 |
Валерий Мухин
|
ПОМОЩНИЦА
(отрывок из повести «Русская песня»)
Время шло. Я работал в конструкторском бюро завода «Выдвиженец», а вечером учился в музыкальном училище на отделении хорового дирижирования.
Я по-прежнему увлекался фотографией, собирал пластинки любимых певцов и классическую музыку.
По-прежнему ходил петь в хор к Юрию Меркулову, выступал с ним на городских мероприятиях и совершал интересные поездки с визитом дружбы и в Латвию, и в Эстонию.
И музыкально-нотный отдел областной библиотеки не забывал, и его гостеприимную заведующую Лидию Даниловну Хомутинникову.
Мы – яшневские питомцы – продолжали старую традицию, устраивали концерты классической музыки.
Аккомпанировал нам всегда Борис Шелков.
На своём же предприятии, (в клубе завода «Выдвиженец»), где я работал, мной был организован хоровой коллектив, и ко всем праздникам у нас всегда была готова новая программа, новые песни.
В основном это были русские народные или псковские песни, а самой любимой всеми, была русская песня «Ах ты, степь широкая». В ней отразился вольнолюбивый характер русского человека, его стремление к широте и простору, воле и свободе…
Её мои хористы исполняли с особенным каким-то чувством, с удовольствием. И это ощущение передавалось в зрительный зал слушателям, которые часто просили повторить на «бис».
Я ещё играл на фортепьяно в заводском эстрадном оркестре. Спасибо моему педагогу по фортепьяно — Алисе Михайловне Чирковой, за то, что она много занималась со мной инструментом.
Оркестром руководил Володя Кавардаков. Мы играли по субботам и воскресеньям на танцевальных вечерах. Это был дополнительный заработок.
А директор клуба Володя Коркунов мне «подкидывал» ещё и за сольные выступления, с оркестром.
Кстати сказать, в эти годы в Пскове проходили смотры-конкурсы под названием «Псковская весна», я принимал в них участие и всегда получал звание лауреата, как солист.
Кроме этого я никогда не забывал о своей гармошке и, когда это требовалось, включал её в программу заводских концертов, для сопровождения при исполнении частушек, например.
А в музыкальном училище я проходил курс игры на баяне, так что к последнему году обучения (в 1966 году), мог на нём играть почти так же, как на гармошке. Недаром, когда по решению заводского комитета, меня стали направлять музруком в заводской пионерлагерь, я брал с собой не гармошку, а баян.
Заводской пионерлагерь «Радуга» расположен в 30 километрах от Пскова, по ленинградскому шоссе, по направлению к Ленинграду, в красивой лесистой местности, недалеко от деревни Углы.
Рядом журчала чистейшая неглубокая речушка, под названием «Псковица». И я с удовольствием соглашался работать и работал в течение трёх лет, по все три смены, к неудовольствию начальника ОГТ Левинова, моего главного шефа.
Он, конечно, имел на меня «зуб» и я его тоже понимаю.
А он меня не хотел понять, почему я так легко покидал своё рабочее место на всё лето.
Но решение завкома изменить не мог.
И всё же у него появился шанс отомстить мне, которым он легко воспользовался.
Он сослал меня гораздо дальше, чем в пионерлагерь – в Магнитогорск. Я тогда был, на первом курсе ЛИСИ, на заочном отделении, и готовился ехать сдавать первую сессию.
Утром меня вызвали в кабинет начальника ОГТ, и я с нехорошим предчувствием предстал перед Левиновым, рядом с которым сидел какой-то расстроенный и даже злой начальник снабжения завода Потапов.
— Так, положение очень серьёзное. У Магнитогорского металлургического комбината большая задолженность перед нашим заводом. Большие недопоставки. Под угрозой наш собственный план. Уже остро ощущается нехватка листа, прутка и шестигранника. Тебе нужно будет поехать и разобраться в этом безобразии, пригрозить судебными санкциями, а главное, любым путём добиться, чтобы всё, что они должны поставить по договорам – они выполнили. Уже сорваны все сроки. С ними не надо церемониться. Разговор прямой. Кулаком по столу…
— Но, простите, я же не снабженец, у меня нет должного опыта работы «толкачом»…
— Всё понятно, но сейчас все молодые работники отдела снабжения в отпусках, а стариков и пожилых женщин я послать не могу, а директор завода требует …
— Но, простите, у меня на носу первая сессия в институте, я не могу…
— К сессии будешь готовиться в Магнитогорске. Всё, вопрос исчерпан. Все инструкции получишь у Потапова. А сейчас оформляй командировку. Завