Алла Васильева,
зав. отделом обслуживания МБУК «Островская ЦРБ»

Наш земляк – Михаил Лесной (Зверев)

Из автобиографии Михаила Андреевича Лесного (Зверева) мы узнаём, что родился он в 1892 году в деревне Немоево, Жеребцовской волости, Островского уезда, Псковской губернии. Отец – крестьянин — середняк, имел: лошадь, корову, 4,5 десятины земли. Семья состояла из: отца, матери, бабушки, дяди, брата и самого Михаила. Дядя был инвалид и занимался шитьём обуви. Отец умер в 1909 году. Брат Михаила – Иван Андреевич обучался в Псковской духовной семинарии, участник Великой Отечественной войны, умер в 1948 году и похоронен на кладбище Жен — Мироносиц города Острова. Погост Немоево отстает от города Острова в 12 верстах. Погост получил свое название от слова «немытый», так как в приходе почти нет рек, жители большею частью пользуются водою из колодцев.
Речка Бобровка (Бобровна) берет начало под погостом Немоевым, находится примерно в 700 метрах от деревни и является правым притоком реки Великой Волковской волости; в Великую впадает верстах 2 выше города. При ней деревни: Курочкино, Радухино, Шатуново. Вышеперечисленные деревни сохранились до настоящего времени.
На современном кладбище деревни Немоево сохранились остатки фундамента от храма Пресвятой Богородицы в Немоеве. Прежде он был деревянным, построенный в 1759 г., а в апреле 1815 г. этот храм сгорел (92 года). В 1855 году помещиком Коромышевым построен из сырого кирпича, снаружи обшитого тесом, молитвенный дом с освещенным престолом во имя Св. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. При храме имелась пустошь в Немоевской губе. Подробные сведения о погосте Немоево можно найти в книге Н.Панова.Летопись города Острова и его уезда Псковской губернии.
10 сентября мы посетили деревню Сигорино, от которой осталось только старое кладбище. При кладбище в начале 20 века находилась часовня, когда и как построена часовня – неизвестно, относилась она к приходу от храма Покрова Пресвятой Богородицы в Немоево. В этой деревне действовала земская начальная школа. В заброшенных ныне деревнях в начале 20 века кипела крестьянская жизнь, в школе обучалось в 1909 году 28 детей.
Когда-то здесь учился и Миша Зверев, с 1901 по 1904 год, ему было 9 лет, а закончил ее в 12 лет. Жил он в деревне Немоево с 1904года по 1905 год, помогал по хозяйству. С 1905 по 1909 год учился в Острове в высшей начальной школе (или городском училище). С 1909 по 1911 работал конторщиком в конторе крестьянского поземельного комитета. С 1911 по 1915 год учился в мужской гимназии. При поддержке тётки, учительницы, и самостоятельного заработка, Михаилу удалось поступить в последние классы (V-VIII) гимназии в Пскове и окончить её в 1915 году.
С 1915 года работал табельщиком при строительстве рокадной дороги Псков-Полоцк, в деревне Погорелка, где эта дорога пересекает автомобильную дорогу Остров-Новоржев. С 1917 по 1918 год преподавал в двуклассном училище в пригороде Изборск, был заведующим. С 1918 по 1919 год учительствовал в Копылово-Улазовской Единой Трудовой Советской школе I ступени.
С 1919 по 1920 год работал инструктором в городе Острове в уездном отделе народного образования. Михаил Зверев вспоминал: «Годы были трудные и вместе с тем интересные. Всё необычно было в прифронтовом Острове. По улицам постоянно маршировали с песнями красноармейские отряды. По ночам скрипели обозы, стучали колёса перебрасываемой артиллерии. Газеты выходили на жёлтой обёрточной бумаге. Хлебный паёк иногда получали овсом. Занятия в школе прерывались из-за холодов. Зарплаты хватало только на кусок мыла. Идёшь в субботу домой, в деревню за подкреплением и слышишь приглушенное стрекотание пулемёта».
В августе 1920 года он был назначен редактором Островской газеты «Плуг и молот», одновременно заведовал уездным отделением «Роста». «Нелегко было работать в редакции. Штат состоял только из трёх человек, включая курьершу и секретаря. Писали в газетах главным образом сами да несколько городских учителей. В конце декабря 1920 года в редакцию газеты заходил Демьян Бедный» — из воспоминаний писателя.
Газета прекратила своё существование весной 1921 год. До июля оставался заведующим «Роста».
Когда работал в газете, с 14 июня 1920 года по 1 августа 1920 года был курсантом шестинедельных губернских педагогических курсов в г. Пскове.
С 1921 по 1924 год учился в мединституте — университете г. Ленинграда. Обучение было прервано и «вследствие необходимости помогать нетрудоспособной матери и больному брату» вернулся в Остров.
С 1925 года по 1927 был учителем в школе II ступени города Острова.
Некоторые факты из его биографии: в старой армии не служил никогда, в красной гвардии не служил, в РККА не служил.
Нигде не упоминается, что он служил в армии, но должность, по которой стоит на учёте — рядовой.
Заполнял анкету, где был такой вопрос, привлекался ли я к суду, следствию, был ли арестован? Нет, но был осужден за пропуск уроков.
Вскоре уехал в Казахстан, в город Атбасар. Что заставило это сделать – мы можем только предполагать. С 1927 по 1929 год учитель в школе-десятилетке. С 1929 по 1937 — учитель средней школы, учитель школы ФЗУ города Кокчетав. В 1932 году Кокчетавским районным комитетом работников просвещения был награждён грамотой ударника за активное проявление в социалистическом соревновании по повышению производительности труда. С 4 июля 1937 года учитель средней школы № 6 в городе Ишим Тюменской области.
В начале Великой отечественной войны, 19 июля 1941 года закончил заочное отделение и получил диплом Омского Государственного педагогического института имени А.М. Горького по специальности биологии и химии, ему были присвоены квалификация и звание учителя средней школы.
«Всю жизнь, где бы я ни работал, меня постоянно тянула к себе литература. Писать я начал рано, но печататься – с 1915 года (газета «Псковская жизнь», «Вестник псковского учительства», петроградский «Новый альманах», журнал «Нева», газета «Плуг и молот», «Псковский пахарь», альманах «Северные зори», «Ленинградский охотник», «Островский охотник» и другие). Писал стихотворения, статьи, заметки, фельетоны, очерки, зарисовки. Подписывал их по-разному: М. Новинский, М. Немоевский, М. Островский, М. Андреев и др.
Проработав в школах много лет и хорошо изучив психологию, ребячьи интересы и запросы, я стал писать рассказы для детей (с 1940 года). Писал о природе, которую горячо любил с юных лет, страстно увлекаясь охотой. Эта любовь впоследствии определила и мою школьную специальность – я стал биологом.
Мой жанр – короткий рассказ, а цель – дать юному читателю знания о природе, оказать на него то или иное воспитательное воздействие. Дети, как правило, любят животных, но вместе с тем иногда бывают жестоки. Мне хотелось, чтобы интерес к природе проявлялся у них не в разорении гнёзд, не в бессмысленной охоте с рогаткой, не в убийстве беззащитных животных, а в более разумном отношении к ним. Я старался пробудить в детях любовь ко всему живому, на примерах показать, как привыкают к людям многие дикие звери и птицы, почувствовав теплоту человеческой ласки, заботу о них. Мне хотелось пробудить у ребят стремление к пытливому изучению родного края, воспитать в них гуманных исследователей природных богатств, любви к Родине. Своё литературное творчество я рассматривал как продолжение своей школьной работы, только в иной форме.
Мои отдельные рассказы впервые появились в газетах и сборниках Тюмени, Новосибирска, Челябинска, Свердловска, Москвы.
В 1952 году появился мой первый сборник – «Рассказы натуралиста». За ним последовали книги: «В родном краю», «Мои встречи», «Блуждающие огоньки», «Весенние голоса». В текущем, 1966 году, выходят ещё две книги – «Чирвик» и «Андрейкины тропы».
В 1957 году я был принят в члены Союза Советских писателей СССР.
Литературный мой псевдоним – Михаил Лесной (в отличие от Алмаатинского писателя М. Зверева, пишущего в одинаковом со мной жанре)».
Десять лет они выходили за подписью «М. Зверев». Но осенью 1950 учитель-биолог получил письмо из Москвы. Редактор «Детгиза» сообщил ему радостную весть: четыре его рассказа были отобраны для альманаха «Детям».
В конце письма говорилось: «Есть довольно известный писатель Михаил Зверев из Алма-Аты, тоже пишущий рассказы о животных. Чтобы вас не путали, надо что-то придумать».
На следующий год в детском альманахе под рассказами «Зайчик», «В половодье», «Игра в прятки» впервые появилась подпись М. Лесной. С тех пор она стала второй фамилией учителя-биолога. «Лучшего ничего не смог придумать», — говорил как-то Михаил Андреевич Зверев.
М. Лесной дружил с М. Пришвиным. Они вели долгую переписку.
«Чувство природы моё есть не что иное, как чувство Родины» — говорил Лесной.
Во многих произведениях автор описывает юг Тюменской области: окрестности Ишима.
У Лесного Михаила Андреевича был родственник Николай Саарман, с которым он переписывался. Николай Саарман встречался с В.И. Лениным. Одна из этих встреч описывалась в журнале «Москва» №1, №2 за 1966г.- «Поезд с Цветочной». Михаил Лесной 1 мая 1966г. получил от него открытку, где Н. Саарман советует этот рассказ перечитать.
Михаил Зверев пишет «Николай Саарман и я – родные дяди. Он – по матери, а я по отцу, племянницам двум, в частности Островской воспитательницы Людмиле Бариновой, у которой и останавливался в конце прошлого года, когда ездил в Пушкинский заповедник». Музей любезно предоставил нам материал об этой его поездке.
По воспоминаниям писателя «Н.П. Саарман несколько раз бывал и в Острове у Бариновых и в Пскове – у меня и у другой племянницы Петуховой, которая работает в псковской городской больнице хирургической сестрой.
«Спустя 45 лет после своего Островского редакторства, в 1965г., я снова вернулся на Псковщину вследствие гипертонической болезни, которая требовала перемены климата.
Из прежних своих товарищей по работе я, конечно, никого на Псковщине не нашёл, и понятно, почувствовал себя одиноким, как сказал поэт «чужим в родном краю». Говоря иначе, я почувствовал себя «ископаемым реликтом». И, как говорится, на «чужой» сторонушке был рад родной воронушке. Такая «воронушка» вскоре появилась, точнее, случайно попалось мне в руки в лице островской газеты «По ленинскому пути».
В статье из истории печати в Островском районе я с большим удовлетворением прочёл: «В Псковском облгосархиве сохранилось 44 номера (Островской) газеты «Плуг и молот» за 1920. Сначала газета подписывалась редактором» — воспоминания писателя.
Векшин Анатолий Андреевич известен жителям города и района прежде всего как человек, занимавшейся историей города Острова и Островского района. Он был хорошо знаком с Лесным М.А., они вели переписку между собою проживая в Пскове. Когда А.А. Векшин работал в редакции газеты «По ленинскому пути», он так же поддерживал отношения с писателем, в Островском музее сохранились их письма, почтовые открытки, новогодняя открытка. М.А. Лесной бывал у нас в Острове на встречах с читателями. Об этом библиотекарям рассказывала наша коллега Федосеева Л.А.. работавшая в 1966 году заведующей детской районной библиотекой. В фондах библиотеки сохранилась фотография, на которой запечатлены Векшин А.А., Федосеева Л.А. и Лесной М.А., стоящие у входа в здание бывшего Дома пионеров.
Лесной М.А. зная возможности А.А. Векшина, имеющиеся у него материалы хотел, чтобы он выпустил книгу об Острове и партизанском движении, о чём свидетельствует одно из писем М.А. Лесного:
«Здравствуйте, дорогой Анатолий Андреевич!
Ваше письмо опечалило не только меня, так как жаль терять такого человека, как Вы, с которым впоследствии, возможно, и могли бы создать нечто литературно значимое. Но особенно печалиться о случившемся Вам не стоит, так как и на любом другом месте Вы сумеете работать не хуже, чем в Острове: не место красит человека, а человек место.
Буду надеяться, что удастся прочесть Вашу книжку по истории Острова и о партизанах Островщины.
Спасибо за высланный гонорар».
Книга А.А. Векшина была издана только в 1992 году, название ее — «История веков», произошло это спустя 24 года после смерти Лесного М.А..
Из этой книги мы узнаем, что редакция газеты «Плуг и молот», редактором которой был Лесной М.А. (тогда ещё Зверев), располагалась в здании Земской управы.
Неоднократно М. Зверев приезжал в Остров, к племяннице Людмиле Бариновой, которая работала воспитателем в детском саду, а затем заведующей детским садом «Радуга». Семья племянницы проживала в доме возле Симанского монастыря, дом вплотную примыкал к ограде монастыря и сохранился до настоящего времени.
К сожалению, племянницы уже нет в живых, но я поддерживаю отношения с дочерью Людмилы Бариновой – Екатериной Александровной Веселовой. Екатерина Александровна предоставила центральной островской библиотеке много интересного материала о жизни писателя М. Лесного (Зверева): фотографии, газеты, книги.

