Архив метки: Псковское региональное отделение Союза писателей

Стихи о войне. Людмила Скатова

Победа Людмила Анатольевна Скатова

Поэт, член Союза писателей России. Главный редактор еженедельника «Великолукское обозрение». В 1996 году вышел первый сборник — «Ностальгия», затем — «Кассандра» (1998), «Лира на ветру» (1999), «Пепел и Ветер» (2001). В 2003 году в православном издательстве «Сатисъ» (Санкт-Петербург) вышел пятый сборник — «Русский венец», в 2005-м — «Крест Цветущий».

 

22 июня 1941 года

День Всех Святых был тихий и воскресный,
И Всех Святых Русь славила, как встарь…
Но асы — духи злобы поднебесной —
Рунический листали календарь.
Их выбор пал на день солнцестоянья:
Солярный крест на танковой броне,
На крыльях птиц железных — заклинанья…
В День Всех Святых вся Родина в огне!
Во Имя Пресвятое и Господне
Об этом вспоминаю я сегодня,
В День Всех Святых…
Как в чарах наважденья,
Шел грозный враг на Православный Дом,
Столицы русской ожидал паденья,
На Петербург шел, на казачий Дон.
Врывался в сон священного Цхинвала —
Нордических героев пробудить…
Но не Валгалла, Русь моя вставала,
Крестом прорвав магическую нить.
Молитвою, соборной и воскресной,
Гнала она тьмы духов поднебесной.
Черных свастик боле не страшилась,
И вой валькирий колокол глушил…
В День Всех Святых нездешнее вершилось
И зачиналось житие души —
Всерусской, ставшей Богу малой жертвой,
Ни красной, ни коричневой — бессмертной!

 

 

* * *

Перед чем мы так благоговеем?
Неужели в битве под Москвою
Наши деды бились за Диснея
С Эльбы к нам с пришедшею ордою?
Наши деды… Вы за Русь распяты!
Не безродны. Внуки — ротозеи.
Нравятся чужие им солдаты
И «Кресты железные» в музеях.
Наши деды… Сколько вам досталось:
Пули, лагеря, бросок над бездной,
Эта неотмирная усталость,
Эта благороднейшая бедность.
Спор решался в Небе над Москвою.
Под Москвой не снег клубился — ладан.
И чужой солдат смотрел с тоскою,
Задыхаясь русским снегопадом.
Серебрились ивы и березы,
Багровели звезды в стылом небе,
Смертоносные летели розы
К тем, кто наш восток приял как жребий.
К тем, кто задыхался в снежной сече,
Дева выходила, ликом свята,
А в руках рубиновые свечи…
Наши деды! Это — до распада!
Это – до глумленья — отступленья,
До — Берлина и до пошлых оргий.
Огненные слезы ослепленья
Не забудет наш Святой Георгий!
Возвратит он белый крестик славы:
В красном поле золоченый ратник.
Если воспарил Орел Двуглавый,
Значит, будет венценосный всадник.

 

Стихи о войне. Валентин Краснопевцев

Победа  Валентин Павлович Краснопевцев (1933-2003)

Поэт и прозаик. Член Союза писателей России. Родился в городе Великие Луки. Закончил отделение журналистики Ленинградского университета. Долгие годы работал журналистом в Торопце, Великих Луках, Пскове, редактором Лениздата. Автор более двадцати книг и многочисленных публикаций в литературных сборниках.

1941-й

Память стонет от боли,
Не позабыв ничего.
Блёклое видится поле
Страшного года того.

Коршуны над эшелоном
Круто слетают с небес.
Высыпали из вагонов.
Рядом – спасительный лес.

Но одинокий упрямо
Голос тревожный зовет:
«Мамочка, что же ты, мама?
Поезд без нас отойдёт!»

…Ждать недосуг эшелону,
Оповещает окрест.
Сгорбился под небосклоном
Наспех сколоченный крест.

Поезд увозит сиротство,
И онемелая даль
Сделалась менее ростом,
Выплакав с горя печаль.

Сны взрываются

Сны взрываются, начинённые,
В дрожь бросают фугасные сны:
Над просторами опалёнными
Снова черное небо войны.

Небо страшное, глухо-беззвёздное.
И земля – не пух, а гранит.
И дыхание смерти морозное
Душу заново леденит.

Безымянной речушки излучина,
Изувеченные сады,
И опять пустота дремучая,
И опять – «Сестричка, воды-ы…»

В снах годами ничто не исправлено,
Ни полслова и ни запятой…
Поднимайся! Утри испарину –
Время день начинать трудовой.

В госпитале

У нянечки работы
                           вдосталь,
И, благодарны за уход,
Ей раненые скажут
                           попросту:
— Пускай мальчонка к
                           нам зайдет.
И станут ждать того
                           свиданья,
Печенья запасая впрок.

…Несмело госпиталя
                                 здания
Переступаю я порог.
И кто-то, весь
                           перебинтованный,
С трудом на койке привстает
И словом тихим и
                           взволнованным,
Настойчиво к себе зовет.
И мне суёт он
                           шоколадину,
И смотрит жалостно в
                           упор.
И долго-долго после
                           гладит он
Мальчишечьих волос
                           вихор,
И гладит остренькие
                           плечики,
И заклинает горячо,
Герой – солдат, войной
                           иссеченный:
— Будь другом,
                           Приходи ещё!

Хлеб

Вкус горелого сахара, сладковато-прогорклого,
Для мальчишек военной поры новым
лакомством ставшего, —
Как пролог той грозы, небывало жестокой и
                                                             долгой,
Как наследье бомбёжки путей и вокзала нашего.

Вкус льняного жмыха, которым – подумайте! –
                                                прежде скотину кормили,
И картофелины мороженой кругляши, что
                           пекли на спине мы буржуйки горячей.
Все без соли, понятно. А чай без чаинки единой,
                                     что мы крупною солью сластили.
Как же многое вдруг изменилось и стало с
                                                      войною иначе!
И шибающий в нос вкус свекольной ботвы, от
                                               которой мутило и рвало, —
Этот суп из воды и будыльев весною был
                                                      пищей обычной.
И волшебный поистине вкус – никогда не
                                                      поешь до отвала! –
Хлеба тонкой краюхи, в ту пору, увы,
                                                      экзотичной.

Шла пехота вперёд, напролом, и ползли
                                                      неуклюжие танки,
И строчил пулемёт, и гремел орудийный
                                                              набат.
Приближали победу простецкие с виду
                                                              буханки,
Что сегодня у нас в магазинах навалом на
                                                      полках лежат.

***

Долго пуля летела,
Кусочек свинца,
Кабы только задела –
Скосила отца.

Он сказал нам, прощаясь:
«Вот, родные сыны,
Эта пуля домчалась
С прошедшей войны…»

Пули те на излете
Продолжают свистеть,
Бьют по бывшей пехоте,
Сеют раннюю смерть.

И рассветы лучисты,
И тих небосклон,
И, за давностью выстрелов,
Не поставишь заслон.

Свидетельство эпохи

ПобедаРешение опубликовать автобиографию отца на литературном сайте пришло не сразу: столь краткая и сжатая по изложению биография, на мой взгляд, – не совсем литературный жанр: это не мемуары, коих участниками Великой Отечественной написано немало, а, скорее, официальный документ, предназначенный для служебного, хотя и не секретного, пользования, своего рода рапорт с просьбой о переводе на другую работу. Думаю, можно сказать даже так: это рапорт, подкреплённый автобиографией, доказывающей, что всю свою жизнь — и в мирное, и в военное время — мой отец прослужил в строевых частях, и кабинетная работа – не для него…
Однако главное в этом небольшом документе (12 страниц машинописного текста) – это не судьба одного конкретного человека, рассказанная им самим; это судьба целого поколения, на долю которого выпали такие испытания и трудности, что нам, их детям (а тем более – внукам) и представить себе трудно, а порой – почти невозможно.
И пока это всё, что я могу сделать в память об отце…

