Архив метки: культура

Без руля и ветрил. Размышление о современном культурном процессе

С этим, помещенным ниже, словом, я выступил 30 сентября 2005 года на региональном совещании в большом зале Администрации Псковской области.
Помню, как переглядывались, слушая меня, некоторые присутствующие, как улыбались и как мгновенно, как только я закончил, переключились на что-то другое, будто и не было меня на трибуне. А потом дали понять, чтобы больше с такими речами я выступать не выходил. Впрочем, что там «не выходил»? Меня просто не приглашали на мероприятия подобного рода. Минуло без малого два десятилетия. И что?
Теперь Президент России Владимир Владимирович Путин защищает культуру более радикально и бескомпромиссно. Он говорит о «культурном суверенитете»; о том, чтобы «избегать зависимости от внешнего влияния, быть защищенным от деструктивного идеологического и информационного воздействия» и придерживаться традиционных «духовно-нравственных ценностей». И что гражданин теперь должен быть не только нравственный, ответственный и самостоятельно мыслящий, но и разделяющий «традиционные духовно-нравственные ценности»…
И я вдруг понял, что меня услышали. Понадобилось всего-то каких-то восемнадцать лет…

Без руля и ветрил
(размышление о современном культурном процессе)

В философском словаре понятие культура определяется, как специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, представленный в продуктах материального и духовного труда. В понятии культуры фиксируется общее отличие человеческой жизнедеятельности от биологических форм жизни. Действительно, в биологических формах жизни мы можем встретить и производственные отношения, и эксплуатацию одних особей другими (муравьи), и наличие определенных политических взаимоотношений (например, соблюдение границ занятых территорий), и военные конфликты, и определенную социальную политику (защита потомства). Но высшего проявления жизнедеятельности, творческого дара, уподобляющего тварь ее Творцу, биологические формы жизни лишены.
Итак, культура, главное, что отличает человека от прочего тварного мира и, понимая это, человечество на протяжении тысячелетий бережно сохраняло и развивало плоды творческого делания лучших своих представителей. Но что же сегодня? Сегодня явным образом обозначился и развивается процесс движения в обратную сторону. Сегодня мы проявляем заботу об экономике, финансах, производстве, социальной политике, но культуру ставим на последнее место, как нечто третьестепенное, и, в общем-то, ненужное. Культуру опрокинули в стихию рынка, где выживает сильнейший. А кто же сильнейший? Изворотливые ловкачи, умеющие находить деньги, не отягощенные морально-нравственными императивами, выдающими на потеху толпе низкопробный, а зачастую — безнравственный, разрушающий сознание, продукт. Обращение к самому низменному, полностью оторванному от истинного предназначения культуры — сеять разумное, доброе, вечное — вот поле деятельности сегодняшнего псевдотворца от культуры. Они-то, эти «кривые зеркала», «аншлаги», «поля чудес», бесконечные криминальные и сентиментальные мыльные сериалы, формируют сегодня общественное сознание, формируют современного человека — бездуховного потребителя материальных благ, жаждущего лишь хлеба и зрелищ. Нам еще предстоит пожинать плоды сегодняшнего бездумного отношения к культуре, плоды насаждаемой сегодня бездуховности, безнравственности. Что для такового «нового» человека есть Родина? И есть ли? «Родина есть нечто от духа и для духа, — утверждает Иван Ильин, — И тот, кто не живет духом, тот не будет иметь Родины, и она останется для него темною загадкою и странною ненужностью».
Какой смысл бороть с коррупцией, преступностью, наркоманией, лишая при этом людей высоких очищающих и просветляющих душу плодов, которые бережно и кропотливо возделывает в себе культура? Да люди давно уже забыли, что хорошо и что плохо. Никто им об этом не говорит. Они знают лишь «про это…»; они воспитываются «Кривыми зеркалами» и песнями «Тату». Долг, честь, совесть, защита Отчества — все это пущено на самотек, забыто; на все это нет денег.
