Отчая вера
О творчестве Игоря Смолькина (Изборцева)
Человеку важен Бог, чтобы не только идти вперёд, но и испытывать страх Божий, иметь преграду перед нечестием или грехом, знать о воздаянии за подлость, ненависть, ложь или предательство.
И ещё: человеку нужен человек.
Собеседник; исповедник; брат; друг; родня — семейная либо духовная.
Человек часто живёт во грехе, но он стремится к святости.
К святому, сакральному, Божественному он стремится тем более, чем сильнее и теснее со всех сторон его обступают силы разрушения, распада, часто облекающиеся в соблазнительные одежды отдохновения и наслаждения.
А святое — это и есть Бог; именно к Богу и идёт человек, и человеческая душа, Душа Живая, взыскует Града Небеснаго.
Мы — литературоцентричная страна; у нас и мысль, и чувство быстро, естественно, гармонично обращаются в Слово; бытие Логоса царствует не только в философии — Логосом пропитана вся наша культура, и появление таких писателей, как Игорь Смолькин (Изборцев), закономерно. Гигантские культурные пласты времен за плечами Изборцева, и как их измерить, как не собственной судьбой, временем собственной жизни? Да, подчас дорогая цена. Но русский писатель именно эту цену и платит за книги, которые часто равны живой воде, живому огню, свежему ветру, свежевспаханной земле — живой и настоящей стихии, равновеликой Слову.
Человек часто не понимает, что ему в иные важные моменты жизни потребна метанойя, перерождение. По-Евангельски говоря — преображение. Таким духовным преображением и заставляет заниматься своего читателя Игорь Изборцев. Прекрасно, что он географическими и биографическими нитями связан со Псковом: Псков — исконно русская, праславянская земля, земля-прародительница князей, юродивых Христа ради, знаменитых русских храмов, мужественных выступлений русских войск навстречу врагу. Псков так же связан с многослойностью русской истории, пронизанной единым Божественным лучом и сиянием Святой Троицы, с подлинностью былин, песен и преданий, как с русской культурной непобедимой мощью связан писатель Изборцев: в духовности Родины он черпает силы и вдохновение для создания своих произведений, и монументальных, и малой формы.
Душа человека — столь же притягательная и тревожащая тайна, как существование Ангелов, Херувимом и Серафимов, праотцев и пророков, да, по сути, и Самого Христа Бога и Пречистой Матери Его.
Душа есть обещание святости, даже если она грешна. Душа всегда имеет возможность покаяться в грехах; для многих это страшно тяжело, иногда даже немыслимо, если грехи тяжкие, но очищение необходимо и освящено Богом внутри Его Церкви, при Таинстве исповеди. Душе потребны Таинства; Церковь их свято хранит, лелеет, именно ими, Таинствами, очищает, наставляет, благословляет, исцеляет, вразумляет, обласкивает и прощает человека, припадающего к Господа стопам.
Как может об этом не задумываться русский писатель? Подчеркну: не только русский писатель-классик, представитель Золотого либо Серебряного века, но и современный русский писатель? Время разъятия, распада, разлома, издевательства, насмешки, глумления не изникнет само по себе; не исчезнет, не отойдёт в прошлое, как страшный сон или страшная болезнь, если мы, писатели, не будем прикладывать к этому наши усилия.
Так, как это делает в произведениях своих Игорь Изборцев.
Время меняются. Другие времена — другие нравы. «O tempora! O mores!» — восклицает римлянин Цицерон. Где сейчас те римляне?.. Где сейчас рыцарь Тристан, казнённая Мария Стюарт, Бородинская битва?.. Игорь Изборцев погружает нас, чтобы мы лучше почувствовали Время, не только осмысливали его, читая о нём искренние, пламенные, полные боли и радости строки, но и осязали его, вдыхали, погружались в его неповторимый воздух, в атмосферу его укатившейся в дали Космоса, уже навек исчезнувшей планеты.
И здесь автор рождает крайне интересное (и часто благое, плодотворное!) сочетание документалистики и вымысла, правды и фантазии, пережитого въявь, уложенного в багаж опыта, и додуманного, домысленного, воображённого. Письма отцу Иоанну Крестьянкину и почта от него — такая подлинность дорогого стоит. Живое общение с отцом Николаем Гурьяновым — и это тоже невыдуманное, это тоже — сокровища памяти. Изборцев кладет их во главу угла, краеугольным камнем того словесного храма, который сам строит.