АВТОБИОГРАФИЯ
генерал-лейтенанта авиации
КАЗАКОВА ПЕТРА ГРИГОРЬЕВИЧА

16Родился 25 января 1903 года на станции Бугуруслан Куйбышевской железной дороги, в семье рабочего-железнодорожника. Отец мой, Григорий Тарасович Казаков, проживал на станции Бугуруслан, Советская улица, дом № 77, работал в колхозе сторожем, умер в 1952 году. Мать по происхождению из бедной крестьянской семьи, умерла ещё в 1911 году.
Брат Александр, рождения 1905 года, до войны работал в г. Ленинграде на Кировском заводе помощником начальника мартеновского цеха. Как командир запаса был призван в армию, командовал артиллерийской батареей, после прорыва блокады Ленинграда убит в бою и похоронен в городе Гдов Ленинградской области.
Второй брат Иван, рождения 1907 года, работал на элеваторе при станции Бугуруслан, в начале войны был призван в армию, также погиб под Смоленском в 1941 году. Где в настоящее время проживают семьи братьев – не знаю.
Две мои сестры – Мария и Вера, мужья которых погибли в Отечественную войну, проживают в городе Бугуруслан Чкаловской области, работают и занимаются домашним хозяйством.
Сам я с 11-летнего возраста начал самостоятельно работать, помогая отцу кормить семью. Летом 1914 года пас овец, осенью пахал барскую землю, зимой учился. В 1915 году работал рабочим по ремонту железнодорожных линий. В этом же году отца призвали в армию, а я один содержал семью, работая на кирпичном заводе фабриканта Биневольского, на паровой мельнице братьев Клементьевых. В 1917 году работал на подвеске прямого телеграфного провода на участке Самара – Оренбург. В 1918 году – снова на мельнице братьев Клементьевых.
В 1915 году закончил начальное четырёхклассное училище.
10 апреля 1919 года, когда армия Колчака продвигалась к Волге, я с группой товарищей добровольно вступил в ряды Красной Армии и был назначен красноармейцем на бронепоезд «Ермак» 5-й армии Восточного фронта. Когда части Красной Армии перешли в наступление, а колчаковцы, отступая, взрывали железнодорожные мосты и полотно, бронепоезда отстали от наступающих частей, и часть личного состава с них была переведена в другие части. Меня перевели в 1-й головной железнодорожный эксплуатационный отряд, где я занимался восстановлением телеграфных линий.
В июле или августе 1919 года я был переведён в коммунистический отряд особого назначения 5-й армии, с которым продвигался вглубь Сибири до весны 1920 года, когда отряд остановился в г. Красноярске. В мае 1920 года меня направили на командные курсы в г. Самару, но курсы оказались не командные, а артиллерийско-технические со сроком обучения шесть месяцев. В августе весь состав курсов перебросили под Новороссийск на станцию Тоннельная, где мы простояли до октября 1920 года и откуда были переброшены на Северный Кавказ, в г. Георгиевск. Срок обучения в связи с окончанием гражданской войны увеличился, и я был выпущен в июне 1922 года младшим артиллерийским техником и по собственному желанию был назначен в Сибирь, в г. Иркутск, в распоряжение начальника артиллерии 5-й армии. В штабе 5-й армии я получил назначение в Отдельную гаубичную батарею 26-й Златоустовской стрелковой дивизии в г. Красноярск на должность младшего артиллерийского техника, куда и прибыл осенью 1922 г. В 1924 г. из артиллерии 26-й дивизии был сформирован 26-й артиллерийский полк, в котором я был назначен старшим артиллерийским техником полка, а позднее эта должность была переименована в должность боевого питания полка (служебная категория К-7). В этой должности и с этим полком летом 1929 г. из-под г. Красноярска, где полк стоял лагерем на Юрчинском полигоне, я был переброшен на Дальний Восток в г. Никольск-Уссурийский (Ворошилов) , откуда после небольшой подготовки полк был продвинут в м. Гродеково, а затем участвовал в боях под станцией Пограничная, городом Санчагоу, а один дивизион перебрасывался на запад и принимал участие в боях под Джалайнором и Хайларом. После окончания конфликта на КВЖД наш полк остался в составе ОКДВА с дислокацией в г. Спасск-Дальний.
Осенью 1930 г. за выслугу двух сроков в отдалённой местности и по моей просьбе я был переведён в 31-й Артиллерийский полк ПРИВО в г. Сталинград на старую должность начальником боевого питания полка. Поскольку 31-й полк был территориальным, и времени у меня было достаточно, я поступил учиться в Сталинградский вечерний комвуз и за восемь месяцев службы в г. Сталинграде успешно окончил его первый курс.
В мае 1931 г., узнав о наборе в лётные школы (а в авиацию я стремился всё время, но не отпускали), я подал рапорт, прошёл в 7-й Сталинградской школе лётчиков медицинскую комиссию, был признан годным к лётной работе и направлен в г. Красногвардейск для стажировки лётчиком-наблюдателем. Стажировался один месяц при управлении 1-й авиабригады, а затем четыре месяца приобретал практические навыки летнаба в 12-м авиаотряде. Летнабом в отряде не остался, а пожелал закончить школу, в силу чего и был направлен осенью 1931 г. в г. Оренбург (Чкаловск), в 3-ю школу лётчиков и летнабов.
Ознакомившись с планом и программой подготовки летнабов, я пришёл к выводу, что весь курс можно пройти не за год, как требовалось, а сократить его в два раза и закончить, не в ущерб качеству подготовки летнабов, за шесть месяцев. Будучи секретарём партогранизации и заместителем командира звена, я собрал два своих классных отделения, посоветовался с коммунистами по этому вопросу, и они со мной согласились. Обо всём этом я доложил начальнику отдела и начальнику учебной части, и они предложили мне на деле доказать эту возможность и добиться хорошей общей оценки отделений к середине января 1932 г., т. е. ко времени открытия школьной партконференции. К началу открытия школьной партконференции отделения, которыми я командовал, получили за период обучения общую оценку 4,85, т. е. лучшую из всех отделений школы. Я, как делегат конференции, рассказал, каким путём мы добились такой оценки, и попросил организовать во всех классах до 23-х часов ежедневное дежурство преподавателей для консультаций слушателей школы и помощи отстающим. Меня в этом поддержали слушатели отделений, которые были приглашены для приветствия конференции.
На этой конференции я был избран делегатом на партконференцию ПРИВО, где также выступил по вопросу сокращения подготовки летнабов до шести месяцев. После выступления меня пригласили на беседу к Командующему Войсками ПРИВО тов. Шапошникову , который задал мне целый ряд вопросов о том, как качественно подготовить летнаба за такой срок.
После конференции ПРИВО начальник учебной части школы тов. Машков был направлен в Москву на доклад по этому вопросу. По его возвращении нам было объявлено, что тов. Ворошилов предложил в порядке опыта выпустить летнабов с шестимесячной подготовкой не два, а шесть отделений. Таким образом, через шесть месяцев, в мае 1932 г., школа выпустили шесть отделений летнабов, пропустив всех нас через серьёзную испытательную комиссию с участием представителей ВВС РККА.
По окончании школы я был назначен младшим летнабом в 5-ю тяжелобомбардировочную эскадрилью ВВС Балтийского моря в г. Ленинград. Прибыв с группой товарищей в г. Ленинград, мы узнали, что никакой эскадрильи не существует, что её надо формировать заново. Меня допустили к временному исполнению обязанностей начальника штаба эскадрильи и приказали формировать её. Спустя пару месяцев, когда эскадрилья заканчивала формирование, прибыл командир эскадрильи тов. Кукин Иван Васильевич (в настоящее время работает в отделе боевой подготовки ВВС ВМС ) и начальник штаба эскадрильи. Я был утверждён помощником начальника штаба эскадрильи. Вторую половину 1932 г. и 1933 год я работал по устройству эскадрильи в гарнизоне Едрово под Бологое и много летал в качестве штурмана корабля, отряда, эскадрильи, имел ряд поощрений за «отличное» бомбометание, штурманскую подготовку, воздушную стрельбу и за штабную работу. Осенью 1933 г. меня послали учиться на КУКС при ВВА им. Жуковского , морское отделение по подготовке командиров штаба морской авиации, которое я окончил на «отлично» и в мае 1934 г. вернулся в 5-ю тяжело-бомбардировочную эскадрилью 2-й бригады ВВС Балтийского моря, где продолжал работать помощником начальника штаба по оперативной части (практически всё время работал врид. начальника штаба эскадрильи).
Осенью 1934 г. приказом НКО меня назначили командиром неотдельного отряда 8-й тяжело-бомбардировочной эскадрильи той же 2-й авиабригады ВВС Балтийского моря, а осенью 1935 г. я со своим отрядом занял первое место в ВВС Балтморя по всем показателям.
В тяжёлой авиации и в то время командиром вполне мог быть летнаб. В марте 1936 г. я был вызван в штаб ВВС ЛВО и получил приказание организовать оперативное дежурство в штабе. Сначала это дежурство организовывалось в Ропшинском дворце, на что были затрачены крупные суммы денег и материальных средств; достаточно сказать, что одних приёмников на радиоприёмном центре было шестьдесят и ещё три передаточных станции. К 1 мая 1936 г. радиоцентр был готов, рота связистов в 120 человек была также подготовлена к работе. Прибывший в Ропшу Командующий ЛВО тов. Шапошников одобрил эти мероприятия, но использовать радиоцентр было нельзя, т. к. протянуть требуемые провода от радиоцентра в г. Ленинград оказалось невозможным, и штаб ЛВО использовать подготовленный радиоцентр не мог. Эту затею отложили, а я получил задание организовать оперативное дежурство непосредственно из штаба ВВС ЛВО — при помощи телефонной связи, что мною в течение месяца было исполнено и дежурство налажено.
В июне 1936 г. приказом НКО я был назначен командиром Отдельного авиаотряда особого назначения, подчинённого непосредственно Военно-Техническому Управлению РККА. Задача сводилась к тому, чтобы самолёты летали без человека при помощи автопилотов, радио- и телемеханики. Отряд был единственным в стране, опытным, и на него возлагалось много надежд. За вторую половину 1936 г. и за период до осени 1937 г. личным составом авиаотряда была подготовлена материальная часть, выполнена программа опытных полётов, в том числе — безотказный полёт на самолёте ТБ-1 без вмешательства в управление человека, управление самолётом с другого самолёта и с земли по радио. Время полётов было доведено до 2-х часов 45 минут без всяких отказов. Для дальнейшего усовершенствования работы телемеханических самолётов нужна была новая, усовершенствованная техника и, в частности и главным образом, подлежали замене автопилоты системы Коренева на автопилоты АВП-10. Но вскрытое осенью 1937 г. в техническом управлении РККА вредительство сначала приостановило деятельность отряда, а в январе 1938 г. отряд был и вовсе расформирован. К этому времени (февраль 1938 г.) командир авиапарка в авиагарнизоне Едрово майор Игнатьев был снят с занимаемой должности за развал хозяйства, и на эту должность временно назначили меня. Затем, в апреле 1938 г., я был назначен командиром вновь формируемой 13-й авиационной базы в должности, в которой проработал до ноября 1938 г., после чего меня назначили начальником вооружения и снабжения ВВС ЛВО (приказ НКО № 01329-39). В этой должности я проработал до осени 1940 г. По окончании войны с белофиннами я просил перевести меня на работу оперативную или строевую, т. к. чисто снабженческая работа мне не нравилась, тем более что поздней осенью 1938 г. была введена должность начальника тыла ВВС округа, и я, как начальник снабжения, ведал только авиатехимуществом и боеприпасами. В сентябре 1940 г. меня назначили заместителем начальника штаба ВВС ЛВО по тылу (приказ НКО № 04326), в этой должности я проработал до весны 1941 г., принимая активное участие в организации Районов авиационного базирования в ЛВО. По моей просьбе перед началом Великой Отечественной войны я был назначен на должность Начальника 5-го РАБ ВВС ЛВО. Район сформировал в окрестностях г. Ленинграда (Осиновая роща) и в канун войны приступил к обеспечению частей ВВС 23-й Армии и частей авиакорпуса г. Ленинграда на Карельском перешейке, имея в своём распоряжении три авиабазы, 18 БАО , зенитную артиллерию и другие части, входящие в состав РАБ.