А ведь высокодуховный, нравственный человек — это в полном смысле свободное существо, не зависящее от тлетворных, разрушительных стихий мира, его не поманит золотой телец и не привлечет омут разврата. В тоже время, он строго ограничен рамками своей нравственности и духовности, он дисциплинирован и законопослушен не потому, что боится ответственности за нарушение закона, но потому, что его побуждает к этому его совесть. Нет, не шоубизнес, не бульварная пресса, но высокая культура воспитывает таких людей. Не будет их, не будет будущего и у нашей страны. «Носясь без руля и ветрил, по воле чувств, — предупреждает нас все тот же Ильин, — наша жизнь принимает обличие каприза, самодурства, обидчивости, подполья, неуравновешенности и ожесточения».
Кому же выгодно, что бы дети наши носились по жизни «без руля и ветрил»? Государству? Власти? Хочется надеяться, что нет! Так почему разрушается национальная культура? Кто-то возразит, что существуют и финансируются различные учреждения культуры: министерство, комитеты, отделы. Да! Но ведь истинное содержание культуры составляют те, кто ее воспроизводит — рядовые творческие делатели на художественной ниве: писатели, художники, композиторы и т.д. А вот им-то как раз и отказано в какой бы то ни было помощи и поддержке. И каждому в отдельности и всем вместе, объединенным в творческие союзы.
Творческие союзы оказались ненужными государству. «Заботу» о них законодатели «легким движением пера» переложили на плечи региональных властей (см. 122 ФЗ 2004 года). У последних хватает своих «головных болей», им бы «накормить» бюджетников, и «успокоить» пенсионеров. А нам, — например, писателям, — говорят: зарабатывайте (или выпрашивайте?) деньги сами. Где и как? Кому может продать свой творческий дар провинциальный писатель, традиционно ориентирующийся на высокие классические образцы литературы, по-прежнему наивно пытающийся «взращивать» в человеке позитивные ценности. Есть лишь один выход: позабыв про свой писательский долг, свое высокое предназначение, «строчить» сценарии для «Аншлагов» и прочих иже с ними, обслуживать интересы бессовестных политиков, алчных олигархов и т. д. Кто-то пошел этим путем — слава Богу, немногие… Лучше уж «влачить» жалкое существование, чем продать за «тридцать сребреников» свой дарованный свыше талант. Совесть не обманешь!
Мы не нужны государству, мы не нужны региональным властям, но читатель пока еще желает видеть и слышать нас. Нас приглашают в школы, в высшие учебные заведения, в библиотеки, на городские и областные культурные мероприятия — и мы идем! Мы не говорим: «Дайте нам за это денег!» — совесть не обманешь! — идем и выполняем свой долг, долг русского писателя, который, собственно, и заключается весь без остатка (как очень точно однажды определил Иван Ильин) в «служении» и «предстоянии»; в служении ближнему, своему народу и предстоянии Истине, Творцу сущего слова, Богу…
Однако, если не подливать масла в лампу, она погаснет. Хороший хозяин (государство? региональные власти?), желающий чтобы в его доме горел свет (а кто еще свет, если ни радеющие о духовном, нравственном пробуждении народа — писатели, поэты, композиторы, художники и т.д.?), позаботится о наличие в лампе масла, ибо бессмысленно и неблагодарно заниматься наведением порядка в темном доме, где не видно ни зги.
Увы, никто не кидается спасать культуру и ее созидателей. На это нет денег! Но разумно ли тратить на что-то деньги, а на главном, самом существенном экономить? Разумно ли, отделив голову от тела, пытаться насытить брюхо? Для нас ответ ясен…
Но что же делать? Выход один — продолжать бороться и жить, надеясь, что разум ответственных за благо государства лиц наконец-то исполнится здравым смыслом и пониманием того, что, при решении насущных текущих задач, нельзя забывать о Главном; что есть «чрево» и «голова», и первое без последней, (как его, чрево, не корми!) — испустит дух.

