 |
 |
Стихи победителей очных конкурсов,
проведенных в рамках фестиваля исторической
поэзии «Словенское поле-2020»
Фестиваль словенское поле «Словенское поле — 2020» состоялся. О всех перипетиях его подготовки и проведения будет написано отдельно. А сегодня мы публикуем произведения авторов, занявших призовые места в поэтических конкурсах фестиваля.
Напомним, что в конкурсе исторической поэзии «Словенское поле» членами жюри оценивалась авторская подборка (не более трёх стихотворений). Конкурс духовной лирики «Свет обители», посвященный памяти посвящается 110-летию со дня рождения старца Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря архимандрита Иоанна (Крестьянкина) проводился по принципу: «Один автор – одно стихотворение».
И ещё один нюанс. В конкурсе исторической поэзии «Словенское поле» первое место в каждой номинации присваивается один раз. Авторы, ранее занимавшие второе и третье место в конкурсе, могут претендовать только на вышестоящее место.
Конкурс исторической поэзии «Словенское поле-2020»
Номинация «Профи»
1 место
Анатолий Вершинский
Московская область, г. Раменское
УКРЕПРАЙОН
Долгая пустошь ежами уставлена.
Дол — как терновый венец на челе.
Доты и надолбы. «Линия Сталина»…
Юный Союз, на имперской земле
цепь укреплений в лихие тридцатые
вдоль усечённых границ возведя,
в тридцать девятом столбы полосатые
сдвинул на запад по воле вождя.
К новым кордонам щиты оборонные
переместить не успела страна —
в западнорусские земли исконные
лютою бестией вторглась война…
Кровля небес — ослепительно синяя.
Мир на ухоженных минских полях.
«Линия Сталина» — людная линия,
к ней не прервётся наезженный шлях.
Память не станет безжизненным остовом,
в омут не канет, не сгинет в золе…
Схожий музей обустроен под Островом,
славной твердыней на Псковской земле.
Есть и на юге подобные крепости.
Жаль, обветшал укреплённый район
западней Киева. Верхом нелепости
видится то, что не ценится он.
Видится злым извращеньем сознания
то, что насельники южной страны
в тяжком угаре крушат изваяния
общих героев победной войны.
В братских могилах, в безвестности мертвенной,
замерли тени убитых солдат.
Как за попрание памяти жертвенной
павшие — падших живых устыдят?..
«МЕСТО ЗАХОРОНЕНИЯ НЕИЗВЕСТНО…»
Помянем дедушку Петра
победною весной!
Не виноваты доктора:
война тому виной,
что канул дедушка во мрак
в числе других больных
в могиле, общей, как барак
брюшнотифозный их.
У смерти логика своя:
нагрянула война —
и значит, каждая семья
отдать ей дань должна.
На поле брани пасть могли б
отец мой и дядья.
Но дед один за всех погиб…
до фронта не дойдя.
Не годный к службе строевой,
сражался не в бою —
как трудармеец рядовой
он принял смерть свою.
Залили хлоркой дедов прах
в одной из тысяч ям…
На чьих мы топчемся костях,
никто не скажет нам.
О ВРЕДЕ КАНЦЕЛЯРИЗМОВ
До Петра и остзейской атаки
на устои соборной Руси
утвердили бояре и дьяки
всенародное право: «Проси!»
Коль придётся особенно тяжко
и невмочь помирать ни за грош,
бей челом, низкородный Ивашка,
в лучшем случае шишку набьёшь!
И досель за свою же работу,
где и рубль уподоблен грошу,
я пишу в заявленьях без счёту
заповедное слово «прошу».
И доселе казённые зданья,
чьи насельники в «слугах» у нас,
именуют свои предписанья
по-военному грозно: «Приказ».
Пострашнее стенного похабства,
что всего лишь изнанка реклам,
канцелярские формулы рабства,
с малолетства вестимые нам.
Я не знаю надёжного средства,
чтоб очистить родимый язык
от шаблонов поры военпредства,
от клише дооктябрьских владык.
