Архив метки: Светлана Молева

Забытые стихи. Светлана Молева

Забытые стихи1

Светлана Молева
(1946—2005)


*  *  *

Тает… Февральская даль
Чуть проблеснула лазурью.
Красят оградки, как встарь,
В синюю краску да сурик.
В честь пресвятого поста,
Душу мирящего с телом,
Возле простого креста
Я помолюсь неумело.

Надпись ладонью протру,
Венчик поблекший расправлю:
Светлая память Петру,
Царство небесное Павлу…
Воды под снегом журчат,
Радости, милые, ждите!
Скоро грачи прилетят
В тихую эту обитель.

В церковь повалит народ,
Звон колокольный прольётся.
Нежная верба вот-вот
Розовым пухом займётся.
И средь высоких берёз
Спустится солнце на пожню
Радостно, словно Христос —
Так что смотреть невозможно!

*  *  *

Летний вечерний покойный задумчивый час.
Тает, дрожит, исчезает серебряный крест.
Здесь мне покоиться тихо-претихо, Бог даст,
Благо пожить мне на свете оказана честь.
Благо все также цветы полевые звенят,
Благо все также струится родимая речь,
Благо была у меня и любовь, и родня, —
Было кого и оплакивать, и пожалеть.
Плитами, плитами крепится древний бугор.
В храмовой сини сирень опадает шурша.
Жаль мне оставить тебя, синеокий простор…
Не улетай, поселись недалече, душа!
Как я узнаю, светлы ли мои зеленя?
Как я узнаю белы ли снега на Руси?
Господи, кто-нибудь там попроси за меня,
Господи, кто-нибудь там за меня попроси…

АНДРЕЙ РУБЛЕВ. «ТРОИЦА»

Да как же я скажу – братья мои, подвигнемся все
Вместе до единого, а сам свое лицо скрою?…
(Летописная повесть о Куликовской битве)

Час вечерний. Спокойные лики.
Под гнетущими сводами свет.
Время ныне в надежде великой
Нам собраться на братний совет.

Братья мы – по страданью и крови,
Что течет по Великой Руси.
Тяжким нимбом сыновней любови
Охватило до боли виски.

Но не будем темны и угрюмы,
Нас не это сюда привело.
Мы издумали долгие думы,
И от них осветилось чело:

С черным соболем, соколом ясным,
Бьющим птицу несмелую влёт,
Велика наша Русь и прекрасна
Даже в черные лета ее.

Час настанет – и слава воскреснет,
Русь сольется в единый поток.
Нас водил по долинам и весям
Не монашеский черствый кусок,

Не во имя благого терпенья
Мы смиряли неистовость тел, —
Но во благо земли и спасенья –
В единении видя удел.

Склоним головы молча, речами
Не умножить дела и почет.
Многим-многие будут печали,
Но и радость большая грядет.

Склоним головы, видя воочью
Все пути многотрудной борьбы.
Не покорствуем, братья, —
Пророчим
Над высокою чашей судьбы.

*  *  *

…Как смирилась, простилась, закрыла глаза –
И открылось мне то, что нельзя рассказать.

Там, ни дня и ни ночи – Молитва без слов.
Там ни дня и ни ночи – Молитва-Любовь.

Там ни дня и ни ночи – Молитва одна.
Ткется тканью живою над миром она.

*  *  *

Утро тихое, лебединое,
Если это сон – разбуди меня:

Навалилися белы-лебеди
На избу мою сзади-спереди,

Шеи длинные выгибаючи,
Грудью стеночки подпираючи, —

Поплыла изба прямо в озеро,
Не видать мне рассвета розова.

Подышу-ка я на окошечко
Да сниму со стены лукошечко:

Птицы зимою кормить – что каяться,
Говорят, что грехи прощаются.

Говорят, грехи отымаются –
Так и бедные птицы маются.

Эх, увидите Матерь Божию,
Так скажите: кормила рожью я…

Ах, с крылечка сбежала быстрая, —
Белым-белые, чистым-чистые,

С поля дальнего наплываючи,
Грудью стеночки подпираючи,

Навалились снега, как лебеди,
На избу мою сзади-спереди…

*  *  *

Какой немыслимый простор!
Какие дали, реки, избы…
Жить,
Жить всегда!
И чувство жизни
На миг охватит,
Как костер.

А дальше –
Не хватает глаз:
Так ярко,
Холодно,
Печально,
Так вдохновенно до отчаянья,
Как будто все – в последний раз.

*  *  *

Да, ты, Россия, – «баловень судьбы»,
Взлелеяна с железным постоянством…
По всей земле раскопаны гробы –
На всем твоем немыслимом пространстве!

Все было, все – в минувшие года.
В скитах горели, в рубище ходили,
Но край погоста падшим – отводили…
И так, как ныне, мертвых – не судили.
Все было, все! Но это – никогда!