С надеждой на лучшее,

Председатель правления Псковского регионального отделения
Общероссийской общественной организации “Союз писателей России”
Игорь Смолькин

Гуманистическая традиция в понимании культуры

Валерий Павлов

Гуманистическая традиция
в понимании культуры

В статье рассматривается вопрос о становлении и развитии гуманистической традиции в понимании культуры.

В настоящее время в Российской Федерации осуществляется реформа всей системы образования. Основная направленность этих преобразований состоит в гуманизации образования, в преодолении его прежней технической ограниченности и естественно — научной однобокости. Сегодня образовательные учреждения должны обеспечить такие условия учебного процесса, чтобы выпускник мог стать самостоятельным, ответственным субъектом общественной жизни и подлинным творцом собственной судьбы. Задача высшей школы – готовить не просто специалиста в каком-либо узком секторе производства и управления, а личность, способную проявить себя в различных сферах деятельности.
Значительную роль в гуманизации образования призвана сыграть его гуманитаризация.
Культурология должна восполнить тот пробел в области изучения и понимания культуры, которой еще недавно характеризовал как систему высшего образования, так и все общественные науки в целом. К сожалению, обществоведы еще совсем в недавнем прошлом игнорировали тот очевидный факт, что многие социальные измерения опосредуются культуросозидающей деятельностью: трансформацией системы ценностей, изменением мировоззренческих ориентиров, выработкой новых духовных практик, перестройкой мировидения и менталитета. Поэтому наша страна оказалась во многом неподготовленной к проводимым сегодня реформам во всех сферах общественной жизни, что привело к острому духовному кризису, дегуманизации общественных отношений, нигилизму и нравственной дезориентации.
Восстановлению гуманистического смысла существования должна предшествовать работа по пониманию и осознанию значения и ценности культуры. В условиях, когда в ценностном отношении встает вопрос о приоритете культуры, духовых начал над материальными, о перспективах и возможностях перехода от экономического к постэкономическому обществу, изучение теории и истории культуры приобретает первостепенную значимость для новых поколений. Не случайно сегодня в целом ряде публикаций говорится о культурологизации гуманитарных и общественных дисциплин.
В современных гуманитарных науках и общественной практике понятие культура имеет фундаментальное значение. О культуре говорят не только ученые, но и политические деятели, журналисты, экономисты, писатели, военные, предприниматели и все, чьи интересы выходят за рамки узкопрофессиональных задач и индивидуальных целей. Сегодня мы слышим о правовой культуре, о политической культуре, о профессиональной культуре, молодежной культуре, о национальной культуре, о культуре общения и т.д. В обыденном сознании «культура» выступает как собирательный образ, объединяющий изобразительное искусство, литературу, религию, философию, науку, архитектуру, скульптуру и т.д. Философы и культурологи, говоря о культуре, связывают ее с «символичными формами», с «архетипами коллективного бессознательного», с «биопсихологической корой», с «семиотическим диапозитивом», с «культурным априори» и другими терминами.
Полисемичность слова «культура» в повседневности и в сфере науки порождает особые трудности, связанные с пониманием феномена культуры. Для того, чтобы точнее представить ее место в современной науке, следует познакомиться с историей формирования этого понятия и прояснить породившие его интерпретации.
Греки содержание понятия культура обозначили словом «пайдейя» (от греч. ребенок), что означало процесс формирования взрослого грека – гражданина из ребенка. Средствами такого формирования были воспитание, обучение, образование, то есть культура. Содержание слова «пайдейя» включало в себя идею человека как меры всех вещей, человека – гражданина, верховенство человеческого разума, а также идеалы демократии и гуманизма. Греческая «пайдейя», создав мифы о Прометее, Аполлоне, Дионисе, тем самым заложила основы различных культурных традиций.
Без греческой идеи культуры не существовало бы ни античности как исторической эпохи, ни западноевропейского мира культуры.
В Древнем Риме со словом «культура» преимущественно ассоциировалось понятие органического роста растений. Связь с сельским хозяйством сохранилась и сегодня, например, в словах «агрокультура», «культиватор». Рост и развитие растения явились источниками аналогий с воспитанием и развитием человека. Эти аналогии замечены еще в древности, и в образованных кругах античного Рима идея органического роста ассоциировалась с идеей возрастания римлянина к зрелости и в его противопоставлении варвару. Неполноценность варвара, т.е. всякого человека, который не был римлянином, мыслилась, прежде всего, как его дикость, невоспитанность, необразованность, а в целом – как некультурность. Таким образом, складывающееся в Древнем Риме понятие «культура» наряду с общей идеей роста и обретения зрелости включало и ряд содержательных признаков, позволяющих различать римлян и варваров. Какие это признаки?
Для крупнейшего римского общественного деятеля, оратора и философа Марка Туллия Цицерона (106-43 до н.э.) синонимом понятия «культура» была гуманность – нормативное состояние морали, интеллекта и поведения. Культурный – это гуманный римлянин, человек, который совершенствуется и облагораживает себя на основе традиционных римских добродетелей.
Традиционные устои римского общества включали самостоятельность личности и ее свободу отстаивать свои интересы в рамках закона; уважение к законам как совокупности правовых установлений, ограждающих достоинство человека в соответствии с его общественным положением; верность долгу как моральной гарантии исполнения законов; благоговейную почтительность перед богами, родиной и согражданами. Такова была суровая, требовавшая сверхнапряжения всех сил система ценностей римских граждан, которая называлась ими virtus, и именно она позволила малочисленному народу стать властелином мира.
Говоря о наиболее общих чертах и особенностях римской культуры, следует отметить, что в отличие от греческой она является гораздо более рациональной и заземленной, направлена на практическую пользу и целесообразность. Эту особенность хорошо показал Цицерон на примере математики: «греки изучали геометрию, чтобы познать мир, римляне же – чтобы измерять земельные участки».
