Кто городам присвоил имена?
Кто городам присвоил имена?
Как у людей — по имени судьбина?
И с именем всю жизнь она едина,
Какие б не настали времена?
Вот женским именем твой город нарекли —
Неважно, от чего его истоки, —
Но никогда не будет он жестоким,
Как мать он будет для своей земли.
А Пскову предназначена судьба
Быть воином, дозорным быть извечно,
Не раз бывал он шрамами отмечен,
Но закалила дух его борьба.
Как по весне, пробив покров земли,
Взнесёт над миром семя лист зелёный,
Так в древнем сердце, в битвах опалённом,
Есть место всепрощенью и любви.
Сделай шаг
«Аще падешь – восстань и спасешися»
Аграфы Иисуса
Даёт Господь нам каждому судьбу,
И по трудам дано гордиться ею.
Ведь что сегодня бережно посеем,
То и пожнём мы – мир или борьбу.
Но ошибиться так легко в пути,
А вот подняться и пойти упрямо —
Не каждому дано. И всё же сделай самый
Тот первый шаг. Потом вперёд иди
Детства нескладная песня
Детство, детство, нрескладной песнею
Ты на сердце моём лежишь.
В ней – двинская волна поспешная,
Даль, где плавно течёт Иртыш.
Годы, годы – суровые вёрсты,
Сколько б вас ни исчезло вдали,
Не забыть, как детей и взрослых
По этапу в Сибирь везли.
В полутёмной тряслись теплушке,
Задыхаясь от смрада тел,
Из окна, словно воду из кружки,
Выпить воздуха каждый хотел.
За оконцем – земля без края:
Волга, степи, Урал, леса…
Здесь, в теплушке – беда людская,
Там – раздолья земная краса.
Это было, это не чудится –
Горький путь всей семьёй на восток…
Даже странно: зелёной улицей
Для меня в мир открытий он лёг.
Позади – тихий город латышский
У двинской говорливой волны…
В трёх верстах виден берег иртышский –
Страхом души людские полны.
Но надежда – услада живущих!
Не убиты – не надо тужить.
Хоть деревня – не райские кущи,
Всё уладится, будем жить.
Детство – радость моя босоногая:
Лес, поляна, цветы у воды…
Ну чего, мам, грустишь у порога,
Если нет никакой беды?
Что тогда понимала, беспечная, —
Лишь бы хлеба ломоть,
солнца круг!
А на свете есть истина вечная:
Край, что Родиною зовут.
Есть деревня, есть где-то улочка.
Горько ль, сладко ли там жилось –
Память держит любой закоулочек!
Есть красивей, родней – не найдёшь!
Детство, детство,
Босое, звонкое,
Шаг твой где-то вдали затих.
Словно волосы делишь гребёнкою:
Признаёшь лишь врагов и своих.
Этот – красный, а этот – белый.
Свой – чужой.
А иначе – никак.
Всё ты судишь решительно, смело:
Если высланный –
значит, враг.
Если выслан…
Что я понимала?!
Разве в чём-то моя вина?
Тот же галстук – торжественно алый,
В сердце – песни, что пела страна…
Годы стёрли следы огорчений,
Детство скрылось в сибирской дали.
Юность – время надежд и свершений,
Всепрощения и любви.
Не искать, не понять причины
В быстроте тех наивных годов…
Всё тесней обнимают морщины
Материнскую скорбную бровь.
Не деревней, не улицей малой
Слово «Родина» в сердце вошло,
Выше горькой неправды стало,
Всё понять и простить помогло.
Всё простить
И за далью увидеть
Всё величье прошедших годов.
Я – твоя, моя Родина, слышишь?
Позови – я откликнусь на зов!
Давней и невозвратной порою
В светлом слове навеки слились
Прибалтийской сосны прибои,
Прииртышских берёзок высь.
Возвращаться к родному порогу
Научилась с годами и я,
Но, как в детстве, — ни мало, ни много –
Моя Родина – вся страна
Был вечер чудный
Краславе – городу детства
посвящается
Был вечер чудный — тихий и печальный,
Я одиноко шла тропою дальней
От города с его нестройным гулом
Туда, где солнце в пурпуре тонуло,
Где каждый вечер солнце умирало,
На лик свой опускало ночь забрало.
Возможно, путь лежал к родному дому —
Ведь каждый куст казался мне знакомым.
Мой быстрый шаг вздымал фонтаны пыли,
И оседая, они рядом плыли
И путь во тьме, мерцая, освещали,
Со мной делили все мои печали.