В бытность мою начальником 5-го РАБ каких-то особенных трудностей я не встречал, потому что долгое время противник на Карельском перешейке особой активности не проявлял. Когда же начался отход наших частей к старой границе с Финляндией – по р. Сестра и к Лемболовским болотам, части 5-го РАБ с работой справлялись – вывозили имущество, приводили в негодность оставляемые аэродромы, эвакуировали технику и были готовы к работе по обеспечению лётных частей на новых аэродромах ближе к г. Ленинграду. Исключением является аэродром Яппеля, что в 40 км западнее Териоки, с которого последний эшелон с имуществом лётных частей, боеприпасами и личным составом попал под миномётный огонь просочившихся к железной дороге финнов, и разрывом мины была порвана сцепка поезда, в результате чего паровоз и два вагона упали в Териоки, а весь состав укатился обратно на ст. Яппеля. Личный состав в большинстве своём лесом и другими путями вернулся в свои части, имущество же и боеприпасы по распоряжению Командующего ВВС 23-й Армии полковника тов. Жданова (ныне – командующий 3-й ВА авиации дальнего действия) были сожжены вместе с вагонами штурмовиками подполковника Витрука, т. к. были уже захвачены финнами.
После отхода наших частей к старой границе с Финляндией распоряжением Командования ВВС Ленинградского фронта части 5-го РАБ баржами через Ладожское озеро были передислоцированы в район аэродромного узла Плеханово в резерв. В начале октября 1941 г. я был назначен нештатным начальником авиагарнизона Комендантского аэродрома с задачей навести на аэродроме порядок по приёму транспортных самолётов с продовольствием и эвакуацию этими же самолётами рабочих и служащих заводов и предприятий г. Ленинграда. В этой должности я проработал до 5 ноября 1941 г., а затем был назначен на должность нештатного заместителя Командующего оперативной группы ВВС ЛФ по тылу и этого же числа прилетел в г. Тихвин, где оперативной группой ВВС ЛФ командовал генерал-майор авиации Журавлёв . Получалось так, что непосредственно в Ленинграде, в окружении, остался один 6-й РАБ, а остальные районы авиабазирования (5-й – в Плеханово, 82-й – в Тихвине, 11-й в Хвойной, 10-й – в Боровичах и 68-й – в Вологде) вошли в подчинение оперативной группы, причём начальник тыла ВВС ЛФ генерал-лейтенант Кобелев дал мне для работы лишь небольшую группу, а всё управление тыла ВВС оставил у себя в Ленинграде. Трудность в нашей работе заключалась в том, что связь с районами авиабазирования осуществлялась только при помощи самолётов, а проводной и радиосвязи не было совершенно. Связь с Ленинградом была трудной даже для управления лётными частями, говорить же о связи для решения тыловых вопросов вообще не приходилось.
7 ноября 1941 г. немцы захватили станцию и город Тихвин, и положение ещё более ухудшилось. Грузы авиатехнического имущества, боеприпасы, продовольствие шли через Вологду, Череповец, Бабаево, автотранспорт по перевозу всего этого имущества работал с большим перенапряжением. И всё же аэродромы жили и действовали.
В декабре 1941 г. в связи с разделением Ленинградского фронта на Ленинградский и Волховский я был вызван в г. Ленинград. В начале января 1942 г. возвратился на свою штатную должность Начальника 5-го РАБ – в район Старой Ладоги и в течение полутора месяцев обеспечивал боевую работу 39-й истребительной дивизии, 55-го полка СБ и двух полков У-2 . В середине февраля 1942 г. я получил назначение на Северо-Западный фронт заместителем Командующего ВВС СЗФ по тылу.
Моя работа на Северо-Западном фронте с февраля 1942 г. по 1 октября 1943 г. ничем существенным от обычной работы не отличалась. Части стояли стационарно, аэродромов было достаточно, да кроме того мы строили новые и усовершенствовали старые. Запасов имущества, продовольствия и боеприпасов также было достаточно, фронт стал стабильным, а проводимые операции обеспечивались легко. Кроме того, Москва была рядом, и многое имущество возили только автотранспортом непосредственно на аэродромы.
Неоднократные мои просьбы о переводе меня на активно действующий фронт увенчались успехом. 1 октября 1943 г. я был вызван в Москву и там получил назначение начальником тыла 15-й воздушной Армии, на Брянский фронт, куда и прибыл 5 октября 1943 г.
Командование и штаб 15-й ВА я нашёл в г. Унеча и узнал, что армия боевые действия прекратила и будет перебазироваться на 2-й Прибалтийский фронт в район г.г. Торопец, Старая Торопа, Великие Луки. Ознакомившись с планом перебазирования, я нашёл, что он составлен неправильно; эта неправильность заключалась в том, что эшелоны подавались сначала под лётные части, а уже потом – под тыловые (БАО, Инжбаты). Но план перебазирования уже был утверждён Генеральным Штабом, поэтому переделывать его не стали.
Ознакомившись с готовностью частей к погрузке в эшелоны и вступив в исполнение своей должности, я был вызван Командующим 15-й ВА к новому месту базирования; это было 12 октября 1943 г, а 16 октября лётные части воздухом начали перелёт на новый фронт. За трое суток с небольшой группой офицеров тыла и штаба армии я принял три БАО от 3-й ВА, которая ушла в район г. Невель. Горючее и боеприпасы я также получил от 3-й ВА, и на 3-й БАО в течение 16, 17, 18 октября мы посадили один САП и две АД . Затем подошёл ещё один БАО из района Ленинграда и 35-й РАБ из-под Сталинграда, которые приняли на себя остальные лётные части армии.
Таким образом, задолго до прихода тыловых частей 15-й ВА и 42-го РАБ все лётные части были встречены, рассажены по аэродромам и вели боевую работу без каких бы то ни было задержек.
Этот случай – единственный в моей практической работе, когда Воздушная Армия в полном составе, с тыловыми частями и имуществом, перебазировалась с одного фронта на другой, показал, что организация тыла ВВС, независимая от лётных частей (как и лётных частей — от тыла), является гибкой и вполне себя оправдывающей. С приходом РАБ 15-й ВА последние два включились в обеспечение боевой работы частей, разгрузив перегруженные БАО, а третий РАБ был оставлен в резерве и готовился к продвижению вперёд.
После захвата нашими войсками г.г. Невель и Ново-Сокольники части 15-й ВА в январе 1944 г. перебазировались на приготовленные аэродромы в районы Невель, Усть-Долыссы, Чернецово, Маево и до весны действовали с занятых аэродромов. В мае 1944 г. армия в тяжёлых условиях бездорожья была перебазирована на северный участок фронта в район г. Ново-Ржев. Заново была построена аэродромная сеть и частично восстановлены аэродромы, разрушенные немцами, подвезено горючее, боеприпасы, продовольствие и другое имущество; всё это подвозилось тракторами, транспортными самолётами и автомашинами большой проходимости. Но и на этом участке наступление не состоялось. В июле 1944 г. части армии перебазировались на центральный участок фронта, вновь была для этого приготовлена аэродромная сеть и перевезено всё имущество по дорогам, уже просохшим и немного приведённым в порядок.
В июле 1944 г. фронт перешёл в наступление на Пустошку, Идрицу, Себеж, Опочку и далее по территории Латвии до г. Мадонна и почти не останавливался. Лётные операции 1944 года приходилось обеспечивать с большим напряжением и трудностями, т. к. противник взрывал мосты, разрушал железные и шоссейные дороги и воздействовал на подвоз своей авиацией с воздуха. Но хорошо натренированные автобаты с подвозом всех средств справлялись, и мы не имели ни одного случая срывов боевых вылетов. Дальнейшее продвижение на Ригу было более спокойным, и работа тыла особых трудностей не встречала, да и дороги были в хорошем состоянии.
В январе 1945 г. в состав 15-й ВА вошли некоторые части 3-й ВА, дислоцировавшиеся в Литве, и армия заняла аэродромы по дуге всей окружённой Курляндской группировки немцев от Митавы до Вайноде, с которых и работала до капитуляции немцев, т. е. до окончания Великой Отечественной войны.
По окончании войны, т. е. вторую половину 1945 г. и до августа 1946 г., работая в должности начальника тыла 15-й ВА, я занимался устройством частей в авиагарнизонах по мирному времени, сбором и обработкой боеприпасов и другого имущества с оперативных аэродромов на постоянные места складирования и обеспечением УБП частей армии.
В августе 1946 г. я дал согласие и получил назначение в 10-ю Воздушную Армию на Южный Сахалин, на должность начальника тыла армии, где проработал до сентября 1948 г.
В работе на Сахалине трудностей было много — как по устройству частей, всё ещё прибывавших с материка, так и особенно по их материальному обеспечению и аэродромному обслуживанию. Части и соединения дислоцировались по всему острову Сахалин – от порта Корсаков на юге и до г. Оха на севере, а также на Камчатке, Чукотке, Курильских островах и на материке в районе г. Комсомольск-на-Амуре. Трудности вызывались недостаточным количеством морского тоннажа для перевозки материально-технических средств и хозяйственных грузов, отсутствием железных и шоссейных дорог, короткими сроками навигации по Охотскому морю и Тихому океану. В значительной части гарнизонов навигация ограничивалась тремя месяцами в году, поэтому приходилось создавать запасы всех необходимых материальных средств на полтора года.
Недостаточная сеть аэродромов базирования потребовала напряжённой работы инженерных батальонов, тыловых и лётных частей по строительству новых аэродромов, жилого и служебного фондов для размещения личного состава, техники и материальных средств.
Все эти трудности усилиями командования Армией, соединений и частей преодолевались, боевая подготовка проходила планово, снабжение было бесперебойным.
За два с лишним года работы начальником тыла армии на Сахалине никаких замечаний от командования и Военного Совета я не имел, получил несколько благодарностей и был награждён ценным подарком, а в 1947 г. был избран депутатом районного совета депутатов трудящихся и работал членом райисполкома.
В сентябре 1948 г. неожиданно для меня пришёл приказ Военного Министра Союза ССР о назначении меня начальником тыла истребительной авиации войск ПВО страны в г. Москву. Этого назначения я не просил, желания работать в Москве в Центральных управлениях у меня не было, т. к. я привык работать непосредственно в частях и в объёме начальника тыла Воздушной Армии, и с этой работой, по отзывам командующих, я справлялся неплохо как в условиях военного, так и мирного времени.
На новой должности в Москве мне пришлось столкнуться с целым рядом трудностей.
Во-первых, объём работы в сравнении с работой на ранее занимаемой мною должности увеличился примерно в пять-шесть раз, повысилась ответственность за обеспечение Воздушных Истребительных армий, вооружённых реактивными самолётами, о которых я понятия не имел, а главное я, как начальник тыла, не имел в своём распоряжении никаких материальных средств. Отвечая за всё, я не имел ничего. Кроме того, все попытки Командования Истребительной авиации ПВО создать свой тыл в центре успеха не имели, и я, таким образом, со своим аппаратом занимался исключительно функциями планирования и контроля за обеспечением частей.
Во-вторых, ежегодные реорганизации Главного Штаба войск ПВО страны, его управлений и отделов не улучшали работы тыла как войск ПВО, так и истребительной авиации войск ПВО, а вносили в его работу путаницу и безответственность. И в-третьих, параллельное существование двух тылов в войсках ПВО страны, не подчинённых один другому, были излишними и ненужными. Достаточно сказать, что за пять лет работы в Главном Штабе войск ПВО страны, исполняя одни и те же функции планирования и контроля за обеспечением Истребительной авиации войск ПВО страны всеми видами материально-технических средств, работая в одном и том же здании, я занимал должности начальника тыла Истребительной авиации войск ПВО, затем заместителя начальника тыла войск ПВО страны (когда два тыла объединили), а через год, когда тылы снова разъединили, был назначен начальником авиатехснабжения Истребительной авиации и, наконец, в 1953 г. – начальником Отдела авиационного вооружения с теми же функциями.
Видя, что на протяжении пяти лет соединения и части Истребительной авиации бесперебойно снабжаются всеми видами материально-технических средств тылом ВВС Советской Армии, а я со своим аппаратом только планирую, контролирую, согласовываю и посредничаю, т. е. занимаюсь ненужной перепиской, бумажным руководством, а в частях бываю хоть и часто, но в порядке инспектирования, к тому же имея для работы очень небольшую группу офицеров-тыловиков, принял решение уйти из системы ПВО и проситься в ВВС или ДА на должность начальника тыла армии, которую я хорошо знаю и где могу принести больше пользы Советским Вооружённым Силам.