Своей возвышенной суровостью и простотой римляне разительно отличались от греков, которые подарили миру замечательные произведения искусства, впоследствии признанные классическими. Римляне же видели в искусстве, прежде всего, «искусственность» — придуманную, сотворенную в соответствии с замыслом и вымыслом художника подделку, не достойную настоящего гражданина. Искусство зачастую отождествляли и с пагубной роскошью, подтачивающей твердыню римских устоев.
Отношение римлян к искусству изменилось после покорения Греции. Всякое греческое искусство, философия и литература вызвали неоднозначную реакцию римского общества, которое раскололось на два лагеря: эллинофилов, приветствовавших заимствование греческого искусства, образования и быта, и традиционалистов, стойко державшихся за изначальную систему ценностей и защищавших древнюю простоту нравов.
Одной из форм компромисса между эллинофилами и традиционалистами и стала гуманность, приравненная Цицероном к культуре. Гуманность трактовалась как особый способ совершенствования, хотя гражданин воспитывал себя в духе римских доблестей, но делал это путем усвоения системы образования, заимствованной у греков. Таким образом, первоначально культура и гуманность были специфически римским явлением, порожденным синтезом римских ценностей с греческой образованностью.
В работах мыслителей Средневековья слово «культура» отсутствует. Но часто встречается слово «культ». Культ не следует понимать как пустой обряд – обрядоверие осуждалось. Культ наполнялся высоким духовным смыслом. Через культ человек обретал способность раскрывать себя в любви к Богу. Католический философ Романо Гвардини (1885-1968) по этому поводу заметил:
«С непосредственной религиозной точки зрения совокупный порядок бытия воссоздается в культе. Здесь в каждый данный исторический момент как бы заново совершаются в символической форме все вечно значимые события священной истории». [1]
Культ постигается не рассудочным разумением, а жизненным с ним соприкосновением. Русский религиозный философ П.А. Флоренский (1882-1937) указывал на центральную роль культа в культуре, связывая культ с особой человеческой деятельностью – литургической, производящей характерные реалии – святыни. Святыни, по мнению философа, — это изначальное творчество человека, так что все культурные ценности во многом производны от культа.[2]
Культ приобщает человека к священной, мистической реальности, тем самым преобразуя его, осуществляя цели, в чем-то близкие целям греческой пайдейи. Однако культ теоцентричен, он обращен к Богу, он есть отношение человека к Богу. Гуманизм же антропоцентричен, поэтому римская идея гуманности получает свое второе рождение в XIV – XV вв. в Италии в эпоху Возрождения, когда тема человека, его свободы и достоинства вновь обрела привлекательность.
Ренессанс выдвинул идею гуманного человека в противоположность человеку «варварскому», подразумевая под последним мнимое варварство Средневековья. Гуманизм ценил в образовании прежде всего знание древних языков, античной литературы, моральной философии, а не теологии и аристотелевской логики схоластов. Он осознает себя как антропоцентризм, а новое место человека – в центре космоса – порождает и особые науки о человеке. Традиционное университетское образование дополняется гуманитарными науками: поэтикой, риторикой и моральной философией.
Вера в самоценность личности, антропоцентризм и индивидуализм – неотъемлемые черты гуманизма Возрождения, квинтэссенция которого ярко представлена в словах создателя знаменитой «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандолы (1463 – 1494):
«Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь».[3]
Если в период Возрождения гуманистическая традиция противостоит аскетизму христианства, то в Новое время она находится в неоднозначных отношениях уже с точными и естественными науками. Между науками о природе, с одной стороны, и гуманитарными науками, изучающими произведения античных авторов, с другой, существовали определенные противоречия. Формирующееся точное естествознание, разработка иных универсальных норм морали и права, автономизация изобразительного искусства и литературы от религии приводят к разрыву с традицией, с прошлым, с историей. Новоевропейское человечество, особенно в период Просвещения, в идее прогресса пытается осмыслить будущее, отвергая смысловую оправданность прошлого. Не все были согласны с притязаниями точного естествознания на монополию в построении картины мира. Противники универсализации научного метода продолжили гуманистическую традицию, заложенную еще в Древнем Риме и подхваченную в период Возрождения.
Итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668 – 1744) в своих философских сочинениях противопоставил идее научного метода древнеримскую идею здравого смысла, понимаемого как присущее человеку чувство правильности и общего блага. Это чувство проистекает из общности жизни, ее уклада и целей. Вико подчеркнул ценность изучения исторической традиции, причем эта ценность определялась не только в познавательном, но и в нравственном, воспитательном и образовательном отношениях.
Понятие «образование», завладевшее умами в XVIII в., наметило сферу, в которой происходило дальнейшее самоопределение понятия «культура». Гуманность, культурность становятся идеалами образованного человека. Если период Просвещения опирался в основном на рационализм, на рассудочную критику истории, на идею «разумного эгоизма», на натуралистическое понимание человеческих потребностей как движущих сил общественного развития, то идеал «образованного человека» XIX в. содержал новое понятие «гуманность».
Гуманисты эпохи Возрождения («первый» гуманизм), видя в средневековой и современной им европейской культуре лишь варварство, стремились через преподавание классических языков, прежде всего латыни, восстановить античную культуру в ее полной непосредственности. Радикализм филантропистской педагогики в значительной мере стимулировал возрастание в интеллектуальных кругах Германии негативного отношения к идеям Просвещения. Это стало одной из причин интенсивного поиска новых оснований национальной педагогики.
В середине XVIII в. в Германии рождается педагогическое течение неогуманизм. В рамках идеи просвещенного государства, основанного на принципах права и разума, впервые ставится задача государственного регулирования образовательной и воспитательной деятельности и предлагаются различные варианты общенациональной модели образования. Государственности, в идеале реализующей диалектическое единство свободы и насилия, должна соответствовать личность, осознающая свою свободу.