Но живу я мечтой неизбывной:
все, что вам излагаю сейчас,
не покажется блажью наивной
и заставит задуматься вас…
2 место
Сергей Подольский
г. Смоленск
ПРОЩАЛЬНАЯ МАЗУРКА
Теряя высоту, сквозь тучи
«Фарман» ложится на крыло.
Ну, что ж Вы, господин поручик,
Вдруг ткнулись головой в стекло?
Как скоротечен бой воздушный,
Когда один против пяти!
Из рук, внезапно непослушных,
Штурвал пытается уйти.
Держись, пилот! Садиться пробуй!
Не выпускай из рук штурвал.
Ведь некой ветреной особе
«Вернусь», – на ушко ты шептал.
Вчера она в разгаре бала,
Как благосклонности намёк,
Тебе мазурку обещала
И подарила свой платок…
Он окровавленным батистом
Глаза невидящие трёт.
Мотор то глохнет, то басисто
Откашлявшись, опять взревёт.
Но пули бьют в обшивку гулко,
Слепую злость не утоляя,
И, как в обещанной мазурке
Кружатся небо и земля.
ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ
Не мог он жизнь прожить иначе,
Его судьба – сюжет в роман.
Любимец ветреной удачи –
Поэт, гусар и партизан.
В чём можно было с ним сравниться?
Я затрудняюсь вам сказать.
Писать стихи в альбом девицам?
Иль в жаркой схватке побеждать?
Вальсировать с прекрасной дамой?
Ему и в этом равных нет.
Он мастер колкой эпиграммы
И политических бесед.
В бою сомнения не ведал,
В атаках был неудержим.
Повсюду рядом с ним Победа,
Повсюду Слава рядом с ним.
Герой двенадцатого года!
Лихой наездник и храбрец,
Счастливый баловень свободы,
Супруг и любящий отец.
Одет ли он в мундир гусарский,
Иль в скромный штатского сюртук
Неимоверно щедр, по-царски
И Пушкина сердечный друг.
Потомок! Вспомни и завидуй,
Ему талант от Бога дан.
Таким он был – Денис Давыдов –
Поэт, гусар и партизан.
СТРОКА ИЗ ТЕТРАДИ
Поэту-фронтовику Николаю Майорову,
погибшему в 1941 году на Смоленщине
Восходит солнце. Тренькает синица.
Шинелей пятна устилают склон.
Снежок, не тая, падает на лица,
И не поднять в атаку батальон.
Пошли они в атаку не за славой,
А за своих любимых и родных.
Бил пулемёт по ним на фланге правом,
Повзводно отправляя в мир иных.
Вершитель судеб, вражий пулемётчик,
Решил со смертью тот жестокий спор.
Короткой жизни тонкую цепочку
Он вместо ленты вкладывал в затвор.
Не тает чёрный снег на пепелище,
Бойца позёмка будет заметать
Дневник его навряд ли кто отыщет:
Клеёнчатую тонкую тетрадь.
Студёный ветер украдёт листочек,
Запрячет где-то посреди снегов.
Не сохранится торопливый росчерк
Поэтом недописанных стихов.
Когда наступит мирное затишье –
Пусть это будет лучшей из наград:
Убитые отчётливо услышат,
Как строчки эти внуки повторят.
3 место
Галина Щербова
г. Москва
ЖИВОТНЫЙ ИНСТИНКТ
(рассказ очевидца)
Куропатки, белки, фазаны
не боятся грохота войны
и в Донецк отрядами идут –
им отныне безопасно тут.
Чует зверь, теперь он будет цел,
не его преследует прицел:
хоть звериный действует устав,
в бойне – человеческий состав
и одна забота дорога –
до подвида истребить врага.
На пределе взвинченных идей
здесь идёт охота на людей.
РОССИЯ
В мировом сообществе медведь выступает
устойчивым атрибутом российского государства.
Может я и не медведь,
но медведица.
Бойся, гладя шерсти медь,
присоседиться.
Бойся, черпая с глубин
сердца золото, –
будет всё в дыму лавин
перемолото.
