё – и то, что касалось его, и то, что не касалось. Я забыл, почему псковскую гимназию пышно переименовали в гимназию Александра Первого Благословенного. Он объяснил – в связи со столетием Отечественной войны. О том, как Псков отмечал трёхсотлетие дома Романовых, он рассказал с удивительными подробностями – а мне помнились только дымные горящие плошки на улицах. Верноподданническую кантату, которую гимназисты разучивали к этому дню, он знал наизусть:

Была пора, казалось, сила
Страны в борьбе изнемогла.
И встала Русь и Михаила
К себе на царство призвала…
В годину тяжких испытаний,
Любовью подданных силён.
Царь поднял меч, и в громе брани
Навеки пал Наполеон…
Вот почему и в бурях бранных,
И в мирный час из рода в род
Святая Русь своих державных
Вождей и славит, и поёт.

…Николай Николаевич окончил гимназию годом позже, чем я поступил, но оказалось, что те же преподаватели: Коржавин, Попов, Бекаревич – учили нас истории, литературе, латыни. Да что там преподаватели! Мы начали со швейцара Филиппа, носившего длинный мундир с двумя медалями и похожего на кота со своей мордочкой, важно выглядывающей из седой бороды и усов. Я не знал, что его фамилия была Крон. Он был, оказывается, латыш, говоривший по-русски с сильным акцентом, – вот почему я подчас не мог понять его невнятного угрожающего ворчания.

-Тюрль, юрль, юта-турль? – спросил Николай Николаевич.

— Ну как же!

Это называлось «гармоники»: схватив цепкой лапой провинившегося гимназиста и крепко, до боли прижимая к ладони его сложенные пальцы, Филипп тащил его в карцер, приговаривая: «Тюрль, юрль; юта-турль». Впрочем, карцера у нас не было, запирали в пустой класс. Помаргивая добрыми глазами и подправляя без нужды седые усы, Николай Николаевич дарил каждому из гимназических деятелей не более двух-трёх слов. Однако, как на пожелтевшем дагерротипе, я увидел плоское лицо законоучителя отца Кюпара, с зачесанными назад, тоже плоскими, волосами, его быструю, деловую, не свойственную священническому сану походку, холодный взгляд».

Они вспоминали, какая форма была у гимназистов и гимназисток, какие выпускали в гимназии журналы, то вдруг заговорили о каком-то поцелуе. Больше рассказывал Н. Н. Колиберский. А В. А. Каверин иногда приговаривал: «Да что вы говорите? Как интересно!» Когда Н. Н. Колиберский бывал «в духе» (а так бывало почти всегда), он рассказывал, что в «Памятных книжках Псковской губернии» за 1893-1913 годы есть 23 носителя его редкой фамилии. Среди них 10 священников, диаконов, псаломщиков, 10 учителей церковноприходских земских школ. Дед и прадед Николая Николаевича были священниками. Коля Колиберский учился в церковноприходской школе, где Закон Божий преподавал его отец. Мальчику наняли репетитора. Когда переехали в Псков, отец начал служить в церкви для арестантов каторжной тюрьмы, а затем законоучителем в Мариинской гимназии. Успехи сына далеко не радовали, два года он провёл в третьем классе, а в седьмом имел неудовлетворительные оценки по латыни, алгебре, тригонометрии, физике, по поведению – «четыре». Затем почти целый год Коля Колиберский серьёзно болел. Лишь много позже он выровнялся, стал хорошо учиться, окреп телом и душой. Он с детства что-то преодолевал в себе, совершенствовался, добивался результатов, учился у окружающих. Интересны его воспоминания о школе, учителях и соучениках. Вот что он пишет: «В нынешнюю первую школу Пскова, тогдашнюю городскую гимназию, я поступил в десять лет. Расстался я с этой школой в семьдесят восемь. За долгие годы своей педагогической работы я преподавал во многих учебных заведениях. Но два последних десятилетия, до выхода на пенсию, отдал школе, в которой учился сам. О псковской городской гимназии у меня сохранилось немало воспоминаний. Я искренне рад возможности рассказать о некоторых из её учителей. Если бы установить на здании 1-й псковской школы мемориальную доску с фамилиями прославивших её учеников, то список бы начался с Фердинанда Петровича Врангеля, знаменитого исследователя побережья Сибири, именем которого назван один из северных наших островов. Только в одно время со мной в нашей гимназии учились Л.М. Поземский, ставший организатором псковского комсомола, писатель Юрий Тынянов, автор таблиц логарифмов В. Брадис, с которым я поддерживал связь до самых последних его дней. Псковскую гимназию окончил писатель Вениамин Каверин. Повествуя о своей юности, он посвятил ей немало теплых страниц. И если справедлива истина, что учитель раскрывается в своих питомцах, то, думается, приведённый мной список подтверждает её. Мои школьные годы совпали с периодом реакции в России. Во главе министерства народного образования стояли тогда такие мрачные фигуры, как Кассо и Шварц. Но и в это тяжёлое время наши гимназические педагоги в своём большинстве сохраняли честь и достоинство, оставались порядочными людьми. В казённой атмосфере, усиленно насаждавшейся сверху, они умели сберечь живое человеческое чувство, неподдельную любовь к детям, свежую, независимую мысль. Мои учителя вызывали во мне стремление следовать их примеру.