Послесловие
Он добился своего. Следующим местом службы отца стал Смоленск, в окрестностях которого в 41-м погиб его брат и где в 54-м родился я, наречённый именем другого его брата, сложившего свою голову в бою под г. Гдов, на древней псковской земле, где теперь я и живу…
Генерал-лейтенант авиации Пётр Григорьевич Казаков умер в 26 августа 1960 года в одном из московских военных госпиталей. Похоронен в г. Клин Московской области.

 

Стихи о войне. Наталья Лаврецова

Победа  Наталья Анатольевна Лаврецова

Поэт и прозаик. Член Союза писателей России. Родилась в Карелии, в Петрозаводске. Автор 10 книг. Среди них – поэтические сборники, книги для детей, написанные в жанре «познавательного детектива», рассказы, повести для взрослых, пьесы.. Печаталась в журналах «Юность», «Слово», «Согласие», «Наш современник» (Москва), «Север», «Карелия» (Петрозаводск), «Двина» (Архангельск»), «Доля» (Симферополь), других.

 

Двум маршалам

Памяти первого парада Победы

Еще стоит над площадью московской
Невыветренный временем, накал…
Командовал парадом Рокоссовский,
А маршал Жуков рапорт принимал.
Один на вороном, другой на белом,
На белом, а второй – на вороном…
И вся страна салютом к ним летела
От стен Кремля – до всех ее сторон!

Все позади – и только марш Победы,
Он от Москвы летит во все концы:
По Красной шли живые наши деды,
А с ними – наши юные отцы.
Прошедшие с Москвы и до Берлина,
Они в себе Победу принесли…
И был Парад тот длинный, длинный, длинный:
Война прошла – солдаты шли и шли.

Слились в едино лычки и полоски.
Был пламень губ, знамен и крови – ал.
Командовал Парадом Рокоссовский,
А маршал Жуков рапорт принимал…
И до сих пор еще в своих мундирах,
Забыв принять простой гражданский вид,
Все принимают рапорт командиры
От тех, кто был убит и не убит.

Отцам Победы – век стоять на вахте,
Чтоб верил тот убитый рядовой,
Отдавший жизнь возле далекой Шахты,
Что всю страну он заслонил собой.
И пусть меняет армия мундиры,
Пусть будет мощен техники парад, —
Все принимают рапорт командиры,
На страже мира маршалы стоят!

Один на вороном, другой на белом,
На белом, а второй на вороном,
В одну живую плоть сливаясь телом –
С лихим конем, страною и Кремлем.
Чтобы слова о Доблести и Чести
Не оказались пущены с лотка –
Им век стоять на самом красном месте,
Где шли с Победой русские войска.

Завидуй каждый той стезе геройской,
Что в том святом строю не он шагал…
Командовал парадом Рокоссовский.
Парад Победы Жуков принимал.

* * *

Неужели мужчин так прельщает война?
Может, им любовь женщин уже не нужна?
Может, падая навзничь в чужой стороне,
Слаще пули хмельной поцелуй на войне?

А быть может, не могут они устоять
Когда дети уходят всерьез воевать?
Убивать, умирать, на чужой стороне,
Что страшнее вдвойне – на чужой стороне!

И идут они вслед, им, наверно, видней,
Для чего же растили они сыновей!
Там – их боль и надежда, и плоть их и кровь…
Может в этом и есть их большая любовь?

 

Поэты читают стихи о войне

ПобедаВ мае 2015 года Псковский литературный портал ежедневно публикует произведения Псковских поэтов в тематической серии «Стихи о войне». Публикация приурочена к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне и продолжится до конца мая.

9 мая в 15 часов в Ботаническом саду, у скульптуры «Женщина — мать» псковичи и гости города смогут услышать произведения псковских литераторов, в авторском чтении.
Прозвучат стихи о войне, гражданская лирика, произведения о Псковской земле.

 

 

Стихи о войне. Александр Гусев

Победа Гусев Александр Иванович
(1939-2002)

Поэт. Член Союза писателей России. Родился в деревне Шемякино на Псковщине. В 1958 году окончил Ленинградский радиотехникум, в 1971-м – Литературный институт имени Горького. Автор поэтических сборников «Пожелай мне удачи», «При свете памяти», «Измерения», «Если приду», «Колесо бытия» и др.

Ждите нас

Светлой памяти брата Николая

Где-то есть на планете Дом среди тишины. Ждите нас на рассвете, Мы вернуться должны.

Сколько всех нас, убитых! Мы погибли в боях На больших, знаменитых, И на малых фронтах.

Жажду праведной мести Оставляли живым, Пропадали без вести – И в могилах лежим.

Не сдаваясь на милость Ни врагу, ни судьбе, Знали: что б ни случилось, Вы нас ждёте к себе.

Ждите нас на рассвете. Мы неслышно придем, Ваши вечные дети, Вместе с утренним сном.

Спят и травы, и птицы… Припадите к груди. Нелегко нам смириться С тем, что жизнь – позади.

Нет, не та – неземная – В дни печальных торжеств, А вот эта, простая, Что мы видим окрест.

За неё мы в ответе С той, последней войны. Ждите нас на рассвете, Мы вернуться должны. Ждите нас… Ждите нас…

Август 1964, Псков

***

…И ты не простишь никому ничего? …Я помню, как в детстве, в сумятице мая, Не зная ни имени, ни своего Родимого дома, неверно ступая Прошла мимо нас, оглушённых навзрыд, Каким-то беззвучным подобием крика, Та старая женщина…

Память хранит Безумную боль истончённого лика. Война. Пепелище… И каждый в пути Пред женщиной той опускал виновато Глаза… И шептал кто-то тихо: — Прости… — И мама молчала печально и свято.

И только лишь раз, у широкой реки, Та странница в медленной мгле переправы К бойцам обратилась, назвав их: сынки! Просила им скорой победы – и славы. Просила у ветра, у замерших трав, У белых туманов, у жёлтых купав.

И далее шла, будто взяв на себя – Одна – всю вину всей войны, и держала Всю землю, весь мир, и любя, и скорбя. …А месть никого ещё не возвышала.

Стихи о войне. Вера Сергеева

Победа Вера Михайловна Сергеева 

Поэт. Член Союза писателей России. Печаталась в литературных альманахах: «Скобари», «Земляки», г. Псков, «Родная Ладога» г. Санкт-Петербург, и др. Вышли отдельные книги: «Межсезонье» (Санкт-Петербург, 1998), «На перепутье дум» (Псков, 2000), «За розовой далью» (Псков, 2002), «Прощёное воскресенье» (Великие Луки, 2005), «Фиалковый ветер», (Псков, 2010).

Сестрёнка

Гремели раскаты
В военных закатах…
Всего девять лет было ей!
Она через речку
Бежала навстречу
Последней минутке своей.

Глумились у хаты
Свои – не солдаты,
В похмельно-сивушном бреду,
Потешились «малость»,
Сестрёнка осталась
Лежать на заснеженном льду.

Лишь вздрогнуло тело
И забагровела
Снегов голубых чистота.
А взор полицаев
Был непроницаем
И в тусклых глазах – пустота.

Сестрёнка, родная,
Тебя я не знаю,
Ко мне не приходишь ты в сны.
Расстрелянной песней
Кружишь в поднебесье
Средь жертв миллионов войны.

Проносятся годы,
Как бурные воды,
Весною – летят журавли…
Я – в крошеве быта,
Но ты не забыта, –
Мне имя твоё нарекли.

Незабудки

Всем, сражавшимся за Родину

Незабудки-цветы, голубые крупиночки,
При канавах лесных и в прибрежном лугу.
А, быть может, они – голубые слезиночки
Тех, ушедших от нас, перед кем мы в долгу.

Над обрывом грустят голубиночки влажные,
Хоть заласкан обрыв шелковистой волной.
В сорок третьем здесь взвод переправу налаживал
Да остался в тяжёлой глуби ледяной.

Незабудки грустят в полумрачной расщелине,
Где упавшим кострищем рванул самолёт.
И грустят они там, где солдатик простреленный
Смог заставить молчать злобно лающий дзот.

Время лечит холмы, что изрыты окопами.
Время лечит поля, что стонали в боях.
Но тоскуют леса неторёными тропами
О рязанских, калужских, смоленских парнях…

Ходят парни геройские тропами млечными
Там, где звёзды прозрачнее яблок Перси*,
А чтоб мы не забыли и помнили вечно их –
Незабудки рассыпаны в травах Руси.