Пустошка, Опочка, стихи и… грибочки

(путевые записки Татьяны Рыжовой)

Представьте себе такое: писатели областного центра выезжают к читателям, живущим как в близлежащих городках и посёлках, так и в глубинке. Везут с собой доброе и вечное – книги и своё творчество…

Люди старшего поколения скажут, что для культурной жизни прошлых десятилетий это вполне обычная история.

Не знаю, сохранилась ли в наши дни подобная практика в других культурных центрах России, но вот для писательской организации Пскова, которой исполняется 50 лет, она и не прекращалась.

Сентябрь 2017 года. Лучезарный день бабьего лета. По дороге, вдоль которой по обе стороны, узорясь осенним разноцветьем, протянулись нескончаемые массивы псковских лесов, мчится машина. В ней, кроме водительского, пять мест, в которых уютно расположились писатели Пскова. А зовут их Ирена Панченко, Валерий Мухин, Татьяна Рыжова, Игорь Исаев и Альберт Агархонян. И лежит их путь сначала в Пустошку, где встречи с ними ожидают школьники, а затем в Опочку — в известный в области педагогический колледж, студенты и коллектив которого тоже пожелали встретиться с «живыми» писателями.

Здесь следует упомянуть, что Альберт представляет в этой поездке армянскую диаспору Пскова (хотя он и поэт тоже), а Ирена, кроме поэтического творчества, представляет ещё и латышскую диаспору как составную часть своей замечательной книги «Псковщина — наш общий дом», с которой также планируется познакомить молодых читателей.

Дорога неблизкая. Но в машине – люди, воображение и творческий потенциал которых, имеет свойство реализоваться постоянно и повсеместно. Ассоциации с какими-то интересными эпизодами из жизни вызывало в пути всё — и берёзки, и деревушки, и церквушки, и речки с мостами. Сразу появлялись темы для обсуждения, воспоминаний, рассказы. Поэтому скучно не было. Ирене, которая не спала всю ночь, так и не пришлось (как мечталось) вздремнуть в дороге.

И вот уже на моё замечание о необычных названиях местных деревушек Валерий Мухин по просьбе Игоря Исаева рассказывает анекдотичную историю, произошедшую однажды с ним, а вернее, с его женой, когда они вот так же ехали вдвоём по псковской трассе. Оставив на обочине машину, супруги решили поискать грибы в лесу вдоль дороги. Валерий перешёл на другую сторону дороги для расширения зоны поиска. Напротив того места, где его жена увлечённо срезала найденную семейку грибов, остановилась машина. Из неё вышел мужчина и направился к женщине. Подойдя к ней, он задал ей вопрос: «Где здесь Мухина?» На что потрясённая грибница, сжимая нож в руке, пролепетала: «Я – Мухина…» Подошедший муж сразу понял, что супруга не совсем верно услышала вопрос и истолковала его по-своему. Он тут же объяснил мужчине, ошарашенному ответом его жены, как проехать в деревню Мухино.

Я долго смеюсь, живо представляя детали этой каламбурной истории, которую, оказывается, многие уже знают, а Ирена даже рассказ на эту тему написала в своих воспоминаниях. Но сейчас, в продолжение грибной темы, она озвучивает своё тайное желание остановиться хоть ненадолго в лесочке у деревни Есенники, где ей известно одно восхитительное грибное местечко. Ни для кого не секрет, что Ирена — страстная грибница. Наверно, нет ни одного писателя в Пскове, кто не отведал бы её грибков – жареных, солёных, маринованных, которые она всегда приносит на любые застолья в литературной гостиной и которые действительно хороши.

