Светлана Васильевна Молева (1946—2005)

Поэт, член Союза писателей СССР. Родилась в селе Чихачёво Псковской области Бежаницкого района. Начала писать стихи уже в начальных классах. В 1961 году вышла в свет ее первая книга стихов «Подснежники». В перестроечные времена пишет прозаическую книгу «Единородное слово». Вышел в свет сборник ее стихов «Забытые песни».

Проволока

Я думала, что ты давно
Погребена в земле сыпучей…
И вдруг смотрю:
Окружено
Строенье проволокой колючей!
Трава цветами тяжела.
И леса мудрое соседство…
А ты?
Ты все еще жива,
Жива – мой ржавый спутник детства!
Я помню боль колючих жал
И помню вдовьи разговоры:
Тогда еще никто забором
Свои дома не окружал.
Тебя тащить с передовой
Ничья рука не подымалась…
Я думала, ты там осталась,
Где отгремел последний бой.
…В траншеях поднята трава.
И слава мертвых не разбудит.
Их нет, и скоро вдов не будет,
А ты, проклятая, жива!

Перед фотографиями блокадного Ленинграда

Мой город, ты ли это?
Ты…
Такой знакомый, сердцу близкий!
Но где твой люд,
Огни,
Цветы?
Я вижу:
Словно обелиски,
дома встают из темноты.
Встают из пепельных снегов,
В провалах окон нет покоя.
Блокада…
Слово-то какое,
Что жутко вымолвить его!
Но ты держался.
День за днем
Мужался верой и печалью.
И закалялся, крепче стали,
Январской стужей
И огнем…
Я не могла тебе помочь.
Зато теперь со всей любовью
Твоей переболела болью.
Счастливая, я – мира дочь!
Все принимаю наперед
И все за то отдать я рада,
Что получила, как награду,
Гражданство гордое твое.

Станислав Александрович Золотцев (1947—2008)

Поэт, прозаик, публицист, литературный критик. Родился в деревне Крестки под Псковом, в семье сельских учителей. Печатается с 1970 г., первая книга стихов вышла в 1975 г. Член Союза писателей России с 1975 г. Автор 20 книг стихов, 3 книг литературных исследований и ряда романов, повестей и рассказов, опубликованных в журналах. Его перу принадлежат также многие книги переводов поэзии Востока и Запада. Автор слов гимна города Пскова

* * *

Давний снимок. Предвоенный год.
Молодые мама и отец.
Я смотрю — и в горле ком встаёт:
как жесток ты, времени резец!
Я нигде красивей не видал
этих лиц — не тронутых тоской.
…На двоих — фанерный чемодан,
связка книг, и вера в мир людской,
и любви отчаянная рань,
и гнездо — сосновая изба,
и вокруг — лесная глухомань:
сельских просветителей судьба.
…Ни снежинки нет на волосах,
озорства очам не занимать.
Не завяла в северных лесах
юная учительница-мать.
Вот я вижу: к удалой груди
прислонила нежное лицо…

Знать ей не дано, что впереди —
горький дым, блокадное кольцо.
Сгорбит глыба тыловых работ.
Дальний фронт безвестием дохнёт:
не слыхать о муже ничего.
В голодухе вспучится живот
маленького брата моего.

И — пока не взвился над тобой
горький дым, ведущий в горький путь, —
мама, отдохни перед судьбой.
Больше не придётся отдохнуть.
И отец, глядящий в объектив,
ничего не ведает о том,
что его фугасный вгонит взрыв

с головою в южный чернозём,
и померкнет солнце…
И, как тот
шолоховский горестный герой,
он сквозь муки адовы пройдет
с чистой честью — и вернётся в строй.