Термин «неогуманизм» ввел в научный оборот немецкий историк педагогики Фридрих Паульсен в 80-х годах XIX века.[4] Первые представители неогуманизма И.М. Геснер, И.А. Эрнести, К.Г. Хейнце. Центральное место в образовании неогуманисты отводили изучению древних языков, овладению культурным наследием Древней Греции и Древнего Рима. Неогуманисты считали, что гимназии должны заложить основу для продолжения обучения молодежи в университетах.
В России в конце XVIII в. интерес к идеям немецких неогуманистов проявили члены кружка Н.И. Новикова и в их числе Н.М. Карамзин. В XIX в. в античному наследию обратился кружок А.Н. Оленина (Н.И. Гнедич, С.С. Уваров и др.).
Филантропизм и неогуманизм как основные альтернативные идеологии национального просвещения в Германии опирались на две различные, хотя и взаимосвязанные, линии в понимании сущности человека и культуры: натуралистической (в гоббсово-локковском и руссоистском варианте) и духовно-социальной. Первая линия трактовала сущность человека как от природы данную субстанцию и мир культуры как внешнюю этой сущности форму организации людей, вторая (представленная отчасти Монтескье, позже Гердером, Гете и Гумбольдтом) – как результат исторического творчества и самосозидания личности.
Главную задачу образовательного процесса неогуманисты видели в формировании целостной человеческой личности, неразрывно связанной со своей национальной культурой и в то же время способной к рефлексивному отношению к ней. Подобного рода состояние достигается посредством стимулирования целенаправленного погружения в иную культуру (античность) с последующим возвращением к истокам национальной культуры. Средством такого «погружения в культуру» полагалось изучение классических языков, литературы и истории.
Образование – это не простое усвоение умом тех или иных познаний, это деятельность всего человеческого духа, свободное развитие всей его индивидуальности по ее естественным, внутренне присущим законам. Этот идеал, в противоположность аскетическому идеалу светски-придворного, дворянского воспитания горячо отстаивал уже Руссо. На немецкую почву он был перенесен Кантом, Гете, Шиллером и другими выдающимися представителями негуманизма.
Значительный вклад в разработку философско-культурологической доктрины неогуманизма внес В. Гумбольдт. Его гуманистические идеи в основном касались области языковедения и истории: он разработал основы этологии научного поиска в данных областях. Одним из важнейших, выдвигавшихся им положений неогуманизма, было утверждение, что язык как основу культуры народа, как его историю, нельзя изучить основательно только посредством интеллектуальных усилий, которые могут привести лишь к накоплению формальных сведений, но никогда не дадут глубокой и достоверной картины. Только подлинно человеческая включенность в историческое или языковедческое исследование, когда не один интеллект, но и все душевные способности человека в их совокупности – ценности, мотивы, чувства, убеждения, склонности – будут направлены на познание, создаст предпосылки для реального научного поиска, обусловит его результативность. Язык трактовался как важнейшая сфера культуры, соответственно и обучение языкам – это не своего рода введение в самую сердцевину культуры – своей и чужой – в отношении которых человек должен занять позицию свободы. Объектом такого осмысления стало новое понимание сущности образования как пути и средства развития индивидуальности, обеспечения возможности последующей реализации ее внутренней свободы. В. Гумбольдт был последователем философского учения И. Канта, однако в рассмотрении ряда идей расходился с ним. Усилиями Вильгельма фон Гумбольдта в Пруссии (1810) была создана классическая гимназия, просуществовавшая в таком виде весь XIX век.
При определении общей характеристики воззрений неогуманистов, прежде всего, стоит отметить, что неогуманисты учли уроки позднего немецкого классицизма и немецкого романтизма, с их глубоким интересом и вниманием к собственно германской цивилизации. В сфере образования представителями неогуманизма была поставлена задача перейти от «имитации» классических языков к их усвоению с целью развития родного языка.
В развитии неогуманизма можно выделить три основные стадии:
1. Становление неогуманизма. Как отмечалось выше, этот вопрос был подготовлен и осуществлен тремя известными учеными и педагогами: И.А. Эрнести, И.М. Генсером и К.Г. Хейнце. Одновременно они воплощали свои идеи в тех школах, которые находились под их влиянием: Генсер в лейпцигской Томасшуле, Хейнце – в гимназиях г. Ганновера.
2. Второй период означает время расцвета неогуманизма, который начинают Вольф, Шиллер, Гумбольт, Зюверн, Шлейермахер, Бернарди и другие. Только теперь он развивается в целостную теорию образования с фундаментальным философским обоснованием: на основании идей кантовской гносеологии и этики он объединяется с идеями Шиллера об эстетическом воспитании и его философией истории; он включает в себя педагогические идеалы Гете, мировую архитектонику Шеллинга и философию языка Бернарди и Гумбольдта.
3. Третья стадия находится под превалирующим влиянием Йоханеса Шульце и Фридриха Тирша. Это время, когда новое учение об образовании входит в министерства и школы, чтобы в очень скором времени вступить в мощные споры с представителями педагогического реализма.
Пережив разные стадии подражания древности, неогуманизм на рубеже XVIII – XIX веков стал действительной основой национального творчества. По его непосредственным влиянием произошло обновление старой классической школы Германии. Сам пафос этого движения в Германии указывает на то, что он претендовал стать второй, еще более мощной и глубокой редакцией Возрождения XIV – XVI веков.
Идея соотношения общечеловеческого и национального в образовании развивалась в условиях сосуществования утверждений об объективной тенденции единства и целостности исторического развития человечества (Гердер) и попыток определения немецкой национальной самоидентичности (Фихте).
Немецкий неогуманизм проявил себя как идеология и в каком-то смысле как педагогическая «технология» закрепления и воспроизводства в новых поколениях результатов того духовного «взрыва», которой определил лицо немецкой культуры рубежа XVIII – XIX веков. Однако следует отметить, что педагогические построения неогуманистов страдали отсутствием систематичности, а их метод – склонностью к субъективному идеализму, провозглашаемые цели образования ограничивались постулатами от необходимости совершенствования личности, зачастую вне связи с духовными традициями нации.
