На Страстной

Опять на Страстной зажиреют суглинки: распутица
Смешает в растворе и талую воду, и грязь.
У бани осевшей, на солнышке, верба распустится,
Ночами отчаянно с воздухом стылым борясь.

А снег ноздреват, как кусок рафинада искристого,
Что дед доставал из кармана в крупинках махры.
И ждётся, и в лучшее верится искренне, истово,
И жизнь пробуждается почкой из грубой коры.

Поездка в прошлое

Догорают костры иван-чая вдоль старых просёлков.
Островерхие ели своими зубцами кровавят
Утомлённое солнце, а ветер дурманяще шёлков
И легонько щекочет лицо, и приходит на память

Благодатное время: июль, воробьиные ночи,
Над полями сверкают зарницы – и рожь поспевает,
На излуке речной мелкий, солнцем прогретый песочек,
Молоко в старой кружке, пахучий ломоть каравая.

Дергачи до утра на лугу окликают скрипуче –
Сторожат от незваных гостей разнотравное царство.
Жаркий день сенокосный, такой суматошно-кипучий,
И работа на поле – от хвори крестьянской лекарство.

Там бабуля и дедо, души в своих внучках не чая,
Собирают для нас на болоте морошку – талушки.
А теперь догорают бездымно костры иван-чая
Над почившей деревней, над остовом нашей избушки.

С огорода не тянет давно пряным духом укропным,
Из репейника птица кричит с серым хвостиком куцым.
Превратились просёлки в заросшие узкие тропы.
Год-другой – и высокие травы над ними сомкнутся.

Странный вальс

Проводник разносит бельё и чай,
И вагон плацкартный набит битком.
Пахнет «Дошираком», играет «Чайф».
Духота. В планшете – пустой ситком.

С отпотевших окон течёт вода,
Мальчик скачет, как антилопа гну.
Проводник, насмешлив и бородат,
Мимо пробегая, мне подмигнул.

Фонари зажглись из метельной тьмы,
Тонкими лучинками ввысь чадят.
Из вагона выйду вдохнуть зимы –
Унесёт позёмка вагонный яд.

Семафора дальнего красный глаз
Да перрон нечищеный, как ледник.
«А давайте с Вами станцуем вальс?» –
Удивит насмешливый проводник.

Возмущаюсь громко, а там, внутри,
Будто чертик дергает: на плечо
Положила руку – и раз-два-три! –
Ни о чем не думая, ни о чем…

Позабыв, что можно, а что нельзя,
Под оркестр метельный, как мотыльки,
Полетим, с позёмкой легко скользя, –
Слабая улыбка, тепло руки.

…А в вагоне душно, и «Status Quo»,
И мальчишка – мимо в двадцатый раз.
Ничего и не было, ничего –
Только этот вальс, этот странный вальс.

Тёта

Все – от мала и до велика –
Называли Настасью тётой*.
Хоть казалась старуха тихой,
Но кипела в руках работа.

Ей любое дело посильно –
А мала, худа, вся в морщинах.
Говорила: «Да я двужильна,
Покрепчай любого мужчины.

Не смотрите, что я старуха!»
А с замужеством не сложилось,
Прожила всю жизнь вековухой
И с чужими детьми водилась.

Поначалу нянчила брата,
А потом – его деток и внуков.
«Я на внуков порат** богата», –
Говорила другим старухам.

Рдели щёки её от счастья?
Голова от любви шла кругом? –
Мы не знали. Была Настасья
Старой тётой и лучшим другом.

Раскраснеется на гулянье,
(Хоть вина не пила нисколько)
Всё жалеет меньшого – Саню:
«Проводить бы в школу мальчонку!»

И успела, и проводила.
Собрала узелочек «смёртный»:
«А пойдёте как на могилу –
Принесите мне хлеба корку».

Умерла она на работе:
В светлый полдень межу косила.
Там её и нашли – в осоте.
«С ног да в гроб», – деревня судила.

Я приду на могильный холмик,
Принесу с собой ломоть хлеба:
— Как просила – я, тёта, помню.
Ты теперь там нянькой на небе?

Твой любимый внучонок Саня
Улетел за полярной ночью.
Там погреешься только в бане,
Там морошка зреет на кочках.

Ищет всё свою птицу счастья.
Я ему: «Не звонишь, не пишешь!»
Он приедет домой, Настасья.
Он придёт на могилку, слышишь?

*тёта (диал., север.) – тётя
**порат( -о) (диал., север.) – очень.