*Перси – сорт яблок

Ужин из моего детства

Вьюжит, вьюжит, ох, как вьюжит
Загулявшая метель…
А в избе – нехитрый ужин,
За столом сидит «артель».

Мать с отцом, нас – три девчонки,
И знакомая гостит.
Хворост щёлкает в заслонку,
Вьюшка радостно гудит…

Помакушка* золотится,
В ней – селёдка да мука.
И картошка, что царица,
Пар валит из чугунка.

И пофыркивает чайник,
В «носик» дует, как в трубу…
Дух смородового чая
От плиты ползёт в избу…

Утром веточек смороды
Мы успели припасти.
Ведь теперь нам к огороду
Не проехать, не пройти.

Ветер воет, вьюга кружит,
Снег заваливает двор…
А в избе – тепло и ужин,
И душевный разговор…

*Помакушка — вроде густого соуса.

Письма с фронта

Памяти Сергеева Д.А., кадрового офицера, пропавшего без вести в боях за г. Севастополь и Сергеева А.М., погибшего в бою под г. Смоленском.

Читаю письма фронтовые –
Дрожит душа, дрожит рука…
В них запахи пороховые –
Из огневого далека.
В морщинах старческих бумага
И охра времени на ней.
А в ней – горячая отвага
И верность родине своей.
«Окоп, июнь, год 41-й…»
Начало этого письма.
Струной натянутые нервы,
Реки бегущая тесьма.
Бегущих строчек свет и нежность,
И теплота – к своим родным,
И напускная безмятежность:
«Вы не волнуйтесь, победим!
Мы защитим вас, дорогие.
Не плачь, маманька, здесь вполне
Дуная волны голубые
Напоминают Волгу мне…»
Он свёртывал письмо, как фантик,
И был судьбе грядущей рад –
Красноармейский лейтенантик –
Сергеев Митя, сын и брат.
Но не на Запад, а назад он
С боями начал отступать.
Он поднимал солдат в атаку*,
Шёл в схватки, как в акулью пасть.
Был смел и дерзок, и награды
Звенели в списке послужном…
А Севастополь сущим адом
Кипел-пылал – в сорок втором.
Смешалось всё: земля и люди,
Вода и небо, гул и чадь…
Летела смерть из всех орудий
И норовила всех объять…
С накалом мужества и чести
В дом – вновь письмо, как ураган:
«Ваш сын-герой пропал без вести,
Сергеев Дмитрий, капитан…»
О, горе! Суть письма такого
Для сердца матери – напалм.
А впереди известье снова:
«Ваш муж… на поле боя… пал…»
Их – миллионы! Скорбь слезится,
А им – не встать, хоть как проси,
Но надо им не позабыться,
Должна быть память у Руси!

*В атаку на врага» заметка в газете того времени, где говорится, как лейтенант Сергеев и сержант Юсупов подняли солдат в атаку. Автор заметки Д. Ткачёв

 

Стихи о войне. Светлана Молева

Победа Светлана Васильевна Молева (1946—2005)

Поэт, член Союза писателей СССР. Родилась в селе Чихачёво Псковской области Бежаницкого района. Начала писать стихи уже в начальных классах. В 1961 году вышла в свет ее первая книга стихов «Подснежники». В перестроечные времена пишет прозаическую книгу «Единородное слово». Вышел в свет сборник ее стихов «Забытые песни».

 

Проволока

Я думала, что ты давно
Погребена в земле сыпучей…
И вдруг смотрю:
Окружено
Строенье проволокой колючей!
Трава цветами тяжела.
И леса мудрое соседство…
А ты?
Ты все еще жива,
Жива – мой ржавый спутник детства!
Я помню боль колючих жал
И помню вдовьи разговоры:
Тогда еще никто забором
Свои дома не окружал.
Тебя тащить с передовой
Ничья рука не подымалась…
Я думала, ты там осталась,
Где отгремел последний бой.
…В траншеях поднята трава.
И слава мертвых не разбудит.
Их нет, и скоро вдов не будет,
А ты, проклятая, жива!

Перед фотографиями блокадного Ленинграда

Мой город, ты ли это?
Ты…
Такой знакомый, сердцу близкий!
Но где твой люд,
Огни,
Цветы?
Я вижу:
Словно обелиски,
дома встают из темноты.
Встают из пепельных снегов,
В провалах окон нет покоя.
Блокада…
Слово-то какое,
Что жутко вымолвить его!
Но ты держался.
День за днем
Мужался верой и печалью.
И закалялся, крепче стали,
Январской стужей
И огнем…
Я не могла тебе помочь.
Зато теперь со всей любовью
Твоей переболела болью.
Счастливая, я – мира дочь!
Все принимаю наперед
И все за то отдать я рада,
Что получила, как награду,
Гражданство гордое твое.

 

Стихи о войне. Станислав Золотцев

Победа Станислав Александрович Золотцев (1947—2008)

Поэт, прозаик, публицист, литературный критик. Родился в деревне Крестки под Псковом, в семье сельских учителей. Печатается с 1970 г., первая книга стихов вышла в 1975 г. Член Союза писателей России с 1975 г. Автор 20 книг стихов, 3 книг литературных исследований и ряда романов, повестей и рассказов, опубликованных в журналах. Его перу принадлежат также многие книги переводов поэзии Востока и Запада. Автор слов гимна города Пскова

* * *

Давний снимок. Предвоенный год.
Молодые мама и отец.
Я смотрю — и в горле ком встаёт:
как жесток ты, времени резец!
Я нигде красивей не видал
этих лиц — не тронутых тоской.
…На двоих — фанерный чемодан,
связка книг, и вера в мир людской,
и любви отчаянная рань,
и гнездо — сосновая изба,
и вокруг — лесная глухомань:
сельских просветителей судьба.
…Ни снежинки нет на волосах,
озорства очам не занимать.
Не завяла в северных лесах
юная учительница-мать.
Вот я вижу: к удалой груди
прислонила нежное лицо…

Знать ей не дано, что впереди —
горький дым, блокадное кольцо.
Сгорбит глыба тыловых работ.
Дальний фронт безвестием дохнёт:
не слыхать о муже ничего.
В голодухе вспучится живот
маленького брата моего.

И — пока не взвился над тобой
горький дым, ведущий в горький путь, —
мама, отдохни перед судьбой.
Больше не придётся отдохнуть.
И отец, глядящий в объектив,
ничего не ведает о том,
что его фугасный вгонит взрыв

с головою в южный чернозём,
и померкнет солнце…
И, как тот
шолоховский горестный герой,
он сквозь муки адовы пройдет
с чистой честью — и вернётся в строй.

И пока не грянул смертный бой
и свинец ещё не впился в грудь —
отдохни, отец, перед судьбой,
больше не придется отдохнуть…

* * *

Я, ровесник Победы, сегодня к ненастной године,
К высочайшему часу в твоей прокалённой судьбе
обращаюсь, отец мой.
И запах июньской полыни
пропитал эти строки и думы мои о тебе.
…Только раз ты поведал — а мне же всё снится
и снится
этот гарью, и потом, и порохом дышащий сон:
ты встречаешь войну
на степной хлебозорной границе,
и в полынную ночь вдавлен танками ваш батальон.
Нет, вы встретили ворога так,
Что немыслимо драться достойней.
Но броню лобовую пробьет ли пехота собой
С трехлинейкой в руках… И у каждого — лишь
по обойме,
где всего пять патронов. И не было больше обойм.
И тебе довелось — нет, не бегством спастись,
а пробиться
словно в песне — штыком, но совсем без гранат.
…На крови, на полынном стыде, на горящей пшенице
настоялась безмерная ярость российских солдат.
Как живая вода — на смертельной беде настоялась
эта лютая воля, сломившая чёрную рать.
И спасла нашу землю она — эта ярость.
И приказы стратегов скрепляла она как печать.
…А в тебе отзывается
болью свинцовой поныне,
незабытою горечью первых военных дорог
этот запах полыни — тобой обагрённой полыни,
как щемящий укор и как самый тяжёлый урок,
Но урок — не позор, если он не проходит бесследно,
и тропа отступленья в июньской полынной степи
привела тебя всё-таки к майской сирени победной,
стала первым звеном в протянувшейся к миру цепи
Пусть же этот урок
в судьбах нынешних не повторится.
Летописец любви — не могу я забыть ни о чём.
Пусть ракетная мощь не встревожит границу
и полынная память
в дозоре стоит трубачом.

* * *

Качается год сорок третий
на ветках немецких ракит.
Вдыхая неласковый ветер,
отец на откосе стоит.
В шеренге оборванных пленных
на погнутой стали лопат,
на лицах, небритых и бледных,
запёкся багровый закат…
Полмиски бурачной отравы
зажуйте отравы куском
и — шнеллер! — грузите составы
для дзотов фашистских песком.—
Но узники встали как гости —
ни горсти не бросив песка.
Фельдфебель зашёлся от злости,
дрожит с пистолетом рука.
Берись за лопату!
Не буду! —
И — взгляд раскололся о взгляд.
И рыжий стреляет ублюдок,
зажмурив глаза, наугад.
А пуля — свинцовая дура —
не знает, куда попадёт.
Она вылетает из дула,
отцу прожигая живот.
И неба нерусского просинь
на русские пала глаза:
отец мой лежит под откосом,
и стала кровавой роса…
Но пуля в крови рассосётся.
И кровь передаст мне отец,
и в сердце мне памятью бьётся
наследственный этот свинец!

* * *

Щедро сегодня
Вам почёт воздается…
Только всё реже ваши когорты
в майский девятый день.
Фронтовики —
так немного вас остаётся:
даже на самых младших старость бросила тень.

Жадно живя — и всё же тайно готовясь
к неумолимым, неотвратимым разлукам,
фронтовики,
Вы сегодня — высшая совесть
и сыновьям, и подросшим внукам.

Как запоздало наше благодаренье
тем, кто в бою
мировую Чуму пересилил…
Фронтовики,
Вы — реликтовые деревья
вечнозелёного леса, который зовут –
Россия.