Чем дальше шла я в мерном их потоке,
Сжимался надо мною мир жестокий.
Себя пыталась, но не обманула —
Мне нет пути туда, куда тянуло.
Ведь впереди — кордоны, заграница,
А край латгальский мне так часто снится,
И Даугавы бурливые разбеги,
И тихий город на покатом бреге.
За городом, в тени высоких сосен,
Куда так часто ветры мысль уносят, —
Печальное и чистое кладбище,
Всегда здесь две могилы сердце сыщет.
О, край оставленный! Забытая святыня!
Быть может, оттого душа — пустыня?
А может, запустенье в ней и тленье
От общего раздора, разоренья?
Я плачу… Отчий дом… Моя отрада!
Казалось, что ушла, и мне не надо
К нему спешить. Мираж души бродячей!
О край пресветлый слёз моих ребячьих!
В другом краю нашла я утешенье,
В нём — жизнь моя, любовь, моё спасенье.
Но мыслью уношусь в родные сени,
Ступаю на скрипучие ступени…
И запоздало сердце вещей птицей
Листает позабытые страницы.
И в тусклый текст моих земных страданий
Вплело строку святых воспоминаний.
Ступени на Синичью
Ступени вверх. Ступени на Синичью.
Как круто камни кем-то сложены!
Там, наверху, у церкви гомон птичий
И тихая могила у стены.
Ступени солнцем северным согреты,
Стёрт камень их за годы неспроста:
Там, наверху, — пристанище Поэта,
Поэзии российской высота.
Ступени вверх. Который раз ступаю,
И что-то совершается во мне:
Как кожу, мерзость дней с себя сдираю,
Чтоб с Ним душой побыть наедине.
Чтобы понять, как в жизни всё не вечно,
Как мелочен порой страстей порыв.
Гордыня, суета – всё скоротечно.
Лишь Слово вечно.
Значит — Пушкин жив!
Два старца
Светлой памяти С.С. Гейченко
и моего отца Иосифа Донатовича
Меж ними был разрыв в десяток лет —
По возрасту, тем боле — по призванью:
Один — мыслитель, балагур, поэт,
Другой — сапожник без образованья.
В моём дому пути пересеклись —
Донатыча и Гейченко Семёна.
И потекла в застолье речь про жизнь.-
И доверительно, и без фасона.
И песни пелись, и читался стих,
И Пушкин третьим был на их беседе,
И в рюмки наливалось на троих.
И я была не лишней на обеде.
Прошли года. С отцом нас развела
Граница. Нам бы раз в году обняться!
«Ну, жив Степаныч? Как у вас дела?»-
Не забывал отец всегда справляться.
И слал приветы. Я их все везла
В Михайловское. Сидя у постели,
С терпением я слушала слова,
А старца голос тёк уж еле-еле.
Им, видно, очень нужно было знать,
Что тот, другой, живёт на белом свете.
Как будто сил стремились передать
Друг другу старцы в том простом привете.
«Нехай живёт — ты так и передай…
Ещё пыхтим… Ещё коптим мы небо…»
И вот передо мной могилы край.
Был Гейченко — и нет. Ушёл он в небыль.
Могильный холм — конец земной борьбе.
Я возношу благодаренье Богу:
Семён Степаныч был в моей судьбе,
Давал благословение в дорогу.
И, вспоминая дней былых успех,
Я вновь дивлюсь с отцом их давней дружбе,
Не брал Степаныч на душу сей грех —
Спесивым быть или идти в услужье.
Людей он равно чтил и уважал,
Хоть правду-матку резал и министрам!
И люд разнообразный наезжал,
И был со всеми весел и речист он.
Как многим не дано из нас постичь
Дар высший — уважать чужое мненье!
Мы под себя б хотели всех «постричь»…
И нет от зависти отдохновенья!
В Изборске
Легко плывут над Мальским облака.
То — отражение: взгляни — по водной глади
Две гордых птицы в свадебном наряде
Скользят, волнуя синь воды слегка.
Журчанье струй, отрада и простор —
Как в час божественного мира сотворенья!
Но не единожды в веках здесь шли сраженья,
А тишина — как прошлому укор.
Тропою торной к крепости иду-
Как мощно взмыли в высоту руины!-
Возникнут зримо прошлого картины,
Когда к стене, что в ранах, припаду.
Звон с колокольни церкви, звон мечей,
И стоны, и команды, гром орудий…
Здесь смертный подвиг совершали люди
Чтоб не отдать врагам земли своей.