Бойся, если попадёшь
в сталь объятия.
Сгинут в нём и неги дрожь
и проклятия.
Бойся, если под сосной
думу думаю,
заглянуть в души лесной
ртуть угрюмую.
Что стоишь ты, бел и тих,
без движения,
оловянных глаз моих
отражение?
МАША ДА ИВАН
В результате Белградской операции(28 сентября — 20 октября 1944)
Югославия была освобождена и восстановлена как государство.
Только «Маша». И ни слов, ни даты.
Там «Иван». Безмолвствует гранит.
Строем неизвестные солдаты.
Безымянность душу леденит.
Всполох славы холоден краток.
Серых плит внушителен парад.
Не сносить почётных плащ-палаток
батальонам, павшим за Белград.
К ним вплотную с самого восхода
южная жара и кутерьма…
Ну а здесь, в любое время года –
неизменно русская зима.
«Открытая номинация»
1 место
Александр Юринов
Псковская область, г. Великие Луки
ГДЕ ТЕЧЁТ ВОДА
Город Псков, плоский как блин,
В небе чайка кружи
Белый норковый палантин
На берегу лежит.
Моря не слышно, но чайки есть-
Значит, течёт река;
Белую пену и серую жесть
Видно издалека.
Известь, кольчуга, устами к ней ночь,
Лошадь, как птица дронт,-
Вновь за спиною уносятся прочь
Город и князь Довмонт.
Сучья деревьев, их чёрный прут
Застит кресты церквей.
Вещие птицы крылами взмахнут,
Если им крикнешь: «Эй!»
Город смывает ненужный грим,
Как безутешный актёр.
Каждому городу снится Рим:
Опера, площадь, собор.
Всё, о чём думал, откроется в миг.
Там, где течёт вода,
Моря не слышно, но чаек крик —
Как прозвучавшее «да».
* * *
Оставлен уже Царицын,
Ростов и Темрюк…
Обозы идут на юг-
за Кубань; в копытах и спицах-
не холод оледененья,
но призрак уничтоженья.
Весна уродилась неласковой.
Берег морской
Войско Донское,
Добровольческую и Кавказскую
проводит сквозь строй акаций –
в эвакуацию.
В Батайске, в затёртой повозке
с траурной лентой —
генерал Тимано́вский
в гробу под брезентом,
Железный Степаныч, марковец –
как символ бесстрастный, безмолвный и дикий —
в марте
предстал пред Деникиным…
…На палубе курит Кутепов —
прощайте российские степи, —
в Новороссийске -как в морге —
тихо. «Царевич Георгий»
отходит, сутулый и серый,
из труб выпуская дым.
Палладиум веры —
есть ещё Крым!
ЦАРЬ
Он проделал нелегкий путь-
От балтийских болот к Уралу;
Не давали огни уснуть,
И по следу беда бежала.
Недоверчиво русский глаз
Озирал сапоги и тару,
Вдоль бесчисленных пыльных трасс
Щебетала мордва, татары.
И когда, как немой предмет
Что остался в черте отлива,
На неясный, размытый след
Он смотрел и молчал с обрыва, —
Подошёл и спросил солдат,
Теребя бороду-лопату:
— Для чего ты пришёл сюда?
— Для того, чтобы быть распятым…
2 место
Валентин Денисов
г. Санкт-Петербург
* * *
Таился страх в тиши ночной.
Страх, самый сильный во вселенной.
Ты ждал, что вскоре за стеной
Раздастся снова вой сирены.
Ты ждал, что в небе, над Невой,
Летя на смерти чёрных крыльях,
Люфтваффе подлый грозный строй
Покроет стены улиц пылью
От взрывом поднятой земли.
А взрывов было очень много!
И руки дряхлые свои
Смерть потирала у порога.
Ты снова ждал в тиши ночной
От взрывов грозные раскаты,
Но не звучал сирены вой –
Блокада снята с Ленинграда!
Не верил ты, что мир настал
И так же всматривался в стены…
Внутри таился и терзал
Страх, самый сильный во вселенной!