Морской обычай

На воду — венки!
На воду венки…
В море вышли мы не за добычей.
Сжаты кулаки. Взгляды, как штыки.
На воду венки: таков обычай.
Встала молодёжь и фронтовики.
Сбавила машина обороты.
С борта корабля
на воду венки
памяти полярного пилота.
Здесь он принял свой самый краткий бой,
вспыхнув звёзднокрылой огневицей.
В этой глубине серо-голубой
вольная душа его томится.
Грузные слои дыбятся стеной,
кажутся очнувшимся гранитом.
Дышит океан солью ледяной,
зря ли он зовётся Ледовитым…
Стылая вода, вечные пласты
венчаны с отвагою людскою.
На воду венки,
вешние цветы,
лентой перевитые морскою.
Бьётся над водой
сумрачный гудок.
Флаг приспущен алый на флагштоке.
Брызги жгут лицо, словно кипяток.
Ветер треплет волосы жестокий.
Вот уже венки скрылись в стороне.
Руки от канатов коченеют…
Только за кормой в стылой глубине
две звезды на крыльях пламенеют…

Память

Живые мёртвым памятники ставят
на скалах, на холмах и площадях.
Живые мёртвых в реквиемах славят,
ни бронзы, ни оркестров не щадя.
Но помним ли, что каждый павший
вот этот воздух, росами пропахший,
в себя вбирал в миг смерти,
и за смерть
не бронза статуй, не оркестров медь
ему венец, а запах тёплых пашен,
где комковатый пласт росой украшен
и жарким потом сдобрена она,
где семена — как павших имена,
и хлебом станут эти семена…

И лишь за эту славу смерть красна.

 

Стихи о войне. Евгений Изюмов

Победа Евгений Александрович Изюмов (1926—1990)

Детство и юность провел в Ленинграде. В осажденном городе перенес блокаду. В1944 году был призван на военную службу. Награжден орденом Отечественной войны II степени и двенадцатью медалями. С 1955 года регулярно публиковался в газетах Псковской области, а также в центральных газетах и журналах. В 1971 году в Лениздате вышел сборник стихов «Трудные версты». В 1981 году в Лениздате вышел второй сборник «Светлица-река». В 1989 году опубликована книга очерков Евгения Изюмова «Их имена забыться не должны», посвященных псковичам и гостям земли псковской.

Деревня

Растут и стареют деревья.
Кручинятся вдовы в тоске.
Не раз полыхала деревня
На ветреном том большаке.

Мечом попирая законы,
Вокруг сея ужас и страх,
Её запалили тевтоны,
С крестами на белых плащах.

Оплакав тяжёлое горе,
Мужик начинал всё с кола.
Но шляхтич надменный Баторий
Спалил деревушку дотла.

Крестьяне века вековали,
За лучшее бились житьё.
И белые здесь лютовали ,
Фашисты сжигали её.

С победой из вражьей столицы
Вернулись солдаты домой…
Деревня, как вещая птица,
Из пепла восстала живой.

Колышутся льны голубые,
Челом бьёт высокая рожь…
Деревня – кровинка России,
А Русь на кострах не сожжёшь!

 

«Прощание славянки»

Российских женщин гордую осанку
В дороге дальней каждый вспоминал.
Красивый марш «Прощание славянки»
Забытый композитор написал.

В напеве труб – разлуки отголоски,
Ржаного поля говор ветровой…
Под этот марш в метель от стен кремлёвских
Полки с парада уходили в бой.

В снегах пылали вражеские танки.
— Назад ни шагу! Защити свой дом! –
И помогали гордые славянки
Родной Отчизне праведным трудом.

Выходит солнце по утрам на стражу,
Над мирным краем музыка плывёт.
Но если мне страна моя прикажет,
Под этот марш и я уйду в поход!

Две матери

Сражались за Родину парни,
Себя не щадя на войне.
На том Сандомирском плацдарме
Лежать бы навеки и мне.

Но славная девушка Даша,
Солдатскую верность храня,
Меня отыскала средь павших
И к жизни вернула меня.

Есть в женщинах добрая сила
И щедрая нежность тепла:
Одна – возле сердца носила,
Другая – от смерти спасла.

Вдыхаю берёзовый ветер,
Живу, головы не клоня.
Я самый богатый на свете:
Две матери есть у меня!

* * *

Привычная российская картина:
Застыли обелиски у дорог.
На пепелище выросла рябина,
И пьёт она земли целебный сок.

Шумит беспечно, ветками качая,
Встречает птиц и провожает вдаль.
И ничего, кудрявая, не знает, —
Какая скрыта в той земле печаль.

* * *

Над рекою утром рано
Воздух стынет в вышине.
Как с картины Левитана,
Осень вдруг сошла ко мне.

Солнце медленно восходит,
Зябко ёжится вода.
Где-то рядом, на подходе,
Притаились холода.

Снегопад не испугает,
Только грустно, мой дружок,-
Никогда уж не растает
На висках у нас снежок.

Мы мечтали и любили,
Были мечены огнём.
Мы такое пережили…
И мороз переживём!

Стихи о войне. Иван Виноградов

Победа Иван Васильевич Виноградов
(1918—1995)

Член Союза писателей СССР. Профессиональный журналист, прозаик и поэт. Участник Великой Отечественной войны на Псковской и Ленинградской земле. Основные публикации: «На берегах Шелони» (очерк о Ленинградском партизанском крае); «Костры и версты» (стихи и песни); «Не расстанусь с тобой» (стихи); «Дорога через фронт. Записки партизан»; «Строки, пропахшие порохом»; «Душа у памяти в плену» (стихи и проза. В 2 т.) и др.

КЛЯТВА

Окрасил дым волнистые туманы,
Ночное небо стало розовей.
В такую ночь собрались партизаны
И дали клятву Родине своей:

«Родная мать! Мы все полны стремлений
Громить врага, как ночью, так и днём.
Скорей умрём, чем станем на колени,
Но победим скорее, чем умрём!»

Прошёл отряд по просекам знакомым,
С тех пор – могуч и грозен тёмный лес.
Сосновый бор, ты стал родимым домом
Под вечной крышей – куполом небес.

Коварен враг, и цели его зверски,
Он за бронёй, но жмётся у дорог.
Страшны врагу леса и перелески, —
Стреляет в немцев каждый бугорок.

Строчит «максим» — не сунешься в лощину,
Бьёт автомат – свинцовый ураган!
Запомнит враг советскую Псковщину
И не забудет красных партизан!

За нашу кровь нам враг ответит кровью,
Где мы прошли, там путь непроходим.
Мы любим жизнь горячею любовью,
Но если надо – жизни не щадим.

Гордись страна отважными сынами,
Пройдём сквозь дым и лютую пургу.
Навечно жизнь останется за нами,
А злую смерть мы отдадим врагу!

И вздрогнет лес тогда в салютном гуле,
Исчезнут вмиг морщинки у бровей,
Мы встанем все в почётном карауле,
Мы – патриоты Родины своей.

«Родная мать! Мы все полны стремлений
Громить врага как ночью, так и днём.
Скорей умрём, чем станем на колени,
Но победим скорее, чем умрём!»

 

МОСКВА ИДЁТ НА БЕРЛИН

Гремят бои. Туда все взоры,
Где в кровь окрасились снега,
Где гром потряс седые горы,
Со свистом пуль слилась пурга.
Весь фронт в огне. Какая сила!
От юга до балтийских вод
Шагает грозная Россия,
Как богатырь, идёт вперёд.
Пробил для немцев час расправы.
Им не помог Арденнский клин,
Когда Москва от стен Варшавы
Пошла в атаку на Берлин,
Когда в стремительном движенье
Восточный фронт, бои кругом…
И чёрной тучей пораженье
Нависло грозно над врагом.
Мы помним пепел Сталинграда,
И в Минске вражеский разбой.
Дрожи Берлин! С Москвою рядом
Все города рванулись в бой.
И тени павших в жаркой схватке
Идут незримою стеной…
Вперёд, герои!
Предкам внемля,
Рубите ворога сплеча:
Кто шёл с мечом на нашу землю –
Пусть сам погибнет от меча.
Хоть путь тяжёл, барьеров много,
Но твёрд народ наш, исполин.
Теперь у нас одна дорога,
Дорога эта – на Берлин!

 

ЗДРАВСТВУЙ, ПСКОВ!

Любимый Псков! Как трудно в этот час
Мне мысли высказать. Ведь ныне
Я вновь с тобой. Не разлучили нас.
Я вновь встречаюсь с древнею твердыней.

Не верится. Неужто наяву
Иду по плитам, с детства мне знакомым?
Как даль, воспоминания плывут,
И горечь к горлу подкатила комом.

Кругом развалины. Бросает в дрожь.
Враги убить тебя, мой Псков, хотели.
Родимый город! Как ты непохож,
Как много ран на непокорном теле!

Не стало прежней города красы –
Всё взорвано, всё в диком беспорядке.
И на дворце Советов замерли часы,
Остановилась стрелка на девятке.

И над рекой Великой вздыблен мост,
Как будто в ужасе застыл от взрыва.
Печные трубы вытянулись в рост,
О страшных днях вещая молчаливо.

Молчат сады, объятые тоской,
Угрюмо дуб нахмурился у склона…
Уж не твоя ли кровь, мой Псков родной,
Разбрызгана по листья клёна?

Сверкает клён, оранжевый, как медь,
Он видел всё, он слёз твоих свидетель.
Но день настал, — опять ему шуметь:
Уже подул с востока обновленья ветер.

 

***

Да, Псков, я не забыл твоих огней,
В садах и парках шума, ликованья.
Я много здесь провёл отрадных дней,
Меня волнует каждое названье.

Вот так бы взял тебя, да и обнял,
Обвил твой стан горячими руками.
Здесь Пушкин жил, здесь Невский воевал,
И Ленина запомнил каждый камень.

Я встретился с тобой, как с братом брат,
Мы были рядом, были вместе…
Быть может, слышал, как мой автомат
Косил врагов в твоих глухих предместьях?

Тяжёлой тучей немец нависал,
Мы воевали в рощах и долинах,
И разносилась песня по лесам:
«Запомнит враг советскую Псковщину…»

Стихи о войне. Лев Маляков

Победа Лев Иванович Маляков
(1927—2002)

Во время Великой Отечественной войны был партизаном-разведчиком, служил на Балтийском флоте.
Заслуженный работник культуры РСФСР. Член Союза писателей СССР.
Автор многих поэтических сборников. — «Заколдованное счастье», «Заряна-печальница», «Иваны России», романов «Доверие», «Затяжная весна», «Страдальцы» и др..