А мы туристами идём вдоль древних стен,
Здесь тихо так, волшебно и прекрасно!
И мнится: будет в мире безопасно,
И от судьбы не ждём мы перемен.
Уж так ли благостно у западных границ?
Европа предавала не однажды —
История Изборска нам расскажет,
Каких к нам ветры мчат заморских птиц.
На страже быть, чтобы сберечь свой дом
И дух крепить нам завещали предки.
А раны стен — истории пометки.
Изборск в дозоре. Вечном и святом.
На былинный лад
В. В. Путину
Окружили вороги с Запада Рассеюшку,
Испытать им хочется снова нашу силушку.
Поискать им хочется, чем сломить нам волюшку,
Да развеять хочется русский дух по полюшку.
Что ни век — крепилась Русь, с ворогами билася.
Видно, рать заморская думать разучилася.
Думать разучилася – строит планы гибельны –
Ох, землицы сколько тут! Ох, места-то прибыльны!
Невдомёк воителям – мнят они по-натовски:
Вдаль умчалось времечко ельцинско-горбатовско!
Прокатилось лишенько по земле родименькой,
Только защитить её вызвался Владимирко!
Слово быстро сказано, дело так не справлено,
Всё же горе горькое позади оставлено.
В полный рост восстала Русь от Востока к Западу,
Поглядели вороги – слёзы аж закапали!
Хочется мечтателям поприжать строптивушку!
Только Русь великая знает свою силушку.
Знает свою силушку, да ухватки ворога –
Впрягся люд в работушку от села да города.
Долго ли, аль коротко, но с колен поднялися –
К Небесам за помощью взоры устремлялися.
К Небесам и к Памяти. Полк бессмертный рядом встал,
Да от этой силушки разом дух людской воспрял.
И на дальних подступах, меж чужих долин,
Защитить свой мир от зла, встал наш исполин.
А враги беснуются, им не просчитать,
Ход какой Владимирко выкинет опять!
В предсказанья верует всяк честной народ,
Что Россия-матушка мир от бед спасёт.
Только если будем мы, как скала, крепки,
На границах встретит враг крепкие замки.
|
|
Солдатами не рождаются
А по земле опять рассвет струится,
Заря в объятия взяла полнеба.
Мальчишкам сладко на рассвете спится,
Им снится, снится то ли быль, то ль небыль.
Им рано пробуждаться по побудке,
Движеньям придавая обороты.
Уже включили строгий счётчик сутки,
И в чёткие шеренги встали роты.
Солдатами мальчишки не рождаются.-
По долгу перед Родиной становятся.
Они за правду и за нас сражаются,
И матери за них всенощно молятся:
«Спаси их, Господи, спаси от смерти,
Сыночкам рано уходить в бессмертье!»
А по земле опять рассвет струится,
Заря в объятия взяла полнеба.
Мальчишкам сладко на рассвете спится,
В снах – жар любви и спелый запах хлеба.
Любите матерей
Сыны и дочери, любите матерей,
Пока они живут на этом свете,
За их улыбку будьте вы в ответе,
Вниманьем награждайте их щедрей.
Сыны и дочери, любите матерей.
Не забывайте, что они не вечны.
Как облака, минуты скоротечны,
И смерть не ждет у запертых дверей.
Я вас молю: любите матерей,
Чтоб сердце не разорвалось однажды
От боли, что с собою носит каждый,
Прозрев от тяжести вины своей.
Вины такой, какой прощенья нет,
Ей имя поздно я нашла — бездушье.
Кто слезы матери моей осушит?
Кто матери мой передаст ответ?
Всё поздно. Там, на горней высоте,
Я знаю, мне она дала прощенье.
Но страждет вновь, узрев мои мученья.
Себе прощенье дам лишь на кресте.
Сыны и дочери, любите матерей!
Натруженные руки их целуйте,
Свои приезды, как цветы, даруйте!
Часы стучат — вы слышите? Скорей
О творчестве
Не верьте им — художникам, поэтам,
Что творчество — распятье на кресте:
Мазок, строка терзают их с рассветом,
Или родятся в муках при звезде.
Нет, этот труд — душе творца услада,
Горенье духа, мысли тайной взлёт!
А если нет — так и писать не надо!
Что почитатель в тех трудах найдёт?!
Тёмных аллей ворожба
Иней тонкие ветви пригнул,
Даль морозная будто в тумане.
