Две беседы со Львом Толстым
(стихи, которые не стихи)
1.
Дорогой Лев Николаевич!
Очень прошу, позвольте побеседовать с Вами — назрела такая необходимость. Задумалась я о великом значении Вашей фигуры, прежде всего, для нас, не говоря уж о мировой культуре. Понимаю, что поднять сие мне не по силам, но – как сумею и хотя бы в общих чертах…
Начну издалека. В Ваше время самой актуальной и судьбоносной российской проблемой была земельная собственность, и Вы посвятили ей немало страниц.
К началу нового века земельная проблема обнажилась до такой степени, что даже правительство стало искать пути ее решения.
Петр Аркадьевич Столыпин указом от 9 ноября 1906 года дает право крестьянам выходить из общины на отруба.
А что предлагаете Вы?
Вы не предлагаете, а пламенно призываете отказаться от земельной собственности всем дворянам – в пользу крестьян,
и лишь за крестьянами Вы признаете естественное право
владеть землей.
Наверное, не сразу Вы пришли к такому решению?
Вы, побывавший в своей молодости крепостником, за четыре года до отмены крепостного права перевели своих крестьян на оброк. То есть, российское рабство начало жечь Вашу совесть с ранних лет…
Отмена крепостного права не принесла желаемого результата — земледелец остался без земли,
и это по-прежнему в Вашей душе вызывало боль.
И чем дальше – тем больше. При ежедневном непосредственном участии в народной жизни, в Вас созрело экзистенциальное чувство любви к работнику, столпу государства, и, судя по литературным свидетельствам, Ваш интеллект упорно искал приемлемые формы социальных преобразований.
… Когда случился очередной голод среди деревенского населения,
Вы, занимаясь распределением средств помощи крестьянам
Чернского и Мценского уездов, находились недалеко
от имения покойного Ивана Сергеевича Тургенева…
Цитирую Ваше письмо Я. П. Полонскому: «…живу в семи верстах
от Спасского, через которое часто проезжаю, так как самая большая
нужда в деревнях, окружающих Спасское. Очень приятно было узнать,
что крестьяне в имении нашего друга были так хорошо наделены
землею, в особенности в сравнении с окружающими,
что нужды там нет».
Вот один из примеров того, что лучшие люди России искали выход,
не дожидаясь, когда сверху исправят государственный порок…
Разве это не программа-минимум – призвать к добродетели всех
помещиков? Вы не могли не думать об этом – у Вас не было упущенных
возможностей. Но, может быть, поработав мировым посредником,
Вы увидели пучины помещичьей психологии, чем были навсегда
отвращены от мысли воздействия на людей этой категории…
Но, скорее всего, другое: надо искать ответ в радикальности
и масштабности Вашего мышления… Полумеры Вас не устраивают.
Именно поэтому Вы пишете Столыпину обвинительное письмо,
в котором стыдите за указ, не облегчающий положение крестьян, но
усиливающий, как Вам кажется, разрыв между бедными и богатыми.
И тут должна сказать Вам:
знаете, мы вкусили отмены всякой собственности,
в течение века выжив три раза, и шкурой своей почувствовали,
что, похоже, Петр Аркадьевич, царский реформатор, —
на правильном пути (за что и поплатился…)
Вы отличный хозяйственник, трезвый прагматик,
не можете не понимать – понимаете! –
каких жертв будет стоить кардинальная ломка государственных основ
(и провидчески где-то пишете об этом как неизбежности), но ничто не
колеблет Вашей уверенности – настолько она глубинна…
Окидывая пристальным взглядом исчерпывающую широту и
максимализм Ваших подходов, начинаешь понимать,
что дело здесь не в конкретике решений. Дело, в данном случае
(как и во многих других), вообще на ином уровне –
не на событийном, а на бытийном.
И от Вас, великий Маэстро духа, не столько правота нужна людям,
сколько духовное величие…
Ваши романы, особенно «Анна Каренина» (по-моему, вершина
творчества), своей гармонией, своей эстетической полнотой
разбудили в душах спящего ангела – потребность в прекрасном.
И когда Ваш сильный и свободный голос
заговорил о Любви к ближнему, Вам уже верили и пошли за Вами.
Почти вся Ваша публицистика, можно сказать, сплошной идеализм,
но он оказался нужен: без идеала нет культуры, нет духовной жизни.
Вы и сами в каком-то письме сказали, что идеал недостижим…,
но перед внутренним взором должна быть цель,
иначе структура внутреннего пространства рухнет,
погребая под собою жизнь…
Потребность быть хорошим, потребность в любви и согласии – самые
трепетные душевные пружины, к которым Ваше слово обратилось и
попало в цель. Не берусь судить, в какой степени эти пружины
соотносятся с мифологическим сознанием человека, но –
Вы наш главный мифотворец,
и своим идеализмом, своим мифотворчеством формируете
диапазон духовных основ человека –
вот в чем Ваша созидательная сила.