 

* * *

Моих друзей негромкие дела —
Следы давнишние
На партизанских тропах.
И всполохи берёзок на окопах,
Повыжженных снарядами дотла.

На месте боя
В реденьком лесу
Кипрея запоздалое цветенье,
Как будто их последнее мгновенье,
Шагнувших в огневую полосу.

Моих друзей негромкие дела —
Потухшего костра живые угли.
Они по виду только смуглы —
Хранят частицу давнего тепла.

Озябший,
Угли приюти в ладонь.
Не только пальцам —
Сердцу полегчает.
Я свято верю,
Сердцем примечая,
Что до сих пор
Хранят они огонь.

* * *

Земляк до Вислы шёл со мной.
Наш Тёркин —
                      славная натура!
И принял здесь последний бой.
Давно известно:
                         пуля — дура.

Я за двоих встречать готов
Штыком атаки лобовые…
Он не вернулся в родный Гдов,
Где льны, как небо, голубые.

В победный день его родня
Не ахала от буйной пляски.
И не тянул земляк бредня
По ласковой озёрной ряске.

И нам не знать его сынов,
Не видеть миру
                      их свершений.
Осиротел старинный Гдов
На много-много поколений.

Живущий ныне,
Не забудь —
Какие мы несём утраты!
До сей поры
                     нам давит грудь,
Как брёвна, горе в три наката.

ОПОРА

Оглянусь на былое,
                         воспряну,
От печали-тоски отрекусь
И поверю:
В отставку мне рано.
В трудный час
                я ещё пригожусь.

Это мы обещали солдаткам —
Для Отчизны себя не жалеть.
Если надо,
                    пойду без оглядки,
Как бывало,
                   в огонь и на смерть.

Если надо,
               осилю одышку
Не за ради похвал и наград…
Я стою, опершись на сынишку, —
Опершись на солдата — солдат.

СОЛДАТУ

Поля в пожарище бездонном,
Хлеба исхлёстаны свинцом.
Война металлом раскалённым
Тебе ударила в лицо.

Но вечно близкие картины
Пылают, видятся кругом:
Созвездья над деревней стынут,
Искрясь в сосульках под окном;

Да у завьюженных овинов
Цветут сугробы при луне,
Мороз седеет на стене,
И голубеет тень за тыном…

Ты всё поймёшь:
Как первый луч
К земле уснувшей прикоснётся,
Как солнце выйдет из-за туч —
И край заснеженный проснётся.

Тебе,
Тебе ли не понять
Лесную тишь и синь болота,
Ту землю, что пришлось пахать,
Горячей кровью поливать
И орошать солёным потом.

МАТЬ

В тот вечер холодный,
В тот вечер
Ты долго за ротою шла.
Как ворон, на скорбные плечи
Садилась чернющая мгла.

С бойцами усталыми рядом
Ты шла далеко за село
И вслед
Всепрощающим взглядом
Глядела, глядела светло.

Мы в ливни ходили стальные
И видели: рядом ты шла
По гневной великой России,
Спасала в минуты лихие
И совестью нашей была.

ОДИН ЗА ВСЕХ

Промёрзла,
Стала каменной земля,
Насквозь пропахла гибельным тротилом.
Мне думалось:
Нужна какая сила
Израненные возродить поля!

Своим дыханьем грели мы окоп,
Чтоб зеленели будущие травы.
Не ради орденов,
Не ради славы
Мы шли на верную…
Однако стоп!

Хотел я не о том.
Меня опять
Сюда приводят памятные тропы.
Здесь не тротилом —
Вызревшим укропом
И чем-то вечным можно подышать.

И помолчать,
И снова вспомнить тех,
Кто отстоял в огне родную землю.
Я всей душою сущее приемлю
Теперь один,
Один за вас за всех.

У КОСТРА

Думы уползают, как паром,
На волнах годов в иное лето.
Наша дружба давняя согрета
Партизанским памятным костром.

Сердце выжгло горечью дотла —
Нам невольно у огня молчится.
Машенька — предвестница-синица
В январе
желанного тепла.

Улетела не за океан,
Сгинула в немецком гарнизоне…
Не горит костёр,
                         от боли стонет.
Всхлипнув,
Пригорюнился баян.

Ты ль не говорила:
Будем жить!
Не ошиблась веселунья наша.
Мы на тридцать лет сегодня старше,
Но тебя не можем позабыть.

Посидим у нашего костра,
Не пугая громкими словами
Память о былом…
Побудешь с нами,
Маша — медицинская сестра.

ПРИСЯГА

Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.
Нам никто не может помочь:
День и ночь
Фронт уходит прочь…
Ох, как душен
Холодный воздух!

Обложили село кольцом,
Топчут травы чужие солдаты.
И над школьным резным крыльцом
Хлещет свастикой флаг в лицо,
Глуше, глуше боев раскаты.

Кто нам скажет: когда,
Когда
Возвратятся наши с победой?
На селе — не в страду страда:
Придавила людей беда,
И пути всего — до соседа.

За село однажды тайком
Ночь свела сыновей солдаток:
Мы на цыпочках, босиком,
Где бегом, но больше ползком —
Прочь от вражьих колючих рогаток.

Мы ложились земле на грудь,
Забывали про все невзгоды,
Замирали, страшась дыхнуть,
Слово другу боясь шепнуть,
Землю слушали возле брода.

Под щекою в мягкой пыли,
Где Желча у камней смеется,
Билось сердце родной земли.
Это значит — бои вдали,
Это значит — Русь не сдается!

Мне запомнилась эта ночь:
Над рекою созвездий гроздья,
И присяга —
Отцам помочь…
Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.

 

Стихи о войне. Игорь Григорьев

Игорь Николаевич ГригорьевПобеда
(1923-1996)

Член Союза писателей России. Родился в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. Во время Великой Отечественной войны был подпольщиком, партизаном-разведчиком.
В 1954 году окончил филологический факультет Лениградского университета. Автор поэтических книг «Листобой», «Забота», «Красуха», «Не разлюблю», «Жажда», «Стезя», «Крутая дорога», «Боль» и др.

ЧАС ОТМЩЕНЬЯ

НОЧЛЕГ

Так ласково день догоревший,
Так мирно отходит ко сну.
И ветер, как хмель присмиревший,
Прилёг до утра под сосну.

И мнится: в доверчивом мире
Ни крови, ни ярости нет.
Но утро взорвётся в четыре,
И дело зажжётся чуть свет.

Свинцом раскалённым подует,
Свирепый тротил хлобыстнёт,
Разверстая кровь забедует,
И кто-то судьбу проклянёт,

Кого-то надежда обманет,
Кого-то Звезда озарит,
И кто-то вовеки не встанет,
И кто-то в огне не сгорит.

Но это – потом. А покуда –
На целых четыре часа –
Покоя недоброе чудо,
Как веки, смежает леса.

Мы – тоже ведь чада природы,
Нам тоже не грех прикорнуть.
Ещё окаянные годы
Пошлют нас в пылающий путь.

22 ИЮНЯ 1941

Вот такое воскресенье
На святой Руси!
Светопреставленье!..
Боже, пронеси!

Грозна доля наша,
Пробил чёрный час:
Горестная чаша
Не минула нас.

В долгую дорогу –
С нынешнего дня.
Слёзы на подмогу –
Русская броня.

Пропадать зазряшно
Нам не привыкать…
Умереть не страшно –
Страшно умирать.

ПОСЛЕ НАЛЁТА

Нет больше в небе «каменной стены»,
Какой вчера кичиться мы любили:
Три «Юнкерса» — на третий день войны! –
За Плюссой мост и эшелон сгубили.

А их – случись – жаканом из ружья
Смахнул бы вниз, не то что из зенитки…
Мужи и жёнки не кляли вражья:
Совсем молчали. Все в крови до нитки.

7 июля 1941, за Плюссой (у железнодорожного моста)

ПОСТИЖЕНИЕ

Деревню взяли! С виду – люди:
И без копыт, и без клыков.
Казалось, нет ни зла, ни жути
У чужеземных мужиков.

На Мундхармоника¹ верзила
Играл «Катюшу»… Ну и ну!
Беда не шибко загрозила
(Хоть без беды — нельзя в плену).

Но это утро только мнилось –
Явь лихолела проклято:
К полудню всё переменилось,
И мы постигли, кто есть кто.

Не помня, что такое – милость,
Забыв, что есть на свете месть,
В «сверхчеловека» обратилась
Тевтонская тупая спесь.

С чужих ремней любая пряжка
Кощунствовала: «Гот мит унс»².
И к лютой виселице тяжко
Шёл раненый великорус.

 

НЕПОКОРСТВО

Будто матерь горевая
Над сынком, в крови лежачим,
Жжёт метель стеня-взывая
Неподдельным русским плачем.

Словно вдовая невеста
Над любимым соколёнком,
Не находит замять места,
Захлебнувшись в стоне звонком.

Точно горькая сиротка
Над родительской могилой,
Тужит хвиль пугливо-кротко
Над судьбой своей постылой.

А кругом, в ночи-неволе, —
Ворог, проклятый трикратно.
Замерзает наше поле,
Замирают наши хаты.

Но мы слышим, слышим, слышим
Жаркий голос русской вьюги.
Да! Мы дышим, дышим, дышим –
Копим жилистые руки!

1 января 1942, Плюсса

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Постой у разбитой опушки,
Ничуть не боясь, подыши.
«Грохочет!..» — Гуляют лягушки.
«Крадется!..» — Встают камыши.

«Взывают нещадные трубы!..» —
Не рвись: гомонят журавли.
«Над лесом багровые клубы!..» —
Заря доспевает вдали.

«Стенанья протяжные вдовьи!..» —
Не майся: неясыть поёт.
И полнится синею кровью
Раскиданный паводком лёд.

И месяц линём неторопким
Полощется в пенном пруду…
И станешь ты тихим и робким,
Зачем-то с собой не в ладу.

Зачем-то к земле равнодушной
Прижмешься горячей щекой,
Как в детстве сгоревшем, послушный,
Вздохнёшь, что совсем не такой.