В дискурсивном пространстве, образуемом понятиями культуры и образования, представителями неогуманизма раскрывается необходимость диалектической трактовки понятия свободы в единстве его субъективных и объективных характеристик. Последние в систематизированном виде получают трактовку в понятии гражданского общества, духа, культуры в едином социальном пространстве. Глубокая антропологическая интерпретация компонентов структуры процесса воспитания, философское понимание человека, целостности его природы, обосновывает необходимость целостного философско-культурологического подхода к воспитанию и образованию.
По мнению И.Г. Гердера (1744-1843), автора переведенной на многие языки мира книги «Идеи к философии истории человечества», гуманность — основа культуры. В России в числе его читателей были историк Н.М. Карамзин и Н.В. Гоголь, назвавший И.Г. Гердера величайшим зодчим мировой истории.
Человек по мнению немецкого ученого должен стараться направлять движение жизни по пути гуманизма, поскольку гуманность, вера, справедливость — основы его существования. Высокое предназначение человека заключается в развитии сочувствия и сопереживания, миролюбия и гуманности.
Особое значение имеют язык как средство общения между людьми, религия и вера — это упражнение сердца в нравственном совершенствовании. Культурологические идеи ученого проникнуты духом гуманизма и оптимизма. Многие мысли о равноценности культур всех народов современны, хотя были высказаны почти двести лет назад. Его идея о создании энциклопедии культуры всех времен и народов может увлечь специалистов разных наук.
Гуманистическая традиция стала определяющей в истории культуры России XIX и XX веков. В эпоху Пушкина — золотого века российской словесности — искусство, и прежде всего литература, оказалось универсальной формой общественного гуманистического самосознания. Оно рождалось в мучительных поисках места и роли России в ходе всемирной истории, в расколе общества на западников и славянофилов. Суть западничества — в трактовке культуры как сознательного творчества человека. Западники (Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский, К.Д. Кавелин, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, П.В. Анненков, Н.П. Огарев, А.И. Герцен) выступали за преодоление вековой отсталости России, говорили о необходимости её исторического движения в направлении развития западной цивилизации. Быть европейскими русскими и русскими европейцами — вот тезис, с которым выступали западники.
Славянофилы (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, П.В. Киреевский, К.С. Аксаков, И.С Аксаков, Ю.Ф. Самарин) опирались на идею принципиального отличия Европы и России; на Западе преобладает начало индивидуалистическое, в России — общинное; Европа возникла как результат завоеваний одних народов другими, Россия — мирным путем; на Западе утвердился рассудочный католицизм, в России — цельная христианская вера. Под культурой славянофилы понимали главным образом народную «бессознательную культуру». Из того кризиса, в который вся Европа была вовлечена, выход представлялся через восстановление цельности в жизни, и хотя славянофильство мыслило себя как философия истории, пафос его заключался именно в том, чтобы выйти из истории, найти новый вариант «замкнутого» идеального общества, противопоставить общество и государство на основании «взаимного невмешательства».
Со второй половины XIX века наступает эпоха нигилизма, отрицание не только отжившего прошлого вообще. Нигилизм сопровождался приступами антиисторического утопизма. Иллюстрации этих процессов представлены в романах И.С. Тургенева, Н.Г. Чернышевского, Н.С. Лескова и др.
Л.Н. Толстой в «Исповеди» изложил свою жизнь по типичной схеме «обращения». Его главная мысль — основание новой религии, которая соответствует цели развития и совершенствования человечества. Жизненная неправда преодолевается выходом из истории — опрощением.
Религиозный смысл и характер кризиса 70-х годов был раскрыт Ф.М. Достоевским, который задумал написать огромный роман «Атеизм». Писатель изучал человека в его свободе, которой дано решать, отвергать, принимать или отдаваться в рабство. Однако «своеволие» человека часто оборачивается саморазрушением. Такова главная тема Достоевского, и именно этот процесс прослеживается в его романах. Свобода (по Достоевскому) праведна только через любовь, любовь возможна только в свободе. Власть мечты и одержимость идей — одна из главных тем писателя. Его «Записки из подполья» написаны, по-видимому, в ответ на «Что делать?» Н.Г. Чернышевского.
Русская культура рубежа Х1Х-ХХ веков получила наименование культуры «серебряного века». В ней доминировали игра и театральность, что органически сочеталось с той целью, которую провозглашали символисты: пересоздание личности, творчество более совершенных форм жизни.
Это было время великолепного маскарада русской культуры, закружившего персонажей всех искусств, марафона, пробежавшего за два десятилетия от античности до футуризма. Это был взлёт науки. Одно перечисление имен дает представление о ее масштабах: М.М. Бахтин, П.Н. Лебедев, Б.Б. Голицын, В.И. Вернадский, И.П. Павлов, И.И. Мечников, М.И. Туган-Барановский, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др. Общей чертой исследования в области общественных и гуманитарных наук было отсутствие в них обоснованных методологических обобщений, господство позитивистских концепций.
Важной сферой культуры рубежа столетий была русская оригинальная религиозная философия, крупнейшими представителями которой являлись B.C. Соловьёв, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский и др. Труды этих философов, в которых утверждался примат духовности, новое религиозное сознание, поиски своеобразного соединения материального и духовного, утверждения всемирной теократии были выражением сложностей интеллектуальной и идейной жизни той поры.
Основополагающей характеристикой современной эпохи является обострившаяся ситуация противопоставления двух тенденций: универсалистской и партикуляристской.
Приоритетным направлением развития нашей цивилизации становится формирование нового мирового порядка, способствующего сочетанию единства мира и его разнообразия. И определяющей в этом глобальном процессе должна стать гуманистическая традиция в понимании культуры.
«…Двадцать первый век будет веком гуманитарных наук и гуманизма. В противном случае человечество может выродиться в гуманоидов, умеющих считать и пользоваться компьютерами. Но их духовные ценности можно будет выразить одним – двумя словами», — писал Д.С. Лихачев. [5]