ТЕНИ ПРОШЛОГО
Старик сидел на лестнице. Грустил.
А мимо тени прошлого мелькали…
Большую слишком цену заплатил
За то что жив. Прохожие не знали,
Что в юности героем на войне
Под пули лез и ранен был три раза.
Но повезло! Он долг отдав стране
Остался жив. Один… Война – зараза
Друзей его отправила в гробы!
Он видел, как они на поле боя,
Не сетуя на тяготы судьбы,
Сражались. Где же видано такое,
Чтоб люди, вопреки всему, вперёд
Бежали, принимая смерть отважно?
Отец ведь не осудит, мать – поймёт!
А прочие? А прочие – не важно!
И он, как все – бежал! Бежал, как мог!
Туда, где враг. Но, сваленный судьбою,
Упал на землю. Друг ему помог –
Случайно оказался под ногою.
Давно, лицом в грязи, едва дыша
Лежал. Он умирал, неся спасенье.
Итог – одна спасённая душа.
Итог не человечности – везенья!
И вот, один! Среди толпы людей,
Старик сидит на лестнице, вздыхает.
Он жив! Сегодня снова юбилей…
Ах, как друзей погибших не хватает!
Прошло уже немало долгих лет.
Свеча его со временем тускнеет…
Он помнит всех, кого сегодня нет!
И ноша эта только тяжелеет…
МООНЗУНД
Хмурое небо свинцом налилось. Слёзы тяжёлые падают в море.
Семь кораблей на заливе сошлось в грозном немом разговоре.
Выверен строго орудий прицел, сверху команда дана на сближенье.
Все в ожиданьи – ревун онемел – пару минут до сраженья…
Реет на мачте Андреевский флаг. Против пяти два Российских линкора…
Очень силён повстречавшийся враг! Но не увидит позора
Флота великого в этом бою! Красное вовремя поднято знамя.
— Встретимся, братцы, мы скоро в раю! – Вспыхнуло выстрела пламя…
Восемь орудий на тридцать… Увы, войны не ведают равенства силы!
Но не всегда в окончанье главы слабых встречают могилы…
Выстрелов восемь на тридцать в ответ – враг отстрелялся неважно. И всё же
Девять накрытий! Спасения нет! В море никто не поможет…
Только орудия! Только вперёд! Чужда бесстрашным матросам усталость!
— Целься точнее – опять недолёт! Жить нам не долго осталось…
Но, у врага, не иной результат – силу числом невозможно измерить!
Он отступил, устремился назад… Как тут в судьбу не поверить?
Так и бывает – за пару секунд, всё изменили отвага и воля.
Новых героев нам дал Моонзунд! Дал он и новое горе…
3 место
Наталья Страхова-Хлудок
Псковская область, г. Невель
АННА
Разведчикам Великой Отечественной войны Анне и Анатолию Сысоевым и их дочери Анне посвящается.
Ей немного надо: кружка молока,
Мамины колени, папина рука.
Нет надёжней места — папино плечо!
Ничего не нужно Аннушке ещё.
Переходы ночью по глухим лесам.
Привыкала Анна к тихим голосам.
Не кричала громко, не будила смерть.
Тайно шла разведка, и нельзя шуметь.
Год сорок четвертый. В ригу на ночлег
Попросились люди, десять человек,
И ребёнок с ними, легче мотылька.
Маленькие ручки просят молока.
Был латыш приветлив, он любил детей,
Но своих отправил к немцам сыновей.
Плыл рассвет кровавый, смерть вокруг неся, —
То, что Анне вовсе было знать нельзя.
Там слились, смешались боль, тоска и страх!
Уносила Анну мама на руках.
Но у кромки леса, не дойдя чуть-чуть,
Мама вдруг упала, будто ткнули в грудь!
Можно плакать громко, можно звать отца,
Но и для ребёнка им не жаль свинца!
В эту бездну муки ей нельзя смотреть!
Маленькая Анна принимала смерть!