Ах, как мы отвыкли от вёсен!
Ах, как мы без них не могли!..
Копейки сиреневых блёсен
На рыжую глину легли.

——————
¹ Губная гармошка (нем.).
² С нами Бог (нем.).

Стихи о войне. Елена Морозкина

Победа Елена Николаевна Морозкина
(1922—1999)

Член Союза писателей России. Родилась в Смоленске. Среднюю школу окончила в 1941 году, в 1942-м добровольцем ушла на войну. В 1951 году окончила Московский строительный институт. Кандидат искусствоведения, преподавала в Московском архитектурном институте.
С 1977 года проживала в Пскове. Автор книг «Псковская земля», «Щит и зодчий: путеводитель по древнему Пскову», поэтических сборников «По Руси», «Распутица», «Осенняя песня» и др.

ГОД 41-й

Ничто
Никакой
Не имеет цены,
Кроме луны и звезд,
Дождя и солнца,
Морской волны
И почки, идущей в рост.
И родниковой чистой воды,
И óтчего очага,
И сердца друга — во дни беды,
И пули — в сердце врага.

* * *

Ты не с палкою суковатой
По Руси пошла босиком,
А пошла, как Ванёк, во солдаты.
Записал тебя военком.

Построенье в тёмной приёмной —
Узелки, узелки, узелки…
Снег и грязь размесили колонны,
Отплывают грузовики…

Отплывают они не за счастьем,
А навстречу суровой судьбе…
И в какой же воинской части
Отслужить придётся тебе?

* * *

Эшелон грохотал — на фронт!
На платформах — орудия.
Пил и пел офицерский вагон…
Люди-люди!
«Всё, что было,
Всё, что мило,
Всё давным-давно уплыло…»
Оторвались от тыла.
Проплывали печей могилы…
Обелиски труб…
«Всё, что было,
Всё, что мило…»
А у станции — труп.

Выбегали девчонки в шинелях:
Брёвна — на дрова!..
Подымали их еле-еле…
Раз-два!
Не мужчины!
На глазах курящего чина.

И мелькали талые дали.
И бежали зигзаги траншей.
И девчонки лежали-мечтали,
Мылись снегом, щёлкали вшей.
И колёса скрипели, скрипели…
И качался, стучал вагон.
И тихонько «Лучинушку» пели.

Эшелон грохотал — на фронт.

* * *

Мы все, как солдаты:
Раз-два!
Раз-два!
Раз-два и обчёлся —
Долой голова.

Мы все, как солдаты:
Налево — кругом!
Налево?
Там выпьем
До встречи с врагом.

Не в службу, а в дружбу —
Достанется на всех!
Ругнём нашу службу,
Соврём про успех.

Но то, что нам свято,
У нас не отнять:
Мы все, как солдаты —
Нам насмерть стоять.

Война и судьба в поэзии Станислава Золотцева

Война и судьба в поэзии Станислава Золотцева
(«Сыновняя поэма», 1991)

493598bfПоэт Станислав Золотцев называл своё поколение – «дети Победы». Его рождение приходится на послевоенное время — вторую половину сороковых годов ХХ века. Тогда возвратившиеся с войны отцы этого поколения принялись восстанавливать жизнь. И родная земля, измученная и истерзанная войной, покрытая руинами, начинала возрождаться. И позднее поэт в своих стихах создал этот образ родного Пскова, восставшего после войны — живописного, вечного:

«И над быстрой и мягкой водой
Возвышается шеломом былинным
Отчий берег, вольный город седой
В самоцветах бузины и рябины.
Это – мой нерукотворный венец,
С плотью, духом и судьбой нераздельный.
Древний край, где мать живёт и отец,
Для меня – не только место рожденья….»
(«Сыновняя поэма»)

Нелёгкий жизненный и страшный военный опыт поколения отцов Станислав Золотцев сохранил в своих стихах о войне.

«…Сотни раз моя река сливала с кровью
Светлоокую широкую струю.
И стоят над ней боры в одежде вдовьей,
И над ней перед зарёю я стою.
…Хлебом тронут, лихолетьем не отмечен,
Дым над крышами курится, тих и вечен,
С болью Родины сливая боль мою…»

Поэзия Станислава Золотцева на тему войны своеобразна прежде всего тем, что согрета любовью к отцу-воину и матери-беженке, состраданием к их судьбе, восхищением той неизбывной нравственной и духовной силой, которая помогала им переносить бесчисленные беды и испытания в годы военного лихолетья, а отцу помогала оставаться защитником и надеждой для всех, кого он с другими солдатами – воинами защищал и освобождал в этой, ставшей величайшей за всю историю, войне.

«…Ты мне – исток всего, что стало мной,
Творец Победы, мой творец – родитель…»

«Военная» поэзия Ст. Золотцева обрела свой особенный стиль. В своих сюжетах и образах — она не фактическая – не документальная. Это – словно воспоминания о войне, созданные и пережитые силой воображения поэта — за его отца, за его прадедов-псковичей, переживших войны далёких веков.

«…Мне и чудится порою,
Что далече, перед раннею зарёю
Вновь набатом оглашается река…»

Это — стремление в какой–то степени испытать то, что испытали наши отцы и деды, разделить непомерную тяжесть этих испытаний.
«Сын своего отца
И матери своей,
Сын рода своего и своего народа,
Я – как в живой огонь и как в живую воду –
Вхожу в тайник их счастья и скорбей…»

Всем детям отцов, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны, хорошо знакомо их многолетнее послевоенное молчание , их нежелание делиться фронтовыми воспоминаниями. Пережитое было таким громадным бедствием и таким тяжелым грузом в памяти, что уже не получалось такого диалога, как: «Скажи-ка дядя, ведь недаром…».

«…Только раз ты поведал – а мне всё же снится
и снится
этот гарью, и потом, и порохом дышащий сон:
ты встречаешь войну
на степной хлебозорной границе,
и в полынную ночь вдавлен танками ваш батальон…

…А в тебе отзывается
Болью свинцовой поныне,
Незабытою горечью первых военных дорог
Этот запах полыни – тобой обагрённой полыни,
Как щемящий укор и как самый тяжёлый урок…»

Для всего народа нашей страны, для всех послевоенных поколений Великая Отечественная война не превратилась и не должна превратиться в миф, легенду. Эта война началась как величайшая трагедия для наших людей и стала величайшим освобождением для всего мира. И люди должны помнить и эту трагедию, которая отозвалась на судьбах и жизни многих военных и послевоенных поколений, и эту сияющую, триумфальную, лучезарную Победу, которая на самом деле была ратным трудом, воодушевлённым, самоотверженным, вдохновлённым великой идеей освобождения и – возмездия.

«…Но урок – не позор, если он не проходит бесследно,
И тропа отступленья в июньской полынной степи
Привела тебя к майской сирени победной…»

«…как живая вода – на смертельной беде настоялась
Эта лютая воля, сломившая чёрную рать.
И спасла нашу землю она – эта ярость.
И приказы стратегов скрепляла она как печать…»

Поэтический язык Ст. Золотцева в его стихах на военные мотивы является именно не документальным, не бытовым. Когда их читаешь или произносишь, невольно настраиваешься на песенную, балладную, одическую или гимническую интонацию.
Но разве это не риторика, и разве мало у нас в поэзии на большие темы официальной риторики, скажут придирчивые и поверхностные критики-хамелеоны?..
Станислав Золотцев — поэт, очевидно, как свою миссию воспринимал своё желание писать о подвиге отца и всего военного поколения. И воплотить эту тему он стремился трудом поэта. Он искал нужные слова и будто выковывал нужные созвучия слов. Он – как поэт – труженик ощущал себя наследником судьбы своего отца – труженика, учителя и воина, и в напряжённом поиске находил особенную пронзительную интонацию и нужный ритм.

«…Когда слово «мужество» в мирную входит молву,
Я вижу одно – что увидеть не мог наяву,
Но кровью своей не забуду, покуда живу:
Я вижу отца в опалённой шинели солдата…»

Высокий стиль стихов Золотцева не становится формально-риторичным, потому что он вносит в них столько любви и сопереживания, что сила слова становится истинной риторикой, заставляющей слушателей и читателей стихов цепенеть под напором образа, мысли и чувства. Ещё один ярчайший пример этому – «биографическое» стихотворение-баллада «Давний снимок, предвоенный год…» о судьбе его молодых отца и матери.

«…И отец, глядящий в объектив,
Ничего не ведает о том,
Что его фугасный вгонит взрыв
С головою в южный чернозём,
И померкнет солнце…
И. как тот
Шолоховский горестный герой,
Он сквозь муки адовы пройдёт
С чистой честью – и вернётся в строй…»

В мире современной поэзии, куда поэт Станислав Золотцев ярко вошёл в начале 70-х годов ХХ века, поэт сразу заявил о себе как о приверженце высокого поэтического слова. Он не хотел своё стремление стать мастером русского слова разменять на поиски «нового» языка (скорее, на опыты его разрушения) в области обыденной жизни поэтического авангарда, андеграунда и поставангарда. Он отражал в своих стихах своё время и находил для этого – свою интонацию, где, на наш взгляд и, ещё более, — на слух, в сочетаниях и ритмах слов, фраз, строк и строф начинает звучать музыка — музыка стиха, торжественная и скорбная:

«…и пока не грянул смертный бой
И свинец ещё не впился в грудь
Отдохни, отец, перед судьбой,
Больше не придётся отдохнуть…»

Да, в каждом отражении момента своего времени у поэта возникает и попытка охватить его прошлое – будущее – вечность…
Его «Сыновняя поэма», многие страницы которой посвящены военной судьбе его родителей, начинается строками, звучащими, словно торжественные колокольные перезвоны.
«Колокол-голос, колокол-сердце, огненно-мощный музыкой плещет…» — а ведь эти слова рождаются в то время — конец 80-х годов ХХ века, — когда ещё молчат колокола на псковских звонницах и колокольнях… Так, по воле поэта, в музыке победы, которую, как самый святой праздник, отмечают многие поколения на нашей земле маршами, артиллерийскими залпами и салютами, мы слышим торжественные и гулкие звуки колоколов. И голос Победы, как голос истины – какие мы? — становится ярче и звучнее.

Татьяна Лаптева, музыковед, член Союза композиторов России