 


1. Гвардини Р. Конец нового времени // Феномен человека / Под ред. П.С. Гуревича. — М., 1993. — С. 249.
2. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. -М., 1990.-Т. 1. С-69.
3. Пико дела Мирандола. Речь о достоинстве человека // Эстетика Ренессанса. — М., 1981. — Т. 1. — С. 249
4. Куртц П. Новый скептицизм: Исследование и надежное знание / Пер. с англ. И предисл. В.А. Кувакина. – М.: Наука, 2005. – 306 с
5. Лихачев Д.С., XXI век должен быть эпохой гуманизма. М., 1987, с. 31

Джаз нашей юности

Валерий Павлов

ДЖАЗ НАШЕЙ ЮНОСТИ

В начале 1950-х годов я впервые услышал звуки джаза, которые извергались из родительского патефона с пластинок с записями Исаака Дунаевского, Леонида Утесова, Александра Цфасмана, Александра Варламова, Николая Минха, Эдди Рознера, Матвея Блантера, Олега Лундстрема.
Я был заворожен волшебными звуками. Они волновали, будоражили воображение, будили смутные фантазии. В филармонии, где теперь театр кукол, а потом в ДК строителей играл танц-оркестр под управлением Игоря Линицкого. Вечером перед началом сеансов в кинотеатре «Победа» звучал эстрадный оркестр под руководством Ю. Петрова, пела Р. Ф. Пушкарь в черном длинном бархатном платье. Она была очень эффектна и по моим мальчишечьим представлениям казалась недосягаемо красивой.
Жизнь Раисы Федоровны Пушкарь была насыщена самыми разными событиями, она прошла путь от фронтового шофера до руководителя больших творческих коллективов. Работала солисткой джаза, педагогом, библиотекарем, хормейстером. Создала и многие годы руководила театром фронтовых друзей «Мы – тацинцы». Работники культуры любили её за энтузиазм, преданность сцене, добросердечие и порядочность.
Позже, когда я со старшими приятелями со двора по Пушкинской, 24, «стрелял» контрамарки на танцплощадку и в «сарай» (танцевальный павильон) Летнего сада, там играл джаз-оркестр во главе с И. Линицким. А. Панченко (саксофон-тенор), В. Доменко (саксофон-альт), М. Каменецкий (саксофон-баритон), И. Чемоганский (труба), В. Калюк (гитара), В. Лосев (контрабас), С. Орлов (аккордеон), Ф. Тахтамышев (ударные инструменты), Р. Пушкарь (вокал) были широко известны в Пскове, очень популярны и любимы. Их все узнавали в городе, оглядывались, гордились личным знакомством с этими людьми. Я с одногодками двора утюжил брюки, до блеска чистил чешские ботинки «Цебо», выклянчивал у родителей 3 рубля, и мы отправлялись прогуливаться вдоль Пролетарского бульвара (потом Октябрьского проспекта) до кинотеатра «Победа» и обратно по плиточным тротуарам и булыжной проезжей части. Летал тополиный пух. Нам навстречу с «безразличным» видом проходили восьмиклассницы. Подходить к ним мы не решались и смущение скрывали за дымом сигарет, опасаясь, что подойдет вдруг взрослый мужик и спросит: «Ты чего это дымишь, сопляк?».
В те годы я учился в первой детской музыкальной школе на ул. Советской, а затем, с 1961 года, – в областном музыкальном училище, многих музыкантов встречал часто, видел на работе и на «халтурах», а то и во временных творческих коллективах по поводу чьих-то похорон, как тогда шутили музыканты – «в походах за жмуром», но чаще все-таки были вечера отдыха и свадьбы.

jazz1Джаз-оркестр под управлением И. Линицкого (у рояля).
Солистка Раиса Пушкарь. Фойе кинотеатра «Победа». 1959 г.

В 1950-60-е годы широкое хождение по рукам имели рентгеновские пленки, с которых звучали сквозь шипение ритмы американских рок-н-роллов, а на просвет просматривались ребра, кости и позвонки. В моде были узкие брюки-«дудочки» шириной 13-18 см. Находились молодцы, которые умудрялись надевать такие штаны, смазывая ноги мылом. Пиджаки носили пёстрые, с большими ватными плечами. Всё это венчалось причёской «под Канаду» с высоким коком и цветастым галстуком. Шла острая борьба официальных властей и общественности «с буржуазным стилем». А одетых таким образом людей звали стилягами. Стиляг «прокатывали» в сатирических «Колючках», на стендах «Они мешают нам жить и работать» в витринах магазинов. Иногда стиляг приводили в пикеты милиции и ДНД, с ними вели воспитательную работу индивидуально и на собраниях.
«Голубка», «Рио-рита», песни Лолиты Торрес звучали на танцах то в исполнении эстрадного, то духового оркестров. У нас дома уже была радиола «Урал» с зелёной лампочкой. Сквозь хрипы, вой и бульканье «забивающих» станций поздно ночью иногда пробивались сладостные и таинственные звуки далёких джаз-оркестров. А в ресторане «Аврора» в Пскове Э. Вильман (аккордеон), А. Кильчевский (труба), Ю. Горшков (гитара), В. Кузнецов (ударные) исполняли джазовые и эстрадные мелодии. Мы с приятелем Юрой Тарнаруцким ходили на танцы в ДКС, где в оркестре «священнодействовали» Ник. Козно (саксофон-альт), И. Козно (саксофон), А. Апанасович (саксофон-тенор), С. Комплиментов (саксофон-альт), В. Кузьминский (труба), Г. Чемоганский (труба), Р. Була (тромбон), А. Пронимнов (гитара), Вал. Кузнецов (ударные), В. Гусев (контрабас).

jazz2Музыканты танцевального павильона Летнего сада («сарая»). 1962 год

С тех пор прошло уже сорок лет. А я как сейчас слышу: «Белый танец! Приглашают дамы!» Волнующие, полные загадочного ожидания и надежд звуки саксофона в полумраке зала и неожиданно застенчивый голос: «Разрешите вас пригласить…» Девушка с волосами, уложенными в греческий гребень, её тонкая талия и сердцебиение, слышное даже без тесного прикосновения друг к другу. Может, только теперь я понимаю подлинный смысл песенки Сергея Никитина: «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли, фонтаны были голубыми…».
Важную роль в становлении псковского джаза сыграло открытие областного музыкального училища. Многие преподаватели и студенты собирались «поиграть для души». А какие в училище были вечера отдыха! Сколько веселья, музыкальной импровизации. Никогда не забуду игру на этих вечеринках на ул. Пушкина пианистов В. Маркина, В. Никандрова, Е. Лиханова, а несколько позже Алика Никитина (Никитона). Большое впечатление на меня производил высокий, подтянутый, элегантный, сдержанно-корректный Валерий Евдощенко, прекрасно игравший на аккордеоне в оркестре ресторана «Аврора».

jazz3Оркестр под управлением Валерия Евдощенко.
Слева направо: В. Евдощенко, В. Вильман, А. Роор, А. Сергеев, Н. Апанасович, В. Богданов. 1969 г.