БЕЛАЯ ЛИЛИЯ
Лидии Литвяк, летчику-истребителю, посвящается.
Позывной Лидии – Белая лилия.
Небо над крыльями синее-синее
Манит и манит в свою глубину!
Что же печальна ты, Белая лилия?!
Воздух над Родиной в чёрном дыму!
В чёрном дыму снова гибнут товарищи,
Гаснут, как свечи на сильном ветру!
Нет на земле им отныне пристанища,
Ввысь улетают они, в синеву.
Нежная, хрупкая Белая лилия
Над Сталинградом в смертельном огне.
Ты же везучая, ты же счастливая!
Смерть не догонит тебя в вышине!
Вам бы, красавицам, легкие платьица,
С милым прогулки в ночи допоздна!
Только другое в судьбе вашей значится!
Только вдруг встала пред вами война!
Кудри и локоны, туфельки, бантики…
Жить бы и жить всё, не чувствуя смерть!
Вам предназначено было, романтики,
Жизни отдав, эту смерть одолеть!
Где ты, красивая, смелая, сильная?!
След самолета растаял во мгле.
С неба высокого Белая лилия
Звездочкой ясною светит Земле!
МОЕЙ ЗЕМЛЕ
Нет, не смолой здесь пахнет — пахнет кровью
От елей, сосен в жаркий летний день!
Здесь жизнь была! Скользят ветра по полю.
От заживо сожжённых только тень.
Травой покрылся пепел от жилища,
И вырос лес над памятью людской.
Но вновь взывает, как отмщенья ищет,
Над чёрным пепелищем бабий вой!
Над горькою, растоптанною жизнью,
Над муками погубленных детей
Тот страшный вой! Мой дом, моя Отчизна,
С годами думать о тебе больней!
Фашистским ты растерзанная зверем,
Устало смотришь, а в глазах — укор!
Смертельна рана! Страшные потери,
Как язвы, незажившие с тех пор!
И вновь безлюдны, как в войну, деревни,
И вновь пустеют бывшие поля.
Любимая, то плачешь ты, то дремлешь,
Измученная Псковщина моя!
Но бросишь взгляд сурово ты и твёрдо,
Жалеть себя навеки запретишь!
И молча, губы сжав, ты встанешь гордо,
Тревожно глядя в призрачную тишь!
Номинация «Словенские ключи»
1 место
Екатерина Стрельникова
г. Воронеж
* * *
Я давно не была у порога родного,
И мне больно приехать назад:
Покосились ворота у храма худого,
Что когда-то казался пузат.
Нет ни капель вина, ни дыхания жизни.
В нём уже не толпятся, шумя, по утрам.
Ему вечный помин, и лишь ворон на тризну
Залетит в продуваемый храм.
Спину гнёт колокольня, морозы почуяв.
Не слышна тропарей монотонная речь.
Позабытую миром старушку хромую
Богу здесь не сберечь.
Куполами примято земли покрывало,
Через щель на стене – весь алтарный проём.
Мы поможем вернуть красоту Нотр-Дама –
А свою не спасём.
* * *
В тихий ноябрь спущусь с косогора.
Лес молчалив. Гулко дятел стучит.
Чувствует мир: неизбежно и скоро
Всё насовсем замолчит
Вместо травы – иссыхание листьев,
Прелость земли – саркофаг для корней.
Дуб на плече у товарища виснет,
С жизнью прощаясь своей.
Маленький клён жмётся к мамочке ро́дной
В траурном платье из чёрной листвы.
Не обнажившись, смущённо и гордо
Ждёт она миг темноты.
Лес не отпустит: в агонии хладной
Тонкими пальцами веток и жил
Держит за плечи и руки и жадно
Пьёт и тепло, и остаток сил.
Рвётся дыхание, и не взобраться
Вверх по крутому подолу холма.
Листья шуршат и ползут обниматься…
Дышит зима.
ЯНВАРЬ — 43
Позади – белый сумрак
ушедшего прочь,
не похожего ни на вечер,
ни на ночь,
не боящегося ни совести,
ни огня, –
позади – белый сумрак
седого дня.