А тут и Пустошка явилась нашему взору. Школьный зал заполнен старшеклассниками. Пришли сюда и взрослые — участники Литературного клуба при городской библиотеке. Один за другим выступают писатели – представляют общие издания, вышедшие за последние годы, читают свои стихи, рассказывают об интересных событиях в литературной жизни Псковского края. Чувствуется, что школьники не избалованы звучащим поэтическим словом. Но вот Валерий Мухин читает своё «дорожное» стихотворение. Зал оживляется, услышав строчки о родном городе, говоря о котором автор шутливо замечает: «Не Пустышка – а Пустошка!».

А чтобы школьная и городская библиотеки Пустошки не пустовали, писатели подарили им солидную стопку книг с искренними пожеланиями авторов на титульных листах.

Направляемся в Опочку. Оказывается, у нас образовалось достаточно свободного времени, чтобы посетить вожделенный грибной рай, о котором мечтает Ирена. Сидящий рядом с водителем (отличным, кстати, парнем) Альберт назначен вперёдсмотрящим: его задача – не пропустить дорожный указатель с поэтичным названием деревни — Есенники. Именно там, за поворотом и обнаруживается искомый объект.

Писательская братия покидает машину и радостно устремляется к лесу. Под первым же деревом видим гриб. Он необыкновенный! Высокий, стройный, с огромной плоской шляпкой! Я думаю, что это поганка. Однако Ирена авторитетно заявляет, что это съедобный гриб и зовут его – Зонтик, или Королевский гриб. Да, он из породы поганок, но с юбочкой – значит, благородный. Вкус его напоминает курятину.

Услышав о курятине, все ощутили голод. Альберт, тем временем, раскрывает увесистый пакет, который захватил с собой из багажника. Из пакета исходит запах, спутать который нельзя ни с чем. Шашлык! А ещё настоящие лаваши! Вот оно хлебосольство и широта души по-восточному! Комментарии, как говорится, излишни.

Едят все, кроме Ирены. Её бежевая курточка уже маячит где-то средь деревьев, то теряясь в низине, то появляясь на пригорке. Зовём её хором, соблазняя шашлыками. Возвращается уже с грибами. Узнаём, что когда-то она и Мухин уже были здесь в компании таких известных писателей как Валентин Краснопевцев, Лев Маляков, Виктор Фокин и других, когда вот так же приезжали на встречу с читателями этих мест.

Слушаю воспоминания Ирены и Валерия о счастливых часах общения с этими людьми и думаю, что мне несказанно повезло быть участником нынешней поездки. Например, я могла и не узнать о забавном эпизоде, когда Фокин, не признававший грибов в качестве пищи, хвалил «курятину», которой, на поверку, оказался гриб Зонтик, искусно приготовленный Иреной и Игорем Плоховым. Да и многого другого я не узнала бы.

Приезжаем в Опочку. Ещё есть какое-то время в запасе. Нас приглашают к себе на чай и кофе работники библиотеки. А ещё на столе лежат соблазнительные бутерброды. Исаев вздыхает и со словами «уж очень эротично они выглядят» тянется к тарелочке, а за ним и другие, стыдливо признавая в подсознании, что после Альбертового шашлыка подобное излишество выглядит просто неприличным. Но гостеприимные хозяева настойчивы, а слабые угрызения совести по поводу переедания быстренько рассеиваются под натиском неоспоримого превосходства вкусных бутербродов.

А потом — тёплая и запоминающаяся встреча со студентами и преподавателями колледжа. После того, как Ирена представила книгу «Псковщина — наш общий дом», слово получает Альберт. Его стихи о любви на русском языке, чем-то напоминающие поэзию Омара Хаяма, явно приходятся по душе девичьей аудитории.

Надо признать, что у поэтов (за очень редким исключением!) имеется одна слабость: мы забываем о времени, выступая перед аудиторией. И это отнюдь не из тщеславия, а от естественной для поэта потребности быть услышанным теми, для кого его творчество и предназначено. Не зря, наверное, с давних времён поэта считали посредником между Небесами и людьми. Время общения со слушателями незримо для поэта. Ты вспоминаешь, что не прочёл самое лучшее, и читаешь его, а потом ещё и ещё…Читает и Альберт. А время для встреч, как всегда, ограниченно: нам выделен один лишь урок, до звонка. И вот уж коллеги по писательскому цеху украдкой смотрят на часы, понимая, что свою заготовленную программу придётся существенно сократить. Но всё как-то хорошо складывается. Игорь Исаев успевает не только представить антологию, одним из редакторов которой он был, но и выдать страшную тайну о том, что писатели, бывает, грамматические ошибки делают, и не только! Дети тепло принимают его – ведь он не только хороший поэт, но и учитель русского языка и литературы!

А мы с Иреной спонтанно обыгрываем её и мои стихи и пародии на них из книги «Шутить — не плакать». Не забыты и другие поэты. Валерий Мухин опять заставляет смеяться молодёжь, читая шуточное посвящение поэтессе Валентине Алексеевой, которая когда-то первой обнаружила в нём настоящего поэта и о которой в финале его стихотворения есть такие строчки: «Алексеева Валя! Ты меня родила!».

Но самым радостным было то, что после звонка никто не расходился, хотя мы и завершили свою программу. К нам подходили, задавали вопросы, рассматривали книги и календари, приглашали приехать вновь.

Мы, конечно, приедем. Но спустя некоторое время. Ведь нас ждут и в других населённых пунктах. И все писатели нашей организации готовы вновь и вновь везти доброе и вечное в самые далёкие уголки нашей малой родины.

До новых встреч!

Памяти поэта.
К 70-летию Станислава Золотцева.

Любите ли вы английский так,
как любил его Станислав Золотцев?

Холодной весной нынешнего, 2017 года в Пскове, в Москве, в Твери и, возможно, в других городах России тепло отмечалось семидесятилетие поэта и писателя Станислава Золотцева. Десять лет назад празднование 60-десятилетия стало в Пскове заметным и торжественным событием. Оно состоялось в Псковском академическом театре. На следующий год поэт ушёл из жизни, не дожив до своего 61- летия.
Всё это время, все эти десять лет друзья, родные, почитатели таланта, псковские писатели – собратья по цеху, — городская и областная власть общими усилиями многое делали, чтобы не угасла память о поэте. Одна из крупнейших библиотек города — «Родник» — стала библиотекой им. Ст. Золотцева. Там 21 апреля, в день рождения писателя и состоялся вечер памяти.
Вечер был задуман, прежде всего, как разговор о многогранном творчестве писателя, поэта, публициста и эссеиста. Звучали стихи, проза, музыкальные произведения на стихи, воспоминания о поэте и размышления о нём и его творческой судьбе. За прошедшие годы впервые в Москве и в Пскове была издана его проза в книжном формате: романы, эссе, рассказы. Недавно в Москве вышла книга переводов с английского крупнейшего валлийского поэта Дилана Томаса, куда вошёл и блок переводов Станислава Золотцева. Уже в этом году в Москве издана книга «Друзей моих ушедших имена». В ней очерк о С. Золотцеве и его стихи производят, возможно, наиболее яркое впечатление.
Вечер памяти в библиотеке «Родник» убедил собравшихся в том, что любовь к творчеству писателя объединила за эти годы людей разных поколений. Среди выступавших были те, кого связывала с поэтом творческая дружба ещё при жизни, и те, кто познакомился с поэзией Золотцева и заинтересовался ею лишь в последние годы. Состоялись музыкальные премьеры — романсы и песни, созданные специально к этому событию.
Одним из самых интересных моментов вечера стало представление книги переводов стихотворений Станислава Золотцева. Книгу представила автор Татьяна Семёновна Рыжова, член Союза писателей России, кандидат филологических наук. Книга, созданная ею, называется «Сады грядущих дней». Это небольшое по формату издание, с обложкой, оформленной видом цветущего вишневого сада, содержит чуть больше сорока стихотворений Станислава Золотцева. Эту книгу, несомненно, приятно даже просто прочитать, как — избранное из богатой и разнообразной по жанрам поэзии любимого многими автора.
Но привлекает, прежде всего, оригинальный и, в своём роде, смелый замысел. Татьяна Рыжова выступает, по сути, как соавтор. Основная часть стихотворений сопровождается переводами на английский язык, сделанными самой Татьяной Семёновной. Первоначальной была идея осуществить ряд переводов, охватив самые разные по содержанию стихи поэта. Вдохновили её на этот кропотливый труд и, можно сказать, творческий подвиг знакомство с поэтом и беседы с ним о роли переводов в судьбе поэзии. Татьяна Семёновна с первых минут общения прониклась впечатлением, насколько С. Золотцев увлечён английским языком, не только как переводчик, получивший профессиональное образование, но, прежде всего, как поэт, стремящийся овладеть мастерством стихосложения через характер разных языков.