jazz4Эстрада танцевальной площадки Летнего сада. 1960-е годы

Валерий Евдощенко первым в Пскове стал играть инструментальные вещи в стиле «Битлз», а Евгений Лиханов соединил джаз с роком. Тогда повсюду звучали эстрадные оркестры – в педагогическом институте, в ДК профсоюзов, в ресторанах, кинотеатрах, в школах. Они были разные по уровню мастерства.
Но по энтузиазму, популярности у молодежи были равны, музыкантов тогда уважали. В 70–80-е годы это движение стало как-то угасать. Правда, позже возникали и превосходно играли ансамбль эстрадной и духовой музыки «Дилижанс», оркестр «Парад» под руководством А. Роора, биг-бэнд М. Литвака, оркестр Г. Княжевского в ДКП. Иногда на энтузиазме фанатов проводились целые джазовые фестивали и праздники духовой музыки, собиравшие десятки оркестров и тысячи благодарных слушателей.
Лишь тот, кто когда-то пел в хоре или играл в оркестре, может понять, какой душевный, пьянящий без вина подъем испытываешь, когда поешь или играешь с друзьями. «Завод», «кайф» – называют это между собою музыканты. И им в тот момент не нужны наркотики.

jazz5Евгений Шабанов (справа) играет на улице Пушкина у театра драмы. Август 2001 г.

В России и сегодня есть десятка два классных джаз-оркестров  уровня Г. Гараняна, А. Кролла, Ю. Афанасьева. Это жрецы, хранители жанра, это его ревнители и продолжатели. Но массовость, к сожалению, ушла. Остались посвященные мастера, обладающие безупречной техникой игры на инструментах, безграничной фантазией для импровизации, огромным опытом и знаниями, но, прежде всего, Талантом с большой буквы.
Сколько лет прошло, а память все еще воспроизводит лица молодых псковских музыкантов – гитариста В. Студинова, ударников Е. Шабанова, Е. Орлова, В. Давыдова, контрабасиста А. Солдатова, саксофонистов А. Кишмишьяна, Б. Паршина, В. Сажина, В. Сказаватова, трубача А. Сергеева, бас-гитаристов В. Степанова, Ю. Сергеева.
Сегодня предпочитают классные записи, звучащие из супер-музыкальных центров и компьютеров. Но для этого достаточно освоить технику. Думаю, что это все-таки скорее технический, а не творческий труд.
Мои ровесники должны были в совершенстве владеть музыкальной грамотой, играть на различных музыкальных инструментах, импровизировать, делать аранжировки. Наверное, я не прав и это ностальгия по увлечениям молодости? Ведь есть же сегодня в Пскове неплохой джазмен А. Галковский, братья В. и А. Мамедовы, молодой электробасист Ал. Богомолов, гитарист В. Горобец. Но Владимир Кольцов играет джаз в Америке, уехал туда и Григорий Смирнов, Анатолий Сергеев и Андрей Седлер работают в одном из лучших оркестров Балтии, Алик Федосеев пишет аранжировки в Москве. Судьба разбросала многих по городам и весям. Алик Никитин рано ушел из жизни.
Недавно, после похорон одноклассника, я медленно продвигался вдоль ряда старых могил и наткнулся на скромный обелиск – «Стрелков Петр Федорович»… Петька бойко играл на фортепьяно в 1-й детской музыкальной школе рок-н-ролл и «Чу-чу».
Я ему завидовал и старался, как мог, подражать. Он был взят добрыми людьми после войны из детдома, но узнал об этом только в 20 лет, случайно, от пьяной злой соседки во дворе на улице Гоголя. Был потрясен. Ушел из дома. Я упорно убеждал его, что стыдно так вести себя с людьми, которые воспитывали и кормили тебя два десятка лет. А он растерянно твердил: «Я не смогу говорить теперь этой женщине «мама» и «ты», нормально, как прежде, огрызаться…» В конце концов все утряслось. Отец и мать его были счастливы. Петька извинился. А мама его, плача, говорила: «Ничего, ничего, Петенька, ты не виноват… Ты не виноват…».
Рядом с пушкинским театром, у картин самодеятельных художников, псковичи, идущие на городской рынок, каждый день видят скромно одетого человека, играющего то на саксофоне, то на кларнете мелодии 50-х–60-х годов. Старожилы узнают Юрия Солнцева, в прошлом музыканта псковских джаз-бэндов. Было время, когда Юрия узнавали все, пропускали без очереди в кассу за билетом на новый кинофильм.
Мой институтский товарищ Миша Федоров, безвременно ушедший из жизни талантливый поэт, оказывается, написал стихи о Ю. Солнцеве. Я прочитал их в сборнике «Возвращение», вышедшем в Новоржеве в 1999 году, когда Миши уже не было среди нас. Пусть эти замечательные строки вернут на мгновения добрый Мишин взгляд на мир и тепло его сердца, которое откликнулось на игру музыканта поэтическим словом. Вечная тебе память, Михаил! Еще не раз в пронзительных стихах к читателям вернется твоя чистая любовь к России, псковской земле и к нам:

Рядом с пушкинским театром,
Где афиши мокнет лист,
Как посланник от Монмартра,
Душу рвет саксофонист.
Что навек уже забыто,
То не стоит вспоминать.
Желтым блюзом сквер укрытый
Раскрывается опять.
Только слышу – снова поле,
Чьи-то кони в ухо ржут,
Чьи-то губы, чья-то доля
И чужих костров приют.
Марокканской звездной ночью
Из восточных дальних стран
По барханам многоточьем
Тянет к дому караван…
…Мефистофель. Искуситель.
Тельник драный на виду.
Все, на что хотелось выпить,
В шляпу старую кладу.