И пока не грянул смертный бой
и свинец ещё не впился в грудь —
отдохни, отец, перед судьбой,
больше не придется отдохнуть…

* * *

Я, ровесник Победы, сегодня к ненастной године,
К высочайшему часу в твоей прокалённой судьбе
обращаюсь, отец мой.
И запах июньской полыни
пропитал эти строки и думы мои о тебе.
…Только раз ты поведал — а мне же всё снится
и снится
этот гарью, и потом, и порохом дышащий сон:
ты встречаешь войну
на степной хлебозорной границе,
и в полынную ночь вдавлен танками ваш батальон.
Нет, вы встретили ворога так,
Что немыслимо драться достойней.
Но броню лобовую пробьет ли пехота собой
С трехлинейкой в руках… И у каждого — лишь
по обойме,
где всего пять патронов. И не было больше обойм.
И тебе довелось — нет, не бегством спастись,
а пробиться
словно в песне — штыком, но совсем без гранат.
…На крови, на полынном стыде, на горящей пшенице
настоялась безмерная ярость российских солдат.
Как живая вода — на смертельной беде настоялась
эта лютая воля, сломившая чёрную рать.
И спасла нашу землю она — эта ярость.
И приказы стратегов скрепляла она как печать.
…А в тебе отзывается
болью свинцовой поныне,
незабытою горечью первых военных дорог
этот запах полыни — тобой обагрённой полыни,
как щемящий укор и как самый тяжёлый урок,
Но урок — не позор, если он не проходит бесследно,
и тропа отступленья в июньской полынной степи
привела тебя всё-таки к майской сирени победной,
стала первым звеном в протянувшейся к миру цепи
Пусть же этот урок
в судьбах нынешних не повторится.
Летописец любви — не могу я забыть ни о чём.
Пусть ракетная мощь не встревожит границу
и полынная память
в дозоре стоит трубачом.

* * *

Качается год сорок третий
на ветках немецких ракит.
Вдыхая неласковый ветер,
отец на откосе стоит.
В шеренге оборванных пленных
на погнутой стали лопат,
на лицах, небритых и бледных,
запёкся багровый закат…
Полмиски бурачной отравы
зажуйте отравы куском
и — шнеллер! — грузите составы
для дзотов фашистских песком.—
Но узники встали как гости —
ни горсти не бросив песка.
Фельдфебель зашёлся от злости,
дрожит с пистолетом рука.
Берись за лопату!
Не буду! —
И — взгляд раскололся о взгляд.
И рыжий стреляет ублюдок,
зажмурив глаза, наугад.
А пуля — свинцовая дура —
не знает, куда попадёт.
Она вылетает из дула,
отцу прожигая живот.
И неба нерусского просинь
на русские пала глаза:
отец мой лежит под откосом,
и стала кровавой роса…
Но пуля в крови рассосётся.
И кровь передаст мне отец,
и в сердце мне памятью бьётся
наследственный этот свинец!

* * *

Щедро сегодня
Вам почёт воздается…
Только всё реже ваши когорты
в майский девятый день.
Фронтовики —
так немного вас остаётся:
даже на самых младших старость бросила тень.

Жадно живя — и всё же тайно готовясь
к неумолимым, неотвратимым разлукам,
фронтовики,
Вы сегодня — высшая совесть
и сыновьям, и подросшим внукам.

Как запоздало наше благодаренье
тем, кто в бою
мировую Чуму пересилил…
Фронтовики,
Вы — реликтовые деревья
вечнозелёного леса, который зовут –
Россия.

Морской обычай

На воду — венки!
На воду венки…
В море вышли мы не за добычей.
Сжаты кулаки. Взгляды, как штыки.
На воду венки: таков обычай.
Встала молодёжь и фронтовики.
Сбавила машина обороты.
С борта корабля
на воду венки
памяти полярного пилота.
Здесь он принял свой самый краткий бой,
вспыхнув звёзднокрылой огневицей.
В этой глубине серо-голубой
вольная душа его томится.
Грузные слои дыбятся стеной,
кажутся очнувшимся гранитом.
Дышит океан солью ледяной,
зря ли он зовётся Ледовитым…
Стылая вода, вечные пласты
венчаны с отвагою людскою.
На воду венки,
вешние цветы,
лентой перевитые морскою.
Бьётся над водой
сумрачный гудок.
Флаг приспущен алый на флагштоке.
Брызги жгут лицо, словно кипяток.
Ветер треплет волосы жестокий.
Вот уже венки скрылись в стороне.
Руки от канатов коченеют…
Только за кормой в стылой глубине
две звезды на крыльях пламенеют…

Память

Живые мёртвым памятники ставят
на скалах, на холмах и площадях.
Живые мёртвых в реквиемах славят,
ни бронзы, ни оркестров не щадя.
Но помним ли, что каждый павший
вот этот воздух, росами пропахший,
в себя вбирал в миг смерти,
и за смерть
не бронза статуй, не оркестров медь
ему венец, а запах тёплых пашен,
где комковатый пласт росой украшен
и жарким потом сдобрена она,
где семена — как павших имена,
и хлебом станут эти семена…

И лишь за эту славу смерть красна.