А всю правоту в более конкретных вещах
оставим другим деятелям.
Не эмпирика жизни, но онтология чувств.
Богу – Богово, кесарю – кесарево.
7–29 января 2014
2.
Дорогой Лев Николаевич!
Решаюсь еще раз обратиться к Вам.
Размышляя о Вашем творчестве, о Вашей духовной сущности,
нельзя не задаться вопросом об их отправных точках.
На какой почве возрос этот поиск совершенства – неукротимый двигатель Вашей духовной и душевной жизни? Какие условия взлелеяли Вашу духовную широту и силу, имеющую право утверждать любовь как основу бытия? Из каких глубин жизни появилась Ваша обостренная совесть, принимающая на себя все несоответствия мира?
Понятное дело, что ответы надо искать в той среде,
которая развивала Ваш младенческий потенциал.
Родились и выросли Вы в сельском имении, в барской семье, устои которой были традиционными, национальными, на фоне природы
и в непосредственном общении с крестьянством.
Добросердечие было лейтмотивом в атмосфере Вашего дома
(и это – заметим – в крепостническое время!).
Где-то Вы пишете, что тетушка Татьяна Александровна Ергольская, «чистейшее существо», оказала на Вас большое нравственное влияние, —
она привила Вам возвышенное чувство близости и участия к человеку,
подсознательную ответственность за ближнего.
Она привила Вам теплоту чувств, все богатства позитивного восприятия
мира, которые потом запредельно развил в себе Ваш гений.
И второй аспект – природа (здесь тоже повлияла тетушка Ергольская).
С младых ногтей впитавший эстетическое внимание к природе,
позже Вы не только живописали ее, но и осознавали, что без единства
с ней нет духовной цельности, нет настоящей культуры.
Каждому человеку надо пройти школу природы, а творческому –
тем более, развивая свою способность созерцания,
черпая в ней подсознательно чувство формы, нескончаемое
многообразие красок и движения, энергетически подпитывая себя
духом земли и растительности, неба и света.
В письме к Афанасию Афанасьевичу Фету от 12 мая 1861 Вы пишете
о природе: «И холодная она, и неразговорчивая, и важная, и
требовательная, да зато уж это такой друг, которого не потеряешь до
смерти, а и умрешь, все в нее же уйдешь. Я, впрочем, теперь меньше
предаюсь этому другу – у меня другие дела; но все без этого сознания,
что она тут, как повихнулся – есть за кого ухватиться, — плохо было бы
жить».
Такое глубинное чувство природы основывается,
на мой взгляд, на том,
что человек на природе первичен,
то есть равнозначен космосу, его свету и тьме,
и это чувство — в русле русской литературной классики,
возросшей в дворянских усадьбах. Смею утверждать,
что наша классика тем и велика, что оперлась на природу,
органично срастив ее масштаб со своими творческими возможностями:
Тютчев осмысливает и воспроизводит ее философски,
Пушкин – родниковой чистотой поэтической формы,
Фет – одухотворением ее, Тургенев – гармонией духовной широты,
а Вы – рефлексией, современной мне.
Да, Ваше понимание природы звучит настолько современно,
что у меня вновь возникло совершенно естественное желание
побеседовать с Вами
Давно пытаюсь разобраться, из чего состоит наша
неразрывность с природой
и каковы наши потери при нарастающем отчуждении от нее.
Натиск цивилизации, натиск рационализма вытесняет
эмоциональное богатство, нарушая душевную экологию,
духовное равновесие человека. Думаю, что это не праздные вопросы –
они вытекают из проблемы сохранения жизни на планете.
Вы, деревенский житель, не любите города, хотя в силу своей
деятельности не можете без него обойтись, —
таков парадокс бытия нашей культуры.
Между Вашей жизнью и моей пролегла сотня лет,
в ходе которой этот парадокс усилился в сторону рационализма.
Незримая борьба за сохранение равновесия,
начавшаяся, на мой взгляд, в Ваше время, –
легла на плечи русской литературы (и искусства, конечно)
и Ваши в том числе. Вы хранитель русского иррационализма –
всей своей художнической и духовной мощью.
Вы выполняете сверхзадачу 19 столетия –
потому как, помимо ежечасных задач,
каждое время работает на заказ планетарный.
Образный ряд, метафора, живопись, художественное изображение,
которое Вы называете поэзией, есть противовес рационализму,
и весомость его должна расти, и рефлексия на эту тему – необходимое
свойство нынешней культуры. Вот почему очень нужно разобраться в
структуре неотъемлемости природы,
ее составных частей (цвета, света, масштаба и так далее),
в формировании и развитии нашей психоментальности.
И, что не менее важно, не разучиться любить свою матушку-природу.
Помогайте нам в этом, великий классик, Вы – наш тыл и опора.
10 – 13 февраля 2014