…Из словесников нашей гимназии мне особенно хотелось бы вспомнить двоих: Анатолия Юлиановича Купалова и Владимира Ивановича Попова. Чем старше я становился, тем больше меня поражала в них громадная эрудиция, широкая образованность, знание не только своего предмета, но и смежных наук. Оба простые в обращении, общительные, учебный материал они преподносили чрезвычайно эмоционально. Уроки наших словесников были для нас праздниками, мы ждали их. Вводя нас в мир русской классики, они старались параллельно знакомить нас с произведениями иностранной литературы, всё было направлено к тому, чтобы расширить кругозор, заинтересовать, побудить желание читать и думать. Предметник органически сочетался в наших словесниках с воспитателем. Им было присуще ясное понимание, что та тенденция, которую вносит учитель в свои объяснения и толкования, не должна быть оголённой, лобовой. И, внушая нам высокие истины, они умели тонко воздействовать на нас.

Манеры, внешний вид гармонировали у них с нравственным обликом. И в этом тоже был залог их большого влияния на учеников. Они никогда не позволяли себе окрика, грубого слова, насмешки, как не позволяли себе прийти в школу с оторванной пуговицей или в нечищеных сапогах. Их костюмы были выутюжены, волосы гладко причёсаны. Им хотелось подражать…

…Наши наставники не навязывали нам своих суждений, а умели воздействовать на нас без нажима. И теперь мне, видимо, стоит остановиться на том, какие это приносило плоды. Известно, скажем, сколь важно при изучении творчества писателя заинтересовать учеников его личностью, помочь им увидеть в нём не классика, а человека. Ведь чем лучше мы понимаем духовный мир художника, его жизнь, тем глубже постигаем и его произведения. И если с гимназических лет ощутили мы корифеев родной литературы как живых людей, прониклись их помыслами и чувствами, то так произошло потому, что учителя говорили с нами о них без всякой слащавости, без ложного пафоса и пышных фраз. Нашим словесникам были одинаково чужды как казённый энтузиазм, так и то недоверие к способности учеников самим сделать выводы из услышанного…

…Учителю выпадает высокая честь первым или одним из первых заговорить с учеником о многих вопросах и понятиях, с осмыслением которых складывается человек. Быть может, нравственная и профессиональная культура педагога в значительной степени и измеряется тем, насколько подготовлен он к этому.

…Мастерство преподавания не только в умении передавать знания. Преподавание – это и наука убеждать. Пример таких учителей, как Купалов и Попов, впервые показал мне это. Став педагогом, я старался придерживаться многих их принципов. Мне всегда казалось, что педагогика должна убеждать, как искусство, – чем-то большим, чем открытая назидательность и дидактика. Хороший учитель живёт в самых различных своих питомцах. В учениках, идущих следом, он должен проявляться вдвойне. 55 лет отдал я школе. Мне отрадно сознавать, что в своей работе я продолжал традиции любимых учителей…».

Могу засвидетельствовать: Николай Николаевич в чём-то проявился и во мне, что-то передал, как эстафету, а главное, своим примером убедил, каким должен быть подлинный русский интеллигент.

Анализирует мой урок о поэзии В. Маяковского:

«А прямо скажу: хорошо, славно вышло всё у вас, голубчик. Мне, а главное ребятам, очень понравилось. У вас будут хорошие уроки, у вас есть душа, но и характер, вы не равнодушный начётчик. Ученики это чувствуют и открываются вам навстречу. Но где же, мой дорогой, ваши паузы? Ай, как они нужны! Остановиться, дух перевести, взглянуть на ребят, как они воспринимают. А гвоздики? Надо возвращаться (и не раз) к основным мыслям и забивать их, как гвоздики, ребятушкам в головушки. А в конце итог: так и так, что же мы имеем, к чему пришли? А как же? А жесты? А мимика? Попробуйте у зеркальца.
Надо репетировать. Де Голль тщательно тренировался. Надо слушателя завоевать, заворожить, убедить. Мы с вами – словесники. Наш главный и очень сильный инструмент – слово. Помните, как у Вадима Шефнера:

Много слов на земле. Есть дневные слова,
В них весеннего неба сквозит синева.
Есть ночные слова, о которых мы днём
Вспоминаем с улыбкой и тайным стыдом.
Есть слова – словно раны, слова – словно суд,
С ними в плен не сдаются и в плен не берут
Словом можно продать, и предать, и купить.
Слово можно в разящий свинец перелить…

И правда, голубчик мой, правда. А стихи надо читать обязательно наизусть. А как же? Пример ученикам. Учитель задаёт им стихи выучивать на память, а сам? Ничего-ничего, это всё поправимо, у вас отменно пойдёт, вот увидите…».

Правда, бережный, уважительно добрый анализ? Как после такой беседы хотелось всего этого добиться и заслужить его похвалу!

28 января 1997 года Николаю Николаевичу исполнилось бы 100 лет Думается, эта дата прошла незаслуженно незамеченной нашей общественностью. Многие члены семьи Колиберских были хорошими учителями в Пскове, их знали и любили в своё время ученики и их родители. С Сашей Колиберским я учился в пединституте, с Татьяной – в другом вузе, Игоря знал как отлично¬го преподавателя строительного техникума. Вспомнив многих своих учителей, я вижу Веру Алексеевну Митицину, Юрия Григорьевича Шарова, Валентина Ивановича Войченко, Фриду Самуиловну Марат, Марию Иосифовну Лейбович, Альберта Петровича Ловина, Михаила Николаевича Максимовского, Алису Ивановну Голышеву, Евгения Александровича Маймина. Много! У них я учился, брал с них пример, подражал. Теперь моя очередь кому-то передать то, что взял от этих и многих других замечательных людей, добавив каплю из своей души и сердца. Где и когда это произойдёт? В театре, в студенческой аудитории, просто в общении с людьми? А может, это уже давно происходит?