Иван Васильевич Виноградов
(1918—1995)

Член Союза писателей СССР. Профессиональный журналист, прозаик и поэт. Участник Великой Отечественной войны на Псковской и Ленинградской земле. Основные публикации: «На берегах Шелони» (очерк о Ленинградском партизанском крае); «Костры и версты» (стихи и песни); «Не расстанусь с тобой» (стихи); «Дорога через фронт. Записки партизан»; «Строки, пропахшие порохом»; «Душа у памяти в плену» (стихи и проза. В 2 т.) и др.

КЛЯТВА

Окрасил дым волнистые туманы,
Ночное небо стало розовей.
В такую ночь собрались партизаны
И дали клятву Родине своей:

«Родная мать! Мы все полны стремлений
Громить врага, как ночью, так и днём.
Скорей умрём, чем станем на колени,
Но победим скорее, чем умрём!»

Прошёл отряд по просекам знакомым,
С тех пор – могуч и грозен тёмный лес.
Сосновый бор, ты стал родимым домом
Под вечной крышей – куполом небес.

Коварен враг, и цели его зверски,
Он за бронёй, но жмётся у дорог.
Страшны врагу леса и перелески, —
Стреляет в немцев каждый бугорок.

Строчит «максим» — не сунешься в лощину,
Бьёт автомат – свинцовый ураган!
Запомнит враг советскую Псковщину
И не забудет красных партизан!

За нашу кровь нам враг ответит кровью,
Где мы прошли, там путь непроходим.
Мы любим жизнь горячею любовью,
Но если надо – жизни не щадим.

Гордись страна отважными сынами,
Пройдём сквозь дым и лютую пургу.
Навечно жизнь останется за нами,
А злую смерть мы отдадим врагу!

И вздрогнет лес тогда в салютном гуле,
Исчезнут вмиг морщинки у бровей,
Мы встанем все в почётном карауле,
Мы – патриоты Родины своей.

«Родная мать! Мы все полны стремлений
Громить врага как ночью, так и днём.
Скорей умрём, чем станем на колени,
Но победим скорее, чем умрём!»

МОСКВА ИДЁТ НА БЕРЛИН

Гремят бои. Туда все взоры,
Где в кровь окрасились снега,
Где гром потряс седые горы,
Со свистом пуль слилась пурга.
Весь фронт в огне. Какая сила!
От юга до балтийских вод
Шагает грозная Россия,
Как богатырь, идёт вперёд.
Пробил для немцев час расправы.
Им не помог Арденнский клин,
Когда Москва от стен Варшавы
Пошла в атаку на Берлин,
Когда в стремительном движенье
Восточный фронт, бои кругом…
И чёрной тучей пораженье
Нависло грозно над врагом.
Мы помним пепел Сталинграда,
И в Минске вражеский разбой.
Дрожи Берлин! С Москвою рядом
Все города рванулись в бой.
И тени павших в жаркой схватке
Идут незримою стеной…
Вперёд, герои!
Предкам внемля,
Рубите ворога сплеча:
Кто шёл с мечом на нашу землю –
Пусть сам погибнет от меча.
Хоть путь тяжёл, барьеров много,
Но твёрд народ наш, исполин.
Теперь у нас одна дорога,
Дорога эта – на Берлин!

ЗДРАВСТВУЙ, ПСКОВ!

Любимый Псков! Как трудно в этот час
Мне мысли высказать. Ведь ныне
Я вновь с тобой. Не разлучили нас.
Я вновь встречаюсь с древнею твердыней.

Не верится. Неужто наяву
Иду по плитам, с детства мне знакомым?
Как даль, воспоминания плывут,
И горечь к горлу подкатила комом.

Кругом развалины. Бросает в дрожь.
Враги убить тебя, мой Псков, хотели.
Родимый город! Как ты непохож,
Как много ран на непокорном теле!

Не стало прежней города красы –
Всё взорвано, всё в диком беспорядке.
И на дворце Советов замерли часы,
Остановилась стрелка на девятке.