«Идти не борзясь, без выдумок делая малые добрые дела сначала своим ближайшим ближним, а потом и тем, кто и отстоит от вас на расстоянии. Вот взяты обеты при крещении – их выполнять надо; взяты обеты супружеские – содержать семью в довольстве, воспитывать с тщанием, чтобы Ваши дети не повторили ваших ошибок в жизни. Менять не внешнее в жизни своей, а менять внутренний свой взгляд на мир и мироощущение. Присутствие Божие в мире должно сопровождать вас с утра до вечера и ночью даже и в любых жизненных обстоятельствах.
Живи не как хочется, но как Бог велит».
(…) Слава Богу за все! За все встречи, что Он даровал мне на жизненном пути! Но особенно за такие благодатные и многополезные! (…)».
Дорогие читатели… дорогие люди… Вы знаете, времена можно хорошенько осознать лишь тогда, когда изрядно от них отдалишься. «Большое видится на расстоянии», — сказал наш великий поэт Сергей Есенин. Тогда выстраиваются масштабы, выявляются опоры, проясняются смыслы, обозначаются векторы движения. И бывают времена безумия, времена исторической ломки, времена воистину смутные и трагические, исполненные неизбывной тяжести. Мы с вами переплыли, преодолели такие времена; и неважен тут возрастной ценз, поколенческие графы. Любая душа живая отзовется и на мучения, и на победы времени. И автор напоминает нам о торжестве обмана, о власти мамоны, пришедшей тогда — не так уж и давно — на нашу землю…
«(…) А как менялась психология людей? Они же молниеносно развращались! Веками утверждаемая истина, что нужно в поте лица трудиться, добывая свой хлеб, рассыпалась на глазах. Зачем трудиться? Купил один мавродик на рубль, назавтра у тебя уже два рубля; купил два мавродика – через день имеешь четыре рубля. (…)».
Мы пережили самое тяжелое, что возможно пережить народу: гибель страны, развал крепко сколоченной империи (ибо СССР унаследовал от Царской эпохи, преодолев трагедию революции, могущество цельного, неразъёмного государства, продолжив традицию приумножения и накопления, а не разделения и наживы). И нам тем более ценен тот автор, что показывает нам доподлинный трагизм тех лет, если он не выдумывает ради красного словца, а заставляет тебя сполна поверить и в горе, и в ужас происходящего. Но жизнь была бы бедна, если бы в ней, даже в такие времена — в войну, в распад страны, в обострение социальных проблем — не было праздников, радостей, воли к счастью, к свету. У молодости на радость свои права! Анатолий Жигулин, большой русский поэт, руководитель нашего семинара в Литературном институте, рассказывал нам, каким счастьем для него — и для его ровесников, сверстников — в далеком сибирском лагере была весна, солнечные лучи на коре сосен, запах смолы, ярко-синее небо…
И, вы знаете, Бог ведёт нас по судьбе. Он ставит нам вехи. И безмолвно говорит: выбирай. Где твой путь? С кем ты? Куда ты пойдешь? Завтра, нет, уже сегодня?
Православная вера, Христос Бог пребывали рядом с Игорем Смолькиным (Изборцевым). И это оказалось ко благу. Он пришёл ко Господу. Но нет пути без терний, нет дороги без страданий. И в повестях и рассказах Изборцева огненная правда и вымысел художника крепко сплетаются; а впрочем, разве не согрет Божией истиной вымысел, если он изначально направлен ко Христу?
«Сон мне привиделся необыкновенный. Восхожу будто я на какую-то гору, а оттуда Орлецы все как на ладони, каждая могилка и вижу, что на многих стоят на коленях усопшие с воздетыми к небу руками и молятся. Смотрю вверх, а там небеса отверзты, и Господь Иисус Христос, как с иконы, смотрит вниз. В руке у Него книга открытая, а Сам такой красивый, глаз не отвести. О чём-то просят усопшие Спасителя, мне не слышно, а Он покуда недвижим. Потом вдруг чуть двинул десницей, как бы благословил. Вижу, рассеивается туман, и появляется красивый стройный храм, допрежь невидимый. Вот этот храм, который теперь и стоит тут. Потом я только понял, что вымолили, значит, усопшие себе храм, где будут и их грешные души поминать. (…)».