Мою души опять притянул
Старый парк — снежной заметью манит.
Снег хрустит, звук уносится прочь.
Этот звук волшебства не нарушит.
Поцелуй твой, пьянящий как ночь,
Жарким пламенем жжёт мою душу.
Нежность ласк, тайну слов не забыть,
Хоть по ветру костёр разметали.
Крепко вяжет нас памяти нить —
Мои губы вновь жаркими стали.
Этих тёмных аллей ворожба:
То сбегутся, то вновь разойдутся.
Это наша с тобою судьба-
Уходить, чтобы снова верну
Встретимся вновь
Я снова в судьбу безрассудную верю!
Надежду прошедшей бедой не измерю –
Умчалась она с тополиной метелью,
Обиды с души – словно пух – улетели.
Мы встретимся вновь, как две вольные птицы,
Как зёрна, любовь соберём по крупицам.
Мы крылья расправим навстречу надежде:
Всё будет, как прежде! Пусть будет, как прежде!
В любви мы так часто с тобой объяснялись!
А с первой бедою – едва не расстались.
Но в час полуночный под светлой звездою
Вновь к счастью притронемся молча р
Мчалась жизнь на первое свиданье
Я всё познала: страсти жар игривый,
Бурление крови, пылкой, молодой;
И встреч случайных пламень суетливый,
Сжигавший ненадолго мой покой.
И трепет – то бесстрашный, то пугливый –
Любви, навек оставшейся со мной.
Утихло всё. Взметнувший в ногу стремя,
На всём скаку моё промчалось время.
Ведь кажется: сегодня травы пели,
И ветер в косы их вплетал цветы;
Берёзы трепетно о неземном звенели,
Как лики, к солнцу устремив листы;
И облака, как лебеди, летели
В лазурь небес, прозрачны и чисты.
А сердце трепетало в ожидание,
И мчалась жизнь на первое свиданье.
Восход с закатом на земной дороге
Сошлись, скрестили, как мечи, лучи.
Застыли день и ночь в немой тревоге –
Какие к завтра подобрать ключи
Как кладезь чувств и мудрость мыслей строгих
На равных сплавить пламенем свечи?
Но конь не ждёт. Стучат его копыта,
И грива с ветром жизни перевита.
Река жизни
Жизнь как река: течет – куда–то,
И дважды в ту же воду не ступить.
И то, что было счастливым когда-то,-
Не возвратить, увы, не возвратить!
Но сладки так, светлы воспоминанья –
Из сердца никуда их не изъять!
И рвутся струны-нервы в ожиданьи,
И память жжет опять, опять, опять.
А те мгновенья, что душа стремится,
Как на восходе чувства, повторить,
В той первозданности способны лиь присниться.
И в жизни новую тропу пора торить.
Но на закате дней придет прозренье:
Все, что болело,- на сердце легло.
И боли – жизненной реки теченье,
Все остальное временем смело.
Была любовь
Да, жизнь полна несбывшихся надежд.
Мечталось о любви большой и вечной.
Да срок ей был отпущен скоротечный –
Омыт слезами из ослепших вежд.
Но ведь была любовь! Она — как мощный вал,
Что закружил меня, весь мир закрыл собою.
Под натиском ветров, ниспосланных судьбою,
Как колосс глиняный, наш мир не устоял.
И всё же та любовь не сгинула навек!
Минутны только жаркие объятья.
В копилке памяти удержит человек
Всё в жизни лучшее – и те мгновенья счастья.
И, как лампада, в глубине души
Горит огонь.
Благодаренье Богу:
Любовью освятил мою дорогу.
За счастье жить молюсь в ночной тиши.
Коль смерть начнёт мне издали грозить,
А то приблизится, взмахнёт косою,
Я не предам себя унынью и покою,
А буду ещё яростнее жить.
Цветы полей
Вновь лето. Шали пестрые лугов —
Взгляни! — по всей округе замелькали,
И лето, распахнув цветные дали,
На лепестках играет музыку цветов.
Когда б исчезла эта благодать,
То сердце женское от бед ожесточилось.
Цветы полей! Дана нам Божья милость
Красу души с красой цветов равнять.
Когда б цветам в округе не цвести,
То для мужчин остались бы лишь войны,
Они душою не были б достойны
Любимым в дар красу преподнести.
Чудесные создания Земли!
Под солнцем — злу назло! — благоухайте
И нежной силою своею возрождайте
Добро, что мы на распри извели.