Переводы на английский язык, сделанные Татьяной Семёновной привлекают мастерством, тонкой проработкой, стремлением точными штрихами уловить соответствие образов и смыслов в оригинале и переводе. Невольно восхищает целеустремлённость автора переводов в попытке охватить разножанровое многообразие стихов Станислава Золотцева – от любовной и исповедальной лирики до псковских пейзажей или гневной публицистики.
В процессе работы проект обогатился. Татьяне Семёновне удалось включить в книгу предложенные ей из архива поэта собственные переводы Ст. Золотцева своих стихов, до нашего времени практически неизвестные, среди них, прежде всего — «Два коня», «Время падающих стен» и др. Это дало возможность сравнить творческие переводческие манеры и приходится признать очевидное — насколько они разные.
В переводах Т.С. чувствуется высокое уважение к автору русских оригиналов, тщательная работа над поиском аналогов – образов, вплоть до сохранения содержания строфы, словом, чувствуется двойной труд – автора и редактора. В переводах самого Золотцева процесс работы над темой стихотворения как будто начинается заново, с чистого листа, и автор бросается в эту работу бесстрашно и дерзко, как в бурный поток. Он стремится найти музыку другого, но тоже родного языка. Поверьте, читать и сравнивать это — очень интересно.
Особый трепет и волнение вызвали результаты работы Т.С. Рыжовой ещё над одним разделом книги. В него вошли её переводы на русский язык сонетов, которые были созданы поэтом в последние годы жизни (2004-2007). Они были написаны изначально на английском языке и предназначены для чтения — на английском. Характер чувств, в них запечатлённый, нашёл, по мысли автора, своё выражение именно на английском. Татьяна Семёновна, опытный переводчик и поэт, с увлечением взялась за эту новую, незапланированную работу, и вот – в книге представлены «свежеиспечённые» переводы сонетов. Хотя, прежде всего, приходит сравнение с сонетами Шекспира и переводами Маршака, но образы и характер выражения лирических чувств настолько типичны для Золотцева – лирика, что в очередной раз наслаждаешься «общением» с поэзией любимого автора, отдавая дань уважения автору переводов на русский язык, той деликатности и корректности, с которыми они сделаны.
Публикация этих англоязычных опытов Станислава Золотцева, несомненно, открывает широкие возможности для продолжения работы над их переводами. Уже на презентации книги «Сады грядущих дней» в литературной гостиной параллелью к переводам Т.С. прозвучали переводы студентки колледжа искусств З. Слободзян, также получившие одобрение писательской аудитории. Переводы стихов Золотцева, как на русский, так и на английский – это увлекательный путь для постижения его поэтического стиля и – продолжение жизни его замечательных стихов.

Татьяна Лаптева,
Член СК России, преподаватель колледжа искусств,
член МАПП

Июнь 2017, Псков.

Владимир Савинов

«Дети войны» Ивана Калинина

Памяти Ивана Егоровича Калинина

«…И получается так, что «дети войны» умирают…» – эта фраза рефреном звучит в книге «Дети войны» (*), которую написал Иван Егорович Калинин и летом 2014 года представил общественности Пскова. Я не оговорился, называя небольшую брошюру в 36 страниц книгой. По-моему, за скупым повествованием автора о собственной горемычной судьбе в детские годы (военное и послевоенное лихолетье), а также за размышлениями, почему заложенная много лет назад несправедливость по отношению к «детям войны» до сих пор не может быть устранена (искуплена) в нашей стране, можно разглядеть большую книгу о таких основополагающих вещах, как мировоззрение, мораль, культура…
Я даже осмелюсь сказать, что речь по большому счёту идёт о выборе направления движения российского общества, о его состоянии и здоровье. Но я не собираюсь говорить в этой статье об экономическом и политическом строе, прочих атрибутах государства. Можно не волноваться.
О своей книге «Дети войны» Иван Егорович, в частности, рассказал вскоре после выхода её из печати в литературной гостиной на Рижском, 64, где среди собравшихся псковских писателей, поэтов, просто участников гостиной, было не мало тех, кого можно отнести к категории «детей войны». Но не только им были понятны и горькие переживания автора, вспоминавшего голодное и холодное детство, и его нынешнюю острую печаль от того, что огромное множество людей в стране остаются обездоленными, а помощи им ждать вроде бы уж и не приходится. Атмосфера встречи на той литературной гостиной, конечно, не была такой приподнятой и оптимистичной, как обычно на презентации новой книги или рассказе о литературном событии. Вместо аплодисментов раздавались печальные вздохи присутствующих и искренние слова благодарности автору, взявшему на себя такую миссию «разворошить тяжёлый вопрос» отношения общества к старикам. Да, именно к старикам, потому что «дети войны» на сегодняшний день это весьма пожилые люди, те, кто ещё живёт среди нас, а не ушёл в мир иной, так и не дождавшись ответа на множество трудных вопросов, которые они вправе были задать родному государству, властям высоким и пониже.
Формальные определения, кто относится к категории «детей войны», Иван Егорович не единожды даёт в своей книге. Он, родившийся 17 апреля 1940 года, как раз являет собой типичный пример, подпадающий под все эти определения. И у него, автора книги, накопилось много вопросов. Не только о том, какие льготы следовало бы установить нуждающимся «детям войны» и нужны ли эти льготы вообще.
«Да… Великая многоголосица… На самом верху. Кажется, произошло разделение на тех, кто пишет проекты в защиту «детей войны». И тех, кто готовит отписки на них…».
Я не один раз перечитал книгу Ивана Егоровича. Признаюсь, что хотя формально не отношусь к «детям войны» (родился в 1952-м), и моё детство сложилась без горестных отметин, мне не сложно представить всё, о чём он написал. Рассказы мамы, жившей во время войны в деревне, отца, воевавшего с 42-го по 45-й, литература, в конце концов, жизненный опыт, личное общение со многими старшими товарищами, друзьями, дают такую возможность. Возвращался я к книге Ивана Егоровича, когда к 70-летию Победы задумал написать несколько стихотворений, объединённых темой «Послевоенные мальчишки». Готовые стихотворения я показал нашему общему с Иваном Егоровичем другу Николаю Михайловичу Мишукову. Он, родившийся в декабре 32-го, в полной мере познал все «прелести» сиротского скитания в военные годы, о чём талантливо написал в своей автобиографической поэме «Судьба». Как не отдал богу душу, сам удивляется. Николай Михайлович дал совет подготовить публикацию стихотворений вместе со статьёй о книге «Дети войны» И.Е.Калинина. Теперь я снова возвращаюсь к книге Ивана Егоровича.
«…Дело всё в том, что ответы на поставленные вопросы лежат гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд».
Именно в этом утверждении, возможно, находится сердцевина самых тяжёлых переживаний автора. Конечно, очень хотелось бы, чтобы в масштабах страны действовал закон, по которому «дети войны» не испытывали бы материальной нужды, жили бы во всех отношениях достойно, как это происходит с их ровесниками в той же Германии (Иван Егорович не понаслышке знает, как живут старики в этой стране). Хотелось бы, чтобы депутаты и правительство нашли в себе так называемую «политическую волю» и разобрались во всех нюансах для принятия такого закона. Правда, не поздновато ли уже? «…Дети войны. Они уходят из жизни раньше времени…».