И над рекой Великой вздыблен мост,
Как будто в ужасе застыл от взрыва.
Печные трубы вытянулись в рост,
О страшных днях вещая молчаливо.

Молчат сады, объятые тоской,
Угрюмо дуб нахмурился у склона…
Уж не твоя ли кровь, мой Псков родной,
Разбрызгана по листья клёна?

Сверкает клён, оранжевый, как медь,
Он видел всё, он слёз твоих свидетель.
Но день настал, — опять ему шуметь:
Уже подул с востока обновленья ветер.

***

Да, Псков, я не забыл твоих огней,
В садах и парках шума, ликованья.
Я много здесь провёл отрадных дней,
Меня волнует каждое названье.

Вот так бы взял тебя, да и обнял,
Обвил твой стан горячими руками.
Здесь Пушкин жил, здесь Невский воевал,
И Ленина запомнил каждый камень.

Я встретился с тобой, как с братом брат,
Мы были рядом, были вместе…
Быть может, слышал, как мой автомат
Косил врагов в твоих глухих предместьях?

Тяжёлой тучей немец нависал,
Мы воевали в рощах и долинах,
И разносилась песня по лесам:
«Запомнит враг советскую Псковщину…»

Игорь Николаевич Григорьев
(1923-1996)

Член Союза писателей России. Родился в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. Во время Великой Отечественной войны был подпольщиком, партизаном-разведчиком.
В 1954 году окончил филологический факультет Лениградского университета. Автор поэтических книг «Листобой», «Забота», «Красуха», «Не разлюблю», «Жажда», «Стезя», «Крутая дорога», «Боль» и др.

ЧАС ОТМЩЕНЬЯ

НОЧЛЕГ

Так ласково день догоревший,
Так мирно отходит ко сну.
И ветер, как хмель присмиревший,
Прилёг до утра под сосну.

И мнится: в доверчивом мире
Ни крови, ни ярости нет.
Но утро взорвётся в четыре,
И дело зажжётся чуть свет.

Свинцом раскалённым подует,
Свирепый тротил хлобыстнёт,
Разверстая кровь забедует,
И кто-то судьбу проклянёт,

Кого-то надежда обманет,
Кого-то Звезда озарит,
И кто-то вовеки не встанет,
И кто-то в огне не сгорит.

Но это – потом. А покуда –
На целых четыре часа –
Покоя недоброе чудо,
Как веки, смежает леса.

Мы – тоже ведь чада природы,
Нам тоже не грех прикорнуть.
Ещё окаянные годы
Пошлют нас в пылающий путь.

22 ИЮНЯ 1941

Вот такое воскресенье
На святой Руси!
Светопреставленье!..
Боже, пронеси!

Грозна доля наша,
Пробил чёрный час:
Горестная чаша
Не минула нас.

В долгую дорогу –
С нынешнего дня.
Слёзы на подмогу –
Русская броня.

Пропадать зазряшно
Нам не привыкать…
Умереть не страшно –
Страшно умирать.

ПОСЛЕ НАЛЁТА

Нет больше в небе «каменной стены»,
Какой вчера кичиться мы любили:
Три «Юнкерса» — на третий день войны! –
За Плюссой мост и эшелон сгубили.

А их – случись – жаканом из ружья
Смахнул бы вниз, не то что из зенитки…
Мужи и жёнки не кляли вражья:
Совсем молчали. Все в крови до нитки.

7 июля 1941, за Плюссой (у железнодорожного моста)

ПОСТИЖЕНИЕ

Деревню взяли! С виду – люди:
И без копыт, и без клыков.
Казалось, нет ни зла, ни жути
У чужеземных мужиков.

На Мундхармоника¹ верзила
Играл «Катюшу»… Ну и ну!
Беда не шибко загрозила
(Хоть без беды — нельзя в плену).

Но это утро только мнилось –
Явь лихолела проклято:
К полудню всё переменилось,
И мы постигли, кто есть кто.

Не помня, что такое – милость,
Забыв, что есть на свете месть,
В «сверхчеловека» обратилась
Тевтонская тупая спесь.

С чужих ремней любая пряжка
Кощунствовала: «Гот мит унс»².
И к лютой виселице тяжко
Шёл раненый великорус.