Разноцветье бескрайних полей —
Праздник щедрой природы.
А цветы наши — русских кровей,
Устоят в любые погоды.
Скорбит земля
Осень заарканила коня,
Скачет по лесам, полям, просёлкам.
Бьёт копытом конь. Неужто колко?
Здесь теперь простор для воронья.
Бьёт копытом конь, поводья рвёт,
Только вместо искр – сухие комья.
Эх, земля, ты молодость припомни!
Душу разоренье не скребёт?
Отсмеялись сёла, хутора,
Плачут в тишине дома пустые.
И земли российской кладовые
Борщевик уж разорил дотла.
Тяжко дышит и скорбит земля —
Поруганью отданы просторы!
Осень рвёт поводья. Скоро-скоро
Снег укроет мёртвые поля…
Летняя благодать
Рассвет небес целует голубые губы,
И новый день уже взмахнул крылами.
Над рощами, лесами и полями
Играют птицы в золотые трубы.
Ах, лето! Благодать и процветанье
В краю, где зимы долго правят свадьбы.
Успеть все блики солнышка впитать бы
И осень жизни встретить с пониманьем.
Память любви
Моих стихов, как плакальщиц в ночи,
В житейской суете ты не услышишь,
Вслед за моим, другие имена
В дневник любви не раз ещё ты впишешь,
От страсти опьянев, как от вина.,
Знать, эта встреча только для меня,
Знаменьем став в житейской круговерти,
Костёр любви зажгла той высоты,
Что вознесла любовь мою в бессмертье,
Избавив от душевной пустоты.
А одиночество — всего лишь способ жить
С тобой в душе, простив твои измены
И не делясь ни с кем о сокровенном,
Лишь памятью любви сильнее быть.
Обращаюсь к маме
Так и живу: за суетой, делами
Скрываю одиночество опять.
И в час бессонный обращаюсь к маме,
При жизни, что не сказано, — сказать.
Когда вдали от дочки коротаю
Я дни, в тревоге за её судьбу,
Тебя в ночи я, мама, вспоминаю
И боль души отринуть не могу.
Мой мир был полон взлётов и свершений!
В той жизни, звонко звучной, озорной,
Не находила я тогда мгновений
К тебе примчаться и побыть с тобой.
Теперь, как ты тогда, взор устремляю в небо:
«Господь, от бед моих родных храни!»
Занесена твоя могилка снегом,
От дочери вдали я коротаю дни.
В минуты боли
К здоровью в повседневье безучастны,
На безрассудства всякие щедры,
Равно мы перед болью все несчастны,
Пред нею одиноки и мудры.
Мы в немощи здоровье начинаем
Считать всерьёз вершиной бытия
И каждый миг судьбы воспринимаем
Как высший дар, что дал нам Судия.
В нас болью себялюбья пыл остужен,
Полны ко всем участья и тепла.
Слетают с губ — неловки, неуклюжи —
Слова любви. Печаль наша светла.
В минуты боли веруем в прощенье
Грехов, что каждый сотворить успел.
Ужели боль дана для очищенья?
Она – как исповедь для наших душ и тел
Танго прошедших лет
Уже не спеть мне песню о любви –
Осталось всё в былом и невозвратном.
Порой звучат слова любви невнятно,
Не пробудив волнения в крови.
Рассудок мой над сердцем взял контроль,
Вдруг, словно память о былой разлуке,
Пролились где-то тихо танго звуки –
Пронзила сердце сладостная боль.
В ночи звучат уснувшие слова
И к сердцу вновь прокладывают путь…
Мне непонятна этой боли суть,
Но раз болит – я для любви жива.
А жизнь бежит – так дивно хороша,
И память бережёт, что отболело.
Когда неотвратимо гаснет тело,
Восходит к зрелости своей душа.
Ей, умудрённой, не дано принять:
Земная жизнь – лишь вечности мгновенье.
Об ускользающем так терпки сожаленья,
И танго в вечность будет провожать.
Да будет так!
Земля окрасилась в зелёные тона,
И в душах расцвели цветы надежды,
Что мир стоит, и будет всё, как прежде:
Весна и лето, осень и зима.
Влюбляться будут люди по весне,
И создавать семью на склоне лета,
И восхититься по зиме планета
Рожденью чада славного в семье.
Пусть будет так! Пусть всё цветёт кругом,
И будет мир в любой избе, квартире!
Возлюбит Бог, коль жить мы будем в мире
В своей стране. Она — наш общий дом.
|