Иван Егорович много лет проработал в органах, как это сейчас называется, муниципальной власти города Пскова, следовательно хорошо знает сложности прохождения подобных законов. Я думаю, поэтому он в своей книге не выдвигает собственный проект решения проблемы. Рассказывает, что в ряде областей России действуют региональные законы, по которым каким-то особым образом «отсортированным» «детям войны» доплачивают к пенсии где четыреста рублей, а где пятьсот… Я понимаю, какие гигантские силы были затрачены борцами за права «детей войны», чтобы «выбить» эти смехотворные материальные льготы. Честно говоря, хочется спросить: – И это всё?
Вспоминаю своего отца в последнее десятилетие его жизни, пришедшее как раз на безумные 90-е годы, пока его не стало на следующий день после известного на весь мир 11-го сентября 2001 года. К тому времени он уже не работал. Ветеран войны, кадровый офицер с большой выслугой, заслуженный человек, получал хорошую по тем временам «военную» пенсию, имел другие ветеранские льготы. Но почему-то часами сидел в глубокой задумчивости на диване, устав возмущаться потоку безотрадных новостей, что бесконечно показывали по телевизору. Порой состояние отца было близко к депрессии, ему даже назначались лечебные препараты. И это мой папа, умеющий пошутить, спеть песню под гармошку, всегда спокойный и рассудительный, без особого труда находивший ответы на сложные вопросы человеческого бытия? Я старался его «расшевелить», обращаясь с настойчивыми просьбами записать в тетради воспоминания о годах молодости. Особенно меня интересовали военные годы, о которых ранее отец никогда мне прежде не рассказывал (может, я не очень интересовался прежде). Так позднее появились мои стихотворные «Рассказы отца», полностью основанные на его записях. Но в чем была главная причина такого удручённого состояния отца? Я помню, что более всего он сетовал на разочарование тем, что реально происходило в стране, начиная с «отрыжек» периода застоя, а далее с начавшейся «перестройкой».
Вдруг оказалось, что в стране, победившей фашизм и, казалось бы, очень успешно строившей «развитой социализм с человеческим лицом», да ещё решившей перестроиться и ускориться, слишком многое идёт как-то не так. В частности, старики вообще и ветераны войны, в их числе, оказались на обочине внимания общества и власти, цена их завоеваний девальвирована. Затевались и выполнялись в стране коренные нововведения, но власти не потрудились ни посоветоваться с ещё вполне жизненно активными ветеранами, ни объяснить им того, что уже успели «натворить». Поколение победителей десятилетия отстраивало своё отечество, затем ожидало обещанной «заслуженной и благополучной старости», а получило бардак в стране и полное забвение с лицемерными знаками внимания власти в виде поздравительных открыток к 9 мая. И умирали один за другим ветераны не от голода-холода, не от смертельных болезней, а от лютой тоски по несбывшейся мечте пожить по-человечески. Вместо благодарности за самоотверженный труд получили очередную революцию, которая вновь сулила всё разрушить «до основания, а затем…». То, что последовало затем, мы расхлёбываем до сих пор. Уже без наших рано ушедших родителей. Я до сих пор уверен, что если бы отец мог жить, уверенно понимая, что он не зря воевал и трудился, что он и его ровесники реально не забыты хотя бы в своих городах и сёлах, то спокойно прожил бы ещё немало лет. Ведь хорошо известно, что неизлечимые болезни берут верх над человеком, когда он морально истощён тоской и несправедливостью. К сожалению, даже любовь родных не всегда может противостоять отрицательным эмоциям старшего поколения, забытого страной. Разговаривая с отцом перед его уходом, я в этом убедился. Вот почему 4 мая 2006 года написал стихотворение «Размышления перед 9-м мая»

Не надо только лицемерить
в день этот яркий, господа…
Размером пенсий не умерить
ни ветеранские года,
ни их печаль, ни их болезни,
забвенье полное подчас,
лишь на трибуне стихнет глас
очередного кандидата…
Победы старые солдаты –
они смятением полны,
им не понять такой страны,
где их заслуги бесполезны…

Кто перед ними объяснился,
что разворован их завод? –
в сорок девятом возродился,
а вот сейчас едва живёт…
Кто попросил у них прощенья
за то, что брошены поля,
и плодородная земля
пропала в бездне безразличья?..
Уж вы хотя бы для приличья
усмешку сбросили б с лица
и не твердили без конца,
что «не имеем отношенья…»

Теперь, по всему видно, наступила очередь забывать «детей войны». Вроде бы, эпоха уже совсем другая, а что поменялось в отношении к следующему поколению «старичья»? Помните название повести Бориса Васильева «Вы чьё, старичьё?» (1982), которое стало нарицательным, если речь идёт о равнодушии к пожилым людям?
Иван Егорович Калинин с предельной откровенностью и горечью пишет о том, что изменения к лучшему почти не заметны. «Старикам по имени «дети войны» не вписаться во вновь создаваемые системы. Их ментальность не позволяет туда войти… Честность, порядочность, романтизм – это всё из прошлых «сказок». Так и суждено им доживать свой век на «задворках рухнувшей Империи». Деды не понимают детей и внуков, а те, естественно, не понимают доживающих свой век предков…».
Уважаемый мною автор «Детей войны», делая в книге обзор пустопорожних усилий властных энтузиастов преломить ситуацию (что очень похоже на предвыборные «телодвижения»), обращает внимание, что речь каждый раз идёт только о мифических денежных прибавках. При этом он знает, что не это является остриём проблемы. Знает он также о том, что в последние годы по указанию федеральной власти ветераны войны (как мало их осталось!) получили новое жильё, если в нём нуждались. Но сколько известно по стране случаев, когда забыли про одиноких ветеранов, когда в распределение жилья ветеранам вмешивались мошенники. «…Я радуюсь любым заметным успехам, росткам чего-то нового в стране», – пишет Иван Егорович. Но далее продолжает: «Беда… в другом. Чаще новое выступает как частное, как эпизод… о нём пишут, его пиарят…». Вот она – суть! Видит её Иван Калинин, ежедневно ощущает на собственном примере и таких же, как он, «детей войны.
Отсутствует в нашем российском обществе непреложный закон УВАЖЕНИЯ К СТАРШЕМУ ПОКОЛЕНИИЮ. Это не норма Конституции, федерального или регионального законов. Это – закон СОВЕСТИ, закон, если хотите, православной морали. Он не зависит ни от политики с экономикой, ни от каких-то сиюминутных материальных сложностей в стране, ни от личностей руководителей страны. Его наличие зависит от должного ВОСПИТАНИЯ всех и каждого. Такого целенаправленного воспитания, я смею утверждать, нет в необходимом масштабе в нашей стране ни на каких уровнях (семья, школа, учреждения культуры, литература, средства массовой информации). Увы, в новом российском обществе, наверное, забыли, что единое целое: «молодым везде у нас дорога, старикам всегда у нас почёт» – нельзя рвать на две независимые части. Есть, к сожалению, из положительного в этом направлении только лишь «частые случаи», как пишет Иван Егорович. Наоборот, очень много АНТИВОСПИТАНИЯ, когда на первый план выводятся такие достоинства, как завоевание первенства в обществе любой ценой, когда культура подменяется шоу-бизнесом с его пропагандой бездуховности и культом развлечений, когда в образовании детей главной ценностью является ловкое умение получать высокие баллы в формализованных тестах по учебным предметам. А стремление отдельных «чудиков» во всём жить по совести признаётся каким-то древним атавизмом.
Впрочем, чему удивляться? Ведь это так по-западному, так соответствует той продвинутой европейской и американской морали и системе ценностей, к которой с кем-то оплаченным рвением стремились и стремятся наши оголтелые реформаторы, не признающие и осмеивающие истинные «патриархальные ценности». Читатель скажет, что, мол, автор «Детей войны» с одобрением пишет о том, что в западных странах (я добавлю: и в развитых азиатских странах – Японии, Южной Корее, а теперь и в Китае…) к старшему поколению относятся очень достойно. Отвечу, что, к сожалению, равнодушное и злое всегда оказываются настолько прилипчивыми, что для свершения добрых дел не хватает душевных сил, чистоты помыслов, умения быть благодарным.
Огромное спасибо Ивану Егоровичу Калинину за очень нужную и важную книгу «Дети войны». Искренне хочу, чтобы она достигла цели, которую он определил, берясь за свой чрезвычайно волнительный труд.

Всей душой поддерживаю стремления людей, на практике старающихся облегчить жизнь «детей войны», особенно тех, кто остался одинок, испытывает чувство забвения, а тем более нуждается в помощи. Но при этом буду настаивать на единственно, по-моему, верном пути исправления ситуации: в отношения к старшему поколению должны вернуться не показные, а истинные СОВЕСТЬ, УВАЖЕНИЕ, БЛАГОДАРНОСТЬ, ЛЮБОВЬ. Мы не должны забывать не только тех, кто лежит в вечном покое, но, в первую очередь, не обходить душевностью и вниманием живущих среди нас. Им это сегодня нужнее, чем прибавка к пенсии, честное слово.