Строительство храма… Вот деяние, о котором мечтают многие православные люди. На Руси возведение храма всегда было незыблемой, вековой традицией. Сколько купцов вложили свои деньги в постройку храмов! Сколько маленьких деревянных церквей и часовен было возведено на Русском Севере верующими русскими людьми, добровольно взявшими в руки топор, пилу и молоток, а то и повторяя подвиг и искусство мастера Нестора, что возвёл храмы в Кижах без единого гвоздя… А нынешний день? Как всегда, на деяние нужны средства. И тот, кто верует, средства эти на храм жертвует — любые, пусть малые: вспомним Евангелие от Марка и Евангелие от Луки и пронзительные строки о лепте вдовицы… Любое приношение на благое дело видно Богу.
Но… грешен человек! Тянется мужик к бутылке… тянется рука к хищению… И напрасно человек мнит, что всё останется в тайне, и никто ничего не узнает. И любая хитрость обнажается перед Господом. Любое тайно свершённое становится явным. И стыдным.
Как быть? Опять прощать? Внимания не обращать? Других людей искать, которые будут строить храм честно, без кражи и пьянства? И наперекор грешникам земным и обману их — храм вырастает вверх, к небу. Что назначено человеку сделать, то Господь наблюдает и тому помогает.
И — вспомним эти святые слова Господа — «По вере вашей да будет вам…» (Евангелие от Матфея, гл. 9).
Русский композитор Александр Николаевич Скрябин говорил о таком чудесном явлении, как «звучащая пауза». Музыка отзвучала, а в паузе, длящейся не только в концертном зале, но и после концерта, и бывает так, что — месяцами, годами, — музыка звучит. Аккорд тянется, истаивает… и всё никак не может истаять в небесной дали Божественный консонанс… Этот эффект «звучащей паузы» и самим Изборцевым описан, и его проза обладает этим удивительным эффектом — её прочитаешь, а она в тебе всё звучит.
Музыка наполняет пустоту. Пение заполняет пространство. Люди то поют или Ангелы? Важно то, что мы — их — слышим.
Важно то, что мы видим, как знак чуда Господня, трёх малых птичьих Ангелов — красногрудых снегирей во храме…
«Староста (или теперь в его роли Фёдор Фёдорович?) и не заметил, когда появились три маленькие птички. Посмотрел на икону и вдруг увидел три красногрудых птахи, размером с воробья – одна устроилась на вершине креста, а две по разные стороны на верхней перекладине. Дрожь волнами пошла по телу, но он продолжал читать с необыкновенной внутренней сосредоточенностью. Сейчас он чувствовал себя центром этого маленького, вдруг возникшего мира, который включал его самого, водружённый архиереем крест с иконой Воскресения, три небесные птахи и превратившиеся в звуки слова акафиста, с достоинством священных особ воспаряющие вверх. Пернатые гости, без страха выставив на обозрение красно-розовые грудки, сидели неподвижно, лишь слегка двигая из стороны в сторону одетыми в чёрные шапочки головками. Движения эти каким-то образом соответствовали ритму чтения, как будто они не просто присели отдохнуть, а участвовали в процессе. Сердце старосты забилось быстрее, он с испугом почувствовал, что теряет связь с этим странным чудесным миром, что сейчас всё рухнет… Нет, конечно же ничего не рухнуло, просто сначала вспорхнула птичка, сидящая выше, а за ней улетели разом две остальные. Они улетели, а он остался и чуть не заплакал от огорчения… (…)».