НЕПОКОРСТВО

Будто матерь горевая
Над сынком, в крови лежачим,
Жжёт метель стеня-взывая
Неподдельным русским плачем.

Словно вдовая невеста
Над любимым соколёнком,
Не находит замять места,
Захлебнувшись в стоне звонком.

Точно горькая сиротка
Над родительской могилой,
Тужит хвиль пугливо-кротко
Над судьбой своей постылой.

А кругом, в ночи-неволе, —
Ворог, проклятый трикратно.
Замерзает наше поле,
Замирают наши хаты.

Но мы слышим, слышим, слышим
Жаркий голос русской вьюги.
Да! Мы дышим, дышим, дышим –
Копим жилистые руки!

1 января 1942, Плюсса

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Постой у разбитой опушки,
Ничуть не боясь, подыши.
«Грохочет!..» — Гуляют лягушки.
«Крадется!..» — Встают камыши.

«Взывают нещадные трубы!..» —
Не рвись: гомонят журавли.
«Над лесом багровые клубы!..» —
Заря доспевает вдали.

«Стенанья протяжные вдовьи!..» —
Не майся: неясыть поёт.
И полнится синею кровью
Раскиданный паводком лёд.

И месяц линём неторопким
Полощется в пенном пруду…
И станешь ты тихим и робким,
Зачем-то с собой не в ладу.

Зачем-то к земле равнодушной
Прижмешься горячей щекой,
Как в детстве сгоревшем, послушный,
Вздохнёшь, что совсем не такой.

Ах, как мы отвыкли от вёсен!
Ах, как мы без них не могли!..
Копейки сиреневых блёсен
На рыжую глину легли.

——————
¹ Губная гармошка (нем.).
² С нами Бог (нем.).

Елена Николаевна Морозкина
(1922—1999)

Член Союза писателей России. Родилась в Смоленске. Среднюю школу окончила в 1941 году, в 1942-м добровольцем ушла на войну. В 1951 году окончила Московский строительный институт. Кандидат искусствоведения, преподавала в Московском архитектурном институте.
С 1977 года проживала в Пскове. Автор книг «Псковская земля», «Щит и зодчий: путеводитель по древнему Пскову», поэтических сборников «По Руси», «Распутица», «Осенняя песня» и др.

ГОД 41-й

Ничто
Никакой
Не имеет цены,
Кроме луны и звезд,
Дождя и солнца,
Морской волны
И почки, идущей в рост.
И родниковой чистой воды,
И óтчего очага,
И сердца друга — во дни беды,
И пули — в сердце врага.

* * *

Ты не с палкою суковатой
По Руси пошла босиком,
А пошла, как Ванёк, во солдаты.
Записал тебя военком.

Построенье в тёмной приёмной —
Узелки, узелки, узелки…
Снег и грязь размесили колонны,
Отплывают грузовики…

Отплывают они не за счастьем,
А навстречу суровой судьбе…
И в какой же воинской части
Отслужить придётся тебе?

* * *

Эшелон грохотал — на фронт!
На платформах — орудия.
Пил и пел офицерский вагон…
Люди-люди!
«Всё, что было,
Всё, что мило,
Всё давным-давно уплыло…»
Оторвались от тыла.
Проплывали печей могилы…
Обелиски труб…
«Всё, что было,
Всё, что мило…»
А у станции — труп.

Выбегали девчонки в шинелях:
Брёвна — на дрова!..
Подымали их еле-еле…
Раз-два!
Не мужчины!
На глазах курящего чина.

И мелькали талые дали.
И бежали зигзаги траншей.
И девчонки лежали-мечтали,
Мылись снегом, щёлкали вшей.
И колёса скрипели, скрипели…
И качался, стучал вагон.
И тихонько «Лучинушку» пели.

Эшелон грохотал — на фронт.

* * *

Мы все, как солдаты:
Раз-два!
Раз-два!
Раз-два и обчёлся —
Долой голова.

Мы все, как солдаты:
Налево — кругом!
Налево?
Там выпьем
До встречи с врагом.

Не в службу, а в дружбу —
Достанется на всех!
Ругнём нашу службу,
Соврём про успех.

Но то, что нам свято,
У нас не отнять:
Мы все, как солдаты —
Нам насмерть стоять.