Вот такое у меня получилось предисловие к стихотворениям, которые я в канун 70-летия Победы написал и посвятил Ивану Егоровичу Калинину и другим знакомым «детям войны», имеющим разные судьбы, а также друзьям, родившимся вскоре после войны. В общем, замечательным нашим старикам.

Безотцовщина

Не вернулся кормилец в семью.
Мать всё верила – жив! – и ждала.
Год без вести – смирилась. Свою
Жизнь устроить, быть может, могла,
Только где там вдове с малышнёй –
В их деревне и вовсе никак.
А сынишка, что вырос с войной,
Ждал отца и ходил на большак.
Может, завтра машина придёт?
В ней отец, что на фронте пропал.
Он за плечи мальчишку возьмёт,
Вспомнив, как, уходя, обнимал.

А пока безотцовщиной звать,
А пока спать голодным ложись.
Измоталась, работая, мать.
Не такой представлялась им жизнь.
И вопрос в пустоту: – Почему?
Виноват перед кем он и в чём?
Выпадает на долю ему
Труд недетский с пустым трудоднём.
У реки где-то слышится смех,
Беззаботно шумят пацаны.
Справедливость отнюдь не для всех,
Так усвоили дети войны.

Жизнь крутых косогоров полна,
Трудно парню в пути не упасть.
На мальчишку не глянула власть,
Словно вовсе ему не должна.
Жизнь отца – ей какая цена,
Если был на войне рядовым?
Безотцовщины злая стена –
Как пред нею остаться не злым?
Ничего не теряя, сложить
В сердце малые капли добра
И судьбе оставляя вчера,
Завтра новой надеждою жить.

Отец вернулся

Послевоенные мальчишки,
Седьмой десяток позади…
Кричали вы: – Фашистам крышка!
И орден красный на груди
Отца, к кому он смог вернуться,
Рукою гладили… – Ура!
И к гимнастёрке прикоснуться
Уже смелее, чем вчера,
Хотелось… снова убедиться:
Живой отец, живой – не снится!
А во дворе друзей собрать,
Про батю гордо рассказать.

Послевоенные мальчишки

Послевоенные мальчишки, мы все – седые старики.
Да что сказать: костры погасли, кой-где краснеют угольки.
Но пламя наше разжигалось в салютных залпах над Кремлём,
В мартенах, домнах и ракетах рвалось неистовым огнём.

Кто смельчаки, кто хулиганы, кто и «ботаники» в очках,
Мы север покоряли в тундре и на ледовых пятачках;
На юге сеяли и жали, ломали уголь под землёй,
И школы строили повсюду, и занимались с ребятнёй.

Такое наше поколенье, всё на плечах своих несли.
Но что-то мы недоглядели, не распознали, не смогли.
И в годы злого камнепада страны расползся материк,
Кровь ран-границ спеклась, и высох всеобщей близости родник.

Кого винить? Таких, кто снова «до основанья, а затем…»?
Кто проиграл ещё на старте «соревнованье двух систем»?
Предателей отцовской веры в то, что незыблема страна,
Свернувших руль, страшась дороги, лишь только стала не ровна?

Виним себя – «врагов» не ищем – за «девяностых» глухоту,
И только боль в груди за павших терпеть почти невмоготу.
А небо чистое бездонно – к себе всё чаще манит взгляд,
Куда уходите, мальчишки… не возвращаетесь назад.

Отцовский орден краснозвёздный, наследство доблестной поры,
Не затушуют шутовские, кривозеркальные миры.
Россия, вера, справедливость – всё, что нам свято, что в чести –
Как стяги – сыновьям вручаем и завещаем их нести.

Эту статью я писал с последние дни декабря 2015-го. Через несколько дней мне сообщили прискорбную весть, что 2 января 2016-го Ивана Егоровича Калинина не стало.
«…И получается так, что «дети войны» умирают…»

---

(*) Калинин И.Е. Дети войны. Воспоминания. Размышления. Обзор… — Псков: Издательство «ЛОГОС Плюс». 2014.

Станислав Золотцев: любовь к Родине

Владимир Савинов

Как хотелось бы услышать сегодня мнение Станислава Александровича о теме моей статьи, указанной в заголовке. При жизни, к сожалению, мне не пришлось с ним поговорить по этому вопросу. Слава Богу, что писатель, поэт и публицист Станислав Золотцев может через время и пространство высказаться на любую тему, которая искренне его волновала и остаётся жить в созданных им произведениях. Тема любви к Родине в сознании человека очень не простая, для Станислава Александровича тоже. В то же время, по-моему, поскольку любовь является чувством интимным (и к Родине в том числе), то не надо пытаться стороннему наблюдателю её объяснять. Я хотел бы предупредить читателя, что также не собираюсь ничего «препарировать» и доказывать. А вот напомнить, как и в каких произведениях Золотцев рассказывает о любви к Родине, хотелось бы. Этим побудить уважаемого читателя находить в его творчестве ответы на собственные вопросы, возникающие при тех или иных сомнениях и противоречиях.
Допускаю, что мне при небольшом объёме статьи не доведётся достаточно полно и глубоко проникнуть в эту тему, особенно по многим стихотворениям Золотцева, в которых нет слов «родина», «любовь», хотя и в них строки изнутри незримо насыщены любовью к своей родной земле, к своему народу. Почти не затрагиваю я прозу Золотцева, в том числе его известный роман «Столешница столетий», в котором автор отдаёт дань своим родным людям, своей «родове», объясняя читателю, что «в истории моей родовы, как в капле воды – окоём, отразилась История моей Родины».

История России уже на памяти нашего поколения насыщена всевозможными «эпохами перемен», экспериментами меняющихся властей над народом и природой, попыток новых сумасшедших завоевателей «разделить и властвовать». Как при такой жизни не растеряться, не упасть духом, не посчитать страну «пропащей»? Станислав Золотцев во многих произведениях показал, что даже в самые критические моменты любовь к родине спасает: через боль и страдания или, наоборот, через ощущение завораживающей красоты, беспримерной силы и непокорности врагам, человек находит опору, ориентиры, обретает веру в будущее.

«Летописец любви, никого не прошу я о помощи,
Только память мою – где в разливе добра и тепла
Набухают росой их червонные гривы до полночи,
И малиновый жар излучают большие тела»

Эти строки из известнейшего стихотворения Золотцева «Два коня» (1), в котором поэт сказал так много и так ясно о себе, о жизни, о любви, о Родине, что, кажется, прочитай его ещё и ещё раз внимательно с чутким сердцем, и больше ничего не надо объяснять, отыскивать акценты. Впрочем, я признаюсь, что в 2009 году я сам написал статью «Рассуждения о стихотворении «Два коня». Но тогда в этом, действительно, была необходимость.

Не все настоящие почитатели поэзии и прозы Золотцева, наверное, знакомы с его яркими, безукоризненно профессиональными статьями о русской литературе. Статьи разбросаны по разным литературным журналам, многие из которых находятся ныне в архивах (например, журнала «Сибирские огни»), на полках библиотек. Об активной работе С.А. Золотцева как литературного критика, искреннего и мощного просветителя, необходимо было бы провести отдельное исследование. Обращаю внимание читателя на статью «Сын русской вечности», посвящённую 190-летию М.Ю. Лермонтова. Мне она помогла многое узнать и понять из того, что связано с трагической личностью изумительного русского поэта. Станислав Золотцев в статье подробно пишет о горячей любви Лермонтова к Родине, поскольку на эту тему по отношению к Лермонтову до сих пор бытуют превратные мнения. Золотцев обосновывает своё категорическое отрицание приписываемого Лермонтову авторство стихотворения со словами «Прощай, немытая Россия…» Я думаю, что скорее всего Станислав Золотцев на протяжении длительного периода своего творчества отождествлял собственные чувства и переживания с переживаниями любимого им Лермонтова. Что означает любовь к Родине, какая она, откуда возникает, почему подвергается столь жёстким испытаниям? Мне кажется, Золотцев задавал себе эти вопросы, ощущая неразрывную связь современного русского поэта с великим поэтом и человеком незапятнанной чести Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.
«Русская литература – космос, где ни одно светило не существует само по себе, где любая звезда рождает новую, даря ей свой свет. Сказано же «Лермонтовым: «И звезда с звездою говорит»…
Станислав Золотцев по моему мнению является ярчайшим поэтом и писателем в ряду «привитых» поэзией Лермонтова. Прошу читателя не цепляться за слово «звезда», потому что следует его понимать в истинном лермонтовском смысле, а не в пошлом и современно-обиходном.
Читаем:
«Верой для Лермонтова, причём, самой высокой, страстной и всепоглощающей была любовь к родной земле. К Отчизне, к России… И в этой любви, в этой неистовой вере он тоже спорил сам с собою, жестоко и непримиримо спорил. «Странною» называл он сам свою любовь в стихотворении «Родина», и она действительно была такой, донельзя противоречивой. Но не в том только, разумеется, была её противоречивость, что поэт, ощущая себя кровным сыном и певцом России, как говорится, «бичевал пороки» тогдашнего общественного строя, метал стрелы в вельмож.(..) Здесь особого (да и никакого) противоречия не было. Он был подлинным патриотом, а поэтому понимал: его Родина – это одно, это вечное, а её государственная система – это совсем иное».
Станислав Золотцев воистину пропустил эти строки через своё сердце, так как его вера рождена из этих же источников. Любовь, боль и тревога за настоящее и будущее России. Любовь безотчётная, всем сущим в человеке, не подчиняющаяся логике рассудка, как у Лермонтова:

«Но я люблю – за что, не знаю сам –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…»

Поэт свою любовь к Родине может выразить в строчках бесконечной нежности к колоску в поле, к маленькой лесной речушке, к чистому роднику, к песне малой птахи, когда через милый сердцу образ в неистовой любви обнимается вся «широка страна моя родная». А какие противоречия? Вот первое.
«Но как же трудно бывает любить то, что есть перед тобой в будничной жизни, любить страну, зная, что в ней царят невзгоды, произвол, беззаконие…» Это написано о Михаиле Лермонтове.
А вот Станислав Золотцев пишет о себе:
«…Попробуем, читатель, полюбить нашу Россию, сегодняшнюю нашу землю, нынешнюю нашу страну, которой так нелегко живётся. Много в ней (…), мягко говоря, радости не вызывает, и есть немало таких примет, её повседневья, на которые трудно смотреть без гнева и горечи. Но другой России у нас нет – как не было её и у автора «Бородина».

Второе горькое противоречие. Миллионы русских людей на «генетическом уровне» или через понятные им «милые образы» любят свою Родину. Им до глубины души близки: любовь к «отеческим гробам», гордость за победы Отечества, преклонение перед высочайшими образцами культуры, науки, восхищение личностями, которые во все века остаются гордостью России.
Но почему же тогда любовь людей не сберегает Родину от сокрушительных потрясений и провалов, которые периодически в её истории происходят отнюдь не по вине природных катаклизмов? Виноваты же в этих потрясениях всегда тоже люди. Значит, кто-то Родину любит не так? Или даже совсем не любит и, наоборот, презирает, ненавидит? Как будто это уже не сыновья и дочери России, а отчуждённые холодные иностранцы или перерожденцы, не имеющие ничего общего со страной предков. А те, кто искренне любит Родину, ничего не могут сделать, чтобы защитить от приносимого ей вреда?

«…А в великой стране, что когда-то Святой величалась,
Чужеземцы в святынях пируют и пляшут уже!
…Вот поэтому мне давят горло и горечь, и жалость,
И последнего мига болит ожиданье в душе».
(С.А. Золотцев. «Дума»)

Для настоящего поэта эти противоречия разрешаются в бескомпромиссной борьбе оружием Слова: его поэзия не только выражает боль, горечь и жалость, но очищает умы и души сограждан от смуты и грязи, укрепляет веру, умножает силы в противостоянии с нелюбовью, потерянностью родной почвы под ногами. На этом пути вместе с Лермонтовым ( и другими истинными, «корневыми» поэтами и писателями России) я вижу Станислава Золотцева.

«Зажги свое сердце от солнечного луча,
Пронзившего сосен янтарные терпкие смолы.
Пусть будет, как в юности, кровь горяча
И тяжкие раны затянет живицей веселой.

Зажги своё сердце от жарко-малиновых стрел
Кипрея, который зовётся у нас иван-чаем,
Чтоб сладостный пламень озябшую душу согрел,
Шмелиным нектаром уставшую плоть угощая.

Зажги своё сердце от этих шеломов златых,
Веками венчающих белые наши соборы.
Пусть голос твой станет на время торжественно тих,
И древняя вера его поведёт за собою!»
(С.А. Золотцев. «Зажги своё сердце» )

Да, у Золотцева во многих произведениях «любви не бывает без боли», но всё равно на первом плане у поэта неистребимая вера в величие России, её историческое предназначение – нести свет правды всему человечеству.

«И какие вы рельсы на Млечном пути ни положите,
В них опять зазвенит неизбывный славянский мотив…»
(С.А. Золотцев. «Два коня»)

В сборнике стихов 90-х годов «Всё пройдёт, а Россия останется», в стихотворении «…Однажды с гражданской войны» читаем:

«За нами века и века трудов и науки,
Славянского света река, и дети, и внуки,
И предков родных имена, и храмы святые,
За нами родная страна, за нами – Россия».

«Славянского света река» никогда не останавливает своего течения, и она будет протекать по нашей земле вечно. В это Золотцев верит свято, указывая на источники непрерывности и вечности славы России.
В то же время мы знаем, насколько непосильным было давление окружающей жизни на сознание и горячий нрав поэта. С реалиями современности он справлялся, только укрепляя свою веру общением с верными и неподкупными друзьями-литераторами, а также со своими читателями, находя в них поддержку и честный отклик на горячие (а бывало и резкие) рифмы. Мы были свидетелями прямого общения Станислава Золотцева во время выступлений с большим количеством публики, например, в Псковском драматическом театре им. А.С. Пушкина. Ещё поэт питал свои душевные силы из святых родников Изборска и созерцая овеянные легендами просторы заповедных уголков Пушкинского Святогорья.

«Каждый раз, когда в судьбе морозило,
Грел её родных имён огонь:
Древний град Изборск, Чудское озеро,
Крепость Порхов и река Шелонь…

Хоть корми меня на чистом золоте –
Снова уведёт дорожный дым
К ситцевым полям над синью Сороти,
К трём горам, единственно Святым…»
(С.А. Золотцев. «Псковщина»)

Прочитайте и почувствуйте, какой любовью и верой светятся строки из романа «У подножья Синичьей горы»? (3)
«Вокруг меня простиралась заповедная земля. Земля Пушкина. За моей спиной стоял его дом. За ним – весь в снегу – дремал его сад, некогда основанный моим дедом. Меж деревьями, окутанные снегом, хранили своих медоносных жительниц пчелиные дуплянки. С малых лет приросший к Святогорью, я всегда считал эту землю своей родиной. Теперь на ней завершался день, в котором я впервые по-настоящему понял, что я – русский.
Русский не потому, что так написано в неких бумагах с гербовыми печатями, удостоверяющими мою личность. А потому, что я останусь им и тогда, когда меня уже не будет в живых. Потому, что на этой земле я буду жить всегда. По крайней мере до тех пор, пока люди на ней читают стихи Пушкина. До тех пор, пока они помнят, что живут у подножия Синичьей горы…» (3)

Острым и неистребимым чувством любви к Родине Станислав Золотцев сродни своему поэтическому единомышленнику поэту-воину Игорю Григорьеву. В этом не остаётся никаких сомнений, когда читаешь «Очерк о жизни и творчестве Игоря Григорьева «Зажги вьюгу!» (4). Здесь следует сказать, что само появление этой книги в юбилейный для Золотцева 2007 год, написанной на одном дыхании, говорит о многом: Станислав Александрович выразил в ней не только горячее дружеское уважение своему старшему товарищу, превознося его поэтическое наследие на высочайший уровень, не только отважно защитил от бытовавших нападок шельмовщиков, но буквально отождествил поэта и личность Игоря Григорьева с чувством любви к Родине.
«Игорь Григорьев – глубинный талант, глубинно-чистая душа, предельно искренняя, неспособная лгать. Предельно (или даже запредельно) самоотверженная. (…) Любовь к Родине была для него главным в жизни, а стихи – его сутью и сутью выражения этой любви».
Золотцева в годы своей юности, а затем студенческой молодости, хорошо знал Игоря Григорьева, и его восхищает и поражает цельность натуры незаурядного и сильного духом земляка-поэта. Поэзия и любовь к Родине не могут существовать отдельно, как небо, что укрывает нас, и воздух, которым мы дышим. Этим восхищением и признанием правды Игоря Николаевича Григорьева пронизана вся книга «Зажги вьюгу!».
«Я поэт потому, что у меня Родина есть» – это Игорь Григорьев мог бы сказать (и говорил) о себе с полным правом: родной край не был для него «малой родиной», только – с большой буквы». Эти слова Станислав Золотцев пишет о Григорьеве, как о себе самом.
Поэт без любви к Родине превращается в механическую печатающую машинку, записывающую рифмы, что никогда по-настоящему не проникнут в души людей.