Все было, все! Опричнина, острог,
Заплечный мастер шел в рубахе красной,
И кровь лилась… Но подымались в срок
На той крови Воздвиженья и Спасы.

И кто посмел бы осквернить уста
Пред церковью Воздвиженья Креста?
И сколько жизней отдано за честь –
Нам храмов в память их не перечесть:

Князья, крестьяне, вои и святые…
Мне Жизнь Руси читать не стыдно днесь
В старинных книгах с пряжками литыми.

…И было так до нынешних времен.
Да в Новой книге сгинуло куда-то:
Ни городов исконных, ни имен –
Одни враги,
Буржуи
И Антанта!

Там льется кровь – «за будущую жисть»,
И козырька, смеясь, коснулся гений…
И в чистом поле, преломив колени,
Там две России намертво сошлись…

Неужто нам История не впрок
И на чужом пиру мы снова гости?
И тот же ворон на кресте дорог
Долбит, скучая, вымытые кости.

Так что же мы?
Куда мы все грядем?
Где судный день закончится жестокий?
Не страшно ль нам,
Что каинов в пророки
Средь страстотерпцев наших возведем?

Поберегитесь! Мы сошли с ума.
О чем кричим? На что мы тратим силы?
Издревле знали – черная чума
Настигнет тех, кто ворошит могилы.

На край погоста отнесите прах.
Он только прах. А мы – плохие судьи.

Ну что ж… судить за совесть – не за страх
Не всем дано. Мы с вами просто люди.

Нам разобраться не поможет месть,
И с мертвых поздно спрашивать ответа.
Откройте Книгу, запишите: «В лето…
Минули зло, и тягость, и наветы.
И мирны наши долы. Ибо есть
Превыше нас Отечество и честь».

*  *  *

Пора нам всем понять, что мы представляем
собой существенную ненужность и
никому не нужны, кроме Бога.
(Митрополит Вениамин (Федченков)

Целый мир –
И звезды, и долины,
Радость, слезы, песни и рябины, –
Все, что мнилось жизнью и судьбой,
Унесу однажды я с собой.
Унесу туда, где света малость
Поглощает змей вселенский – хаос,
И, смиряя ужас и восторг,
Стану там, куда укажет Бог.
Стану там – пылинкой перед бездной,
Перед тьмой – заградой бесполезной.
…Но откуда, ширясь и светя,
Новый мир, неведомый и сильный,
Вдруг родится – мир Отца и Сына,
Где резвится голубь, как дитя.

Стихи о войне. Светлана Молева

Победа Светлана Васильевна Молева (1946—2005)

Поэт, член Союза писателей СССР. Родилась в селе Чихачёво Псковской области Бежаницкого района. Начала писать стихи уже в начальных классах. В 1961 году вышла в свет ее первая книга стихов «Подснежники». В перестроечные времена пишет прозаическую книгу «Единородное слово». Вышел в свет сборник ее стихов «Забытые песни».

 

Проволока

Я думала, что ты давно
Погребена в земле сыпучей…
И вдруг смотрю:
Окружено
Строенье проволокой колючей!
Трава цветами тяжела.
И леса мудрое соседство…
А ты?
Ты все еще жива,
Жива – мой ржавый спутник детства!
Я помню боль колючих жал
И помню вдовьи разговоры:
Тогда еще никто забором
Свои дома не окружал.
Тебя тащить с передовой
Ничья рука не подымалась…
Я думала, ты там осталась,
Где отгремел последний бой.
…В траншеях поднята трава.
И слава мертвых не разбудит.
Их нет, и скоро вдов не будет,
А ты, проклятая, жива!

Перед фотографиями блокадного Ленинграда

Мой город, ты ли это?
Ты…
Такой знакомый, сердцу близкий!
Но где твой люд,
Огни,
Цветы?
Я вижу:
Словно обелиски,
дома встают из темноты.
Встают из пепельных снегов,
В провалах окон нет покоя.
Блокада…
Слово-то какое,
Что жутко вымолвить его!
Но ты держался.
День за днем
Мужался верой и печалью.
И закалялся, крепче стали,
Январской стужей
И огнем…
Я не могла тебе помочь.
Зато теперь со всей любовью
Твоей переболела болью.
Счастливая, я – мира дочь!
Все принимаю наперед
И все за то отдать я рада,
Что получила, как награду,
Гражданство гордое твое.