Прекрасные традиции русского старчества, воспетые ещё Федором Михайловичем Достоевским, показаны через упоминания иереев: о. Николая, о. Валентина Мордасова, протоиерея Иоанна Васильева, в изображениях непосредственного общения автора с о. Иоанном Крестьянкиным, с о. Николаем Гурьяновым. Здесь важно описание живых этих встреч, судьбоносных свиданий, запечатление речей, что они вели, цитат из их писем; при таких разговорах каждое слово впечатывается в память огненной, навечной печатью. Низкий поклон Игорю Изборцеву за то, что это слово не только осталось в его сердце, в работе его души и памяти, но и стало словом опубликованным, представшим перед нами, русскими читателями; прислушаемся к словам архимандрита Иоанна Крестьянкина:
«Дорогой Игорь, Господь достиг Вас и тогда пришёл Ваш час послужить Ему. И оттого не словесная шелуха произрастает на страницах «Благодатных лучей», но зерно ложится к зерну, и верю, оно даст в своё время плод мног. Вы этого, может, и не увидите, ибо один сеял (это Вы), другой поливал, ну а взрастил всё Бог. Ему и слава во веки веков. А Вам спасибо, что входите в труд Господа своего. (…)».
Конечно, писатель, всё более обращающийся к ценностям Православия, к сокровищам духа человеческого, живущего в Боге и для Бога, ищет родных по духу. Он чует Божиих людей, ориентируется на них в своем походе-путешествии по жизни: это движение от тьмы — к Свету, от обмана — к великой правде, от ненависти — к пониманию и прощению. «Слава Тебе, показавшему нам Свет!» — как же я люблю эти великие и торжественные слова, что сияют восходящим Солнцем внутри Божественной Литургии…
И Игорь Изборцев показывает нам луч этого горнего Света; он идёт к нему, он славит его, он укрепляется им, ибо Свет побеждает любую злобу, любого врага, им мы сильны, им мы согреты, и, как было сказано святою надписью на небесах царю Константину во строках Священного Предания, «симъ побъдиши».
«Где бы я ни был, – в родном ли городе или иных городах и весях, – всегда вижу родной Воскресенский храм. У нас с ним один фундамент, он поднимается из моего сердца, и если станет тяжело, если не хватит сил идти, твердь его стен не даст упасть, поддержит в дороге.
Можно ли желать чего-то лучшего?
Когда-то и я, и все, кого знал, кто был причастен к рождению Орлецовской церкви, уйдём, растворимся в пространствах русских погостов, исчезнем из человеческой памяти, но имена наши всегда будут читаться в твёрдой поступи этого идущего в вечность инока-храма, его гордой осанке, горнем полёте его купола и крестов! Бýди, бýди!»
Есть писатели, чьи творческие усилия направлены к богатству и роскоши фантазии. Они создают мiры и любуются ими, гуляют там, в воображённых ими царствах-государствах, и населяют их столь же вымышленными, причём иной раз блестяще придуманными людьми. Человечество любит сказку. Сказка никуда не исчезает из читательского обихода, из семейного отдохновения. Но есть писатели, для которых само строительство души, и собственной, и читательской, — есть каждодневное, трудное, непрестанное, подлинное строительство храма.
И храм этот они строят каждую минуту, каждую секунду своей жизни; они, вместе с этим возведением храма духовного, словесного, строят, выстраивают и себя; это и есть та пресловутая работа над собой, грешным, путь от греха — к Богу, строительство уже не просто души — судьбы.
Таков писатель Игорь Смолькин-Изборцев.
Один из самоцветов в сокровищнице современного православного, Святым Духом исполненного, родного, наполненного любовью и верой Русского Слова.
«(…) Все, кого настигает в последний год трагическая необходимость хоронить своих близких в Орлецах, и кто навещает дорогие могилы в родительские дни, уже с поворота к кладбищу радуются светло белеющему чудному храму. И является неожиданное, часто бессознательное, но неизбежное всякому не окамененному сердцу чувство покоя и завершённости. Словно кладбище было сиротою, а теперь обрело Отца Небесного и стало домом. И уже не так болит сердце и не так тяжело оставлять в земле родную душу, ибо отныне она лежит не в поле и не под пустым небом, а на родине, под благословением отчей веры, под её покровом и обороной. (…)».
Цитаты в статье приведены из книги Игоря Смолькина (Изборцева) «Сильнее бурь» (Литературный фонд «Дорога жизни», Санкт-Петербург, 2021).
По публикации:
https://ruskline.ru/analitika/2023/05/15/otchaya_vera