«Когда мы до победы с болью,
но доползём,
мы заставим их жрать порох
и чернозём!» —
говорили, блестя глазами,
над пареньком,
укутанным мёрзлой кровью
и январём.
Поравнявшись с сугробом,
молчал солдат,
вспоминая, как раньше,
сто дней назад –
или двести – теперь
только чёрт поймёт! –
он впервые вцепился
в свой пулемёт.
И была безжалостна
его рука,
когда он впервые
застрелил врага
и продолжил холодно,
не молясь,
разряжать обойму
в чумную мразь
за убитых прошедшей ночью
и год назад,
за схороненных на высотах
и пустырях,
за снесённый угол
родной избы,
за горячую нитку крови
из губы!..
Над безглазым теперь Воронежем
нет ворон,
испугавшихся не бомбёжек
и похорон,
а свирепости его преданных
сыновей,
истекающих чёрной кровью
донских степей.
Воет вьюга, как сотни страшных
железных птиц,
и в скелеты домов входит ветер –
в дыру глазниц.
От костра тени пляшут, солдаты смотрят
на огонёк.
Не лампадный – да и не важно.
Хоть бы
уберёг.
2 место
Диана Константинова
г. Псков
ЛЕС МОИХ СТИХОВ
Вместо участия ставили равнодушие,
Вместо касания – бешено рвали связь.
Веришь-не веришь: вот как в минуту рушится
То, что пытались строить, не торопясь.
Если идёт война – не сдаваться, выстоять,
Если любовь, то крепко зажать во рту
Эти слова-ножи, эти крики-выстрелы,
И с головой в звенящую немоту
Падать. В объятия трав, васильков и лютиков.
Падать. В молчание маков и зелень мхов.
Если уйдёшь сейчас, то клянусь: убью тебя,
Похоронив в лесу из своих стихов.
Брошу в костёр улыбку, предам забвению
Дерзкий изгиб бровей и азартность глаз.
Это уже не ты, а стихотворение
Вполоборота, в профиль, спиной, анфас.
Я запишу без знаков и только строчными
голос походку привкус табачных губ
Я обращу их в паузы, многоточия
И уложу в могилу под старый дуб.
Всё закопаю в памяти очень тщательно,
Скорбно вздохну, на прощание подарив
Тонкий венок из ямбов, хореев, дактилей
С ленточкой ассонансных неточных рифм.
Вырванное из сердца заклею пластырем,
Вымету, выжгу, спрячу, перевяжу.
Можешь идти. Желаю любить и здравствовать.
Прямо сейчас. И я тебя не держу.
Скоро взойдут стихи, что ещё не сказаны,
Мне не впервой уже наблюдать за тем,
Как по весне мой лес расцветает фразами,
Брошенными давно и не помню кем.
ПОГОДА ОПЯТЬ…
Погода опять портится.
Дождями земля полнится.
И кошка беспри-зорница
Под этим дождём моется.
А небо опять хмурится.
И тучи пришли чёрные.
Тоскливо глядят улицы,
Как будто заклю-чённые.
И город опять маленький.
И стены в нём сплошь серые.
А мне бы цветок аленький,
Чтоб сердце зажечь смелое.
Глаза фонарей – кошкины,
И люди вокруг – нелюди,
И сказки здесь баб-ёжкины –
Всё гуси, да не лебеди.
Дороги опять спутались.
Какого числа, месяца?
Витрины. Одни глупости
Неоном в ночи светятся.
Кругом голоса – шёпотом,
И морды машин хитрые.
А где-то внутри что-то там
Стучится метро-ритмами.
Прони-занная холодом,
Во что я теперь верую?
Я стала сама городом,
Где небо всегда серое.
Где стены домов чёрные,
Глаза фонарей щурятся,
И словно заклю-чённые
Вздыхают в ночи улицы.
ВЕТЕРАНЫ НЕ СИДЯТ В ИНСТАГРАМЕ
Взял бы лучше позвонил своей маме,
Не мешая шашлычок с алкоголем.