 

Литпортреты от Владимира Клевцова. Светлана Молева

Владимир Клевцов
Литературные портреты

Светлана Молева

Счастливым было начало поэтической судьбы Светланы Молевой, в двадцать лет издавшей первый сборник стихов, что тогда могло считаться чудом или несомненным, неоспоримым талантом автора.
А дальше, как следствие этого счастливого начала, долгое умолчание, без выхода новых книг, хотя она работала уже редактором Лениздата и была посвящена в авторские и издательские тайны. Александр Гусев, духовно близкий ей в то время человек, постоянно переписывающийся с Молевой, объяснял это независимостью, «поэтическим сопротивлением». Стихи-то были о России, об уходящей деревне, о русской душе, которой без Бога никак нельзя. А вокруг – в газетах, на радио, телевидение – гром стоял: пятилетка следовала за пятилеткой, все исторические, историческое и решение правительства о возрождении Нечерноземья, обо всем надо писать в бодрых тонах, прославлять, а какое тут прославление:
Эта церковь бедна и далече,
И дорога ведёт по кустам.
Я ворота открою под вечер,
И послышится: «Ради Христа…»
Недоброжелатели говорили, что первую книгу Молевой «пробил» Игорь Григорьев. Но не такой большой вес имел Григорьев, чтобы «пробивать», лет десять назад он сам числился в начинающих поэтах, конечно, помог, но в другом, помог отобрать стихи, заменить слабую строку или рифму на новую. Так и было, тем более, что они уже поженились и стали жить вместе с мамой Игоря Николаевича, сразу три поколения под одной крышей — дореволюционное, послереволюционное и послевоенное. Григорьев, руководивший тогда Псковским отделением Союза писателей, был человек хлебосольный, квартира — проходной двор, самые частые гости — писатели, ночные беседы, воспоминания, застолья, ослабевших гостей отводили ночевать в спальню… Кончилось тем, что Светлана Молева переехала в Ленинград, а вернулась почти через двадцать лет.
Вернулась она с мужем Михаилом Устиновым, прозаиком и критиком, коренным ленинградцем, появление их было сродни появлению из эмиграции в 1922 году писателя Алексея Толстого — тот же интерес, желание познакомиться, засвидетельствовать почтение.
Поселились приезжие в очень хорошей квартире на улице Гоголя, которая стала почти литературным салоном: сюда входили то робко, памятуя, что Молева требовательный редактор, а Михаил критик, то шумно и весело, на правах старых друзей.
Тут же было решено /времена стояли горбачёвские, перестроечные/ не кланяться государственным издательствам, не ждать годами милости быть напечатанными, а издавать книги самим, за счёт спонсоров. «Надо помогать друг другу, — говорили мы себе, — держаться вместе». Месяца через три был подготовлен совместный сборник, только вот спонсоров не нашлось…
Дальше, при Ельцине, наше единодушие закончилось, все уже открыто разделились на левых и правых, на патриотов и либералов начавшееся в Москве деление докатилось и до провинции. Псковские писатели перемешались, рассорились до такой степени, что, приходя на собрания, рассаживались по разные стороны кабинета и глядели друг на друга с плохо скрываемой неприязнью. И вот уже Светлана Молева, опытнейший редактор, новую книгу стихов «либерала Гусева читала с пристрастием», выискивая огрехи, и однажды сказала: «А ведь у Гусева мания величия, посмотрите на это стихотворение – видно между строк».
К счастью, как это часто бывает после затянувшейся, всех утомившей ссоры, все помирились. Молева и Устинов жили в те годы бедно. Михаил совместно с типографией организовал издательство «Отчина», Светлана, если выпадала удача, редактировала, но заработки были мизерные, случайные. Они стали переезжать с квартиры на квартиру, можно предположить, чтобы заработать на обмене своего дорогого на более дешёвое.
В Пскове, помимо стихов, она написала книгу «Единородное слово» — филологический труд о русском языке, о слове, как собирателе и хранителе единства народа, протянула нить нашей истории от ветхозаветных времён, основываясь на тексте Перуджианского камня – памятника русской письменности трёхтысячалетней давности. И, трудно поверить, сама перевела и прокомментировала этот текст.
…Родилась Светлана Васильевна в посёлке Чихачево Бежаницкого района, в совсем глухом месте, если бы не железная дорога, оживлявшая поселковую жизнь грохотом пролетавших мимо поездов. В раннем детстве она считала Чихачево центром мира, потому что, в какую бы сторону поезда не ехали, им было не миновать её поселка. Мечтала ли она уехать сама? В старших классах конечно мечтала, когда уже писала стихи и в голове бродили нетерпеливые мысли о славе, о жизни в столицах.
Уехала она в Псков, в Москву, в Ленинград, пожила там долгие годы, потом вернулась в Псков, по её словам — от суеты, беспокойства в тишину и покой, вначале часто говорила, что приехал на родину насовсем. Но когда стала болеть, и понадобился больничный уход, снова оказалась в Петербурге.
Отъезд вышел торопливый, совсем не похожий на их появление в Пскове пятнадцать лет назад. Когда я однажды зашёл к ним, дверь открыли незнакомые люди, в прихожей, на кухне, в коридоре стояли нераспечатанные коробки, узлы, тюки.
— Отбыли, отбыли, — заявили незнакомцы. — Теперь мы здесь живём. Вот переезжаем, — и радостно пригласили в квартиру, чтобы я мог убедиться.
Светлана Молева завещала похоронить себя в Пскове, на Мироносицком кладбище. Пройдёт немного времени, и Михаил исполнит её завещание.