Читаю строки Золотцева о Григорьеве, а также стихи самого Игоря Григорьева о событиях и переживаниях военной партизанской молодости, и укрепляюсь в убеждении, что истинная любовь к Родине рождается в сердце человека, которому довелось со своим народом в полной мере пережить лихолетье, страдания и потрясения. «Не познаешь беды, не оценишь радости…» Выйти из общего испытания и видеть, что Родина не сдалась, она страдает, но надеется, бьётся за свою единственную правду, очищается от скверны и возрождается к новой жизни…
В своей любви к Родине такие поэты НИКОГДА ей не изменят, не покорятся унынию, какие бы сомнения не мучили. Мало того, настоящий поэт никогда не станет опускаться до кликушеских воплей, что «страна пропала», её «сгубили», она «нагая и нищая…». Золотцев пишет: «И даже если кто-то из общественных деятелей или литераторов, всерьёз себя патриотами зовущих, слёзно восклицают в своих выступлениях: всё, кончилась Россия, сгубили её под корень супостаты… подобные стенания опять-таки всё о том свидетельствуют: эти люди либо плохо знают многовековой тернистый путь Отечества нашего, либо – слабо ощущают его сердцем. Иначе бы понимали: не первый снег нам на голову, сдюжим, одолеем и эту Смуту…».
Любовь придаёт силы в преодолении всех смут и трудностей. В этом нет сомнений у Игоря Григорьева и его близкого друга писателя Фёдора Абрамова, поэта Сергея Поликарпова, которые по словам Золотцева «при всей непростоте своих характеров – были для меня едва ли не самыми натуральными людьми среди литераторов, которых мне довелось знать в моей литературной молодости».
В этих словах я вижу оценку подлинной искренности, открытости, отваги и бескомпромиссности мыслей, высказываний и поступков, которую Станислав Золотцев даёт своим литературным учителям. Не могу здесь не привести полностью стихотворение Игоря Григорьева «Поэты», о котором Золотцев написал: «Оно мне сегодня представляется не просто программным – это завет для любого, кто хочет избрать своим поприщем Русское Слово. Наконец, по моему убеждению, это вообще одно из лучших и самых возвышенных произведений моего старшего псковского товарища»

«Мы воли и огня поводыри
С тревожными раскрытыми сердцами,
Всего лишь дети, ставшие отцами,
Всё ждущие – который век! – зари!

Сердца грозят глухонемой ночи,
За каждый лучик жизни в них тревога, –
И кровью запекаются до срока,
Как воинов подъятые мечи.

Взлелеявшие песню, не рабы –
Единственная из наград награда!
Нам надо всё и ничего не надо.
И так всегда. И нет иной судьбы.

Нас не унять ни дыбой, ни рублём,
Ни славой, ни цикуты царской чашей:
Курс – на зарю!
А смерть – бессмертье наше,
И не Поэт, кто покривит рулём»

Да, не поэт, кто легко сворачивает с трудной и тернистой дороги, ведущей к далёкой заре и могущей, наконец, осветить Отечество. Не поэт, кто выбирает иные направления: достижение личного блага, личной власти с перешагиванием на этом пути через судьбы товарищей. Разве можно считать достойной такую жизнь, где любовь к Родине (особенно в её критические периоды) подменяется лицемерной высокопарщиной и самолюбованием от каких-то «литературных и общественных» достижений?
Станислав Золотцев пишет пусть о неустроенной, подкошенной невзгодами, но всё равно другой жизни, в которой он не представляет себя без постоянных переживаний о Родине:

«Сердцевину в ней разлады и разбои
Не убили, хоть и крепко подкосили,
И осталась эта жизнь самой собою,
Потому что эта жизнь – сама Россия!
(С.А. Золотцев. «»разругались меж собою…». (5))

Поэт собирает в кулак всю свою волю, чтобы преодолеть боль сомнений и огромную досаду на то, что страна в переломные годы мечется, как в горячке, а народ теряет ориентиры. Он видит, как лучшие люди: единомышленники поэты, друзья офицеры, честные журналисты физически и морально не выдерживают адского напряжения в сознании и душе («и кровью запекаются до срока…»). Из одного стихотворения в другое прорывается возглас, призывающий держаться, не остужать своей любви.

«…И всё ж – не замолкай, последний соловей.
Не замолкай! Пусть воздухом заморским
Спасаются сердца уставших от любви.
Не замолкай, собрат! Ведь если мы замолкнем –
Куда весной вернутся соловьи?»
(С.А. Золотцев. «Последний соловей» (1))

…Что душа моя, вечная странница,
Тяжко в стуже звенеть соловьём? –
Всё пройдёт… А Россия – останется! –
Ради этого мы и живём.
(С.А. Золотцев. «…как смола ядовитая тянется…» (5))

Но в разные времена среди горьких стихов-обличений, страстных стихов-воззваний Золотцев пишет стихи-размышления:

«…И над русской землёй, золотой и седой,
«Спи отец!» – говорю я сквозь слёзы.
– Спи под русским крестом –
И под красной звездой,
Рядом с мамой у белой берёзы:
Спи, отец, – созидатель и воин страны,
Что была и пребудет святою,
Под крестом православным
Из красной сосны
И под русской высокой звездою»
(С.А. Золотцев. «Звезда и крест» (6))

…пишет стихи, точь-в-точь похожие на радостные жизнеутверждающие звуки фанфар:

«…В главном жизнь, по счастью, не зависит
От знамён и партий, и дворцов,
От трескучих фраз в державных высях
И от лысых псевдомудрецов.

И не зная никаких амбиций,
И не веря выдумкам вождей,
Будут люди добрые любиться,
И жениться, и рожать детей…
(С.А. Золотцев. «Жизнь»)

…пишет непередаваемую по яркости эмоций «золотцевскую лирику», насыщенную яркими весенними красками, светом русских лугов и озёр; такие стихи, которые, по-моему, совершенно невозможно написать без переполнения в душе любви ко всему, что мы внутренне, про себя, тихо и нежно называем – Родина:

«…Клич любви духоту рассечёт
Непроветренных судеб и комнат
И предъявит немыслимый счёт
Бедолагам, что нынче не помнят,
Как, любой прорывая запрет,
Сердце сладкая боль забивает!
Вновь зима повернула на свет,
И по капелькам день прибывает…»
(С.А. Золотцев. «На повороте»)

Спросил бы я сегодня у Станислава Александровича, окажись он после восьми лет отсутствия рядом, о его любви к Родине. И услышал бы, как он талантливо и самозабвенно говорит через пролетевшие годы, исторические события, на виду у выросшего нового поколения людей в нашей стране:

«Но я, живущий в глубинке России,
В её святой заповедной глуби,
К ней преисполнен сыновней любви,
Такой любви, что ещё никакие
Невзгоды (каждая – словно фугас),
Своей ордой не смогли уничтожить
Её неприкосновенный запас.»
(С.А. Золотцев. «От молодой и седой, синеокой…» (5))

Январь 2016 года.

---

Ссылки:
(1) Золотцев С.А. «Два коня» («Последний соловей». Книга избранных стихотворений и поэм. Москва, 2007; и ещё не менее, чем в 6-ти сборниках стихов Золотцева)
(2) Золотцев С.А. «Сын русской вечности». (К 190-летию со дня рождения М.Ю.Лермонтова). Журнал «Сибирские огни» №09 — сентябрь 2004
(3) Золотцев С.А. Роман-эссе «У подножия Синичьей горы». Роман-Газета №12 (1354) 1999 год)
(4) Золотцев С.А. «Зажги вьюгу!». «Очерк о жизни и творчестве Игоря Григорьева». Псков. 2007.
(5) Золотцев С.А. «Летописец любви». Стихотворения. Москва. 2001
(6) Золотцев С.А. «Звезда и Крест Победы» Стихи и поэмы. Псков, 2005