Ветераны не сидят в инстаграме,
Ну а мёртвым, тем и вовсе не больно.
На антенне полосатая лента
И пилотка тех времён… Неуместно.
О войне – по фильмам и документам,
Ты не сможешь повторить, если честно.
Нет, не только ордена и медали,
Не парады, танцы, залпы салютов.
У Победы привкус крови и гари,
Страха гибели в любую минуту.
У Победы запах пороха, пота,
У Победы голос тех, кто остался
На полях, в лесах, в землянках, в болотах –
Не дошёл. Недолюбил. Не дождался.
Пусть о важном будут тихими фразы,
Не о силе напоказ, но о мире,
Где любовь и вера не по приказу,
Где надежда не в военном мундире.
Пой, покуда песнь, летящую звонко,
Не задавят сапогом ненавистно.
Смерть стоит и наблюдает в сторонке,
Уступая место пламени жизни.
Конкурс духовной лирики «Свет обители»,
посвященный памяти посвящается 110-летию со дня рождения
старца Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря
архимандрита Иоанна (Крестьянкина)
1 место
Валерий Савостьянов
г. Тула
И НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ
Сельское детство, ромашковый рай.
Пристально смотрят с околиц
Дед Николай и отец Николай.
И Николай Чудотворец…
Годы студенчества. Угольный край,
Шахты опасный колодец.
Дед Николай и отец Николай.
И Николай Чудотворец…
Свадьба запела — ты ей подпевай.
Водочку пьют и ликёрец
Дед Николай и отец Николай.
И Николай Чудотворец…
Звон колокольный
Сыновьих сердец.
Что же взамен, комсомолец?
Дед умирает. Остался отец.
И Николай Чудотворец…
Лень сыновьям постоять у икон —
Вырастет грех твой, утроясь.
Дед и отец — далеко-далеко.
Лишь Николай Чудотворец…
Снится: у рая — раскаянья грай,
Толпы молящего люда.
Каждому нужен Святой Николай,
Каждому хочется Чуда!
— Эй, богомолец с терновым венком,
Что так угрюмо молчишь ты?
Что-то ведь понял ты, став стариком?..
— Что Николаич я. Трижды!..
2 место
Галина Щербова
г. Москва
Евангелие читают
«…Как только начинается чтение Евангелия в храме, прекращать все посторонние дела…»
(о. Иоанн Крестьянкин «О чтении Евангелия дома и в храме»)
В окне небеса рассветают.
К Николе пойдём, к Илие, –
Евангелие читают.
Читают Евангелие.
Сердцам благотворны касанья
речей, озаряющих храм:
словами Святого Писанья
Христос обращается к нам.
Мы слушаем их. Да не слышим.
Мы рядом. А мыслями – нет.
Но голосом тихим из ниши
доносится старца совет:
«Не трогай фитиль у лампады,
поставить свечу не спеши, –
молитве довериться надо,
порыву открытой души.
Отринув дела рядовые,
до неба пройти за Христом.
На этом пути, как впервые,
себя осеняя крестом.
Заветы и кровью питают,
и плотью твое бытие…»
Евангелие читают.
Читают Евангелие.
3 место
Анатолий Вершинский
Московская область, г. Раменское
САДЫ
Есть ли что на свете краше
рукотворной красоты?
Вековое чудо наше —
монастырские сады!
Забредя в обитель, вдруг ты
видишь, глядючи окрест,
экзотические фрукты,
ягоды из южных мест.
В Соловках растят арбузы,
а в Сибири — виноград
и не видят в том обузы
инок Нил и брат Кондрат.
И крестом в нездешних кущах
осеняет прихожан —
и усопших, и живущих —
светлый старец Иоанн.
В этой жизни скоротечной
знатный был садовник он:
вертоград любви сердечной
в наших душах им взращён!
Не избыть земной заботы
у небесного крыльца:
садоводческой работы
много в Царствии Отца.
Что представлю, обмирая
от болезни, от беды?
Чудотворный образ рая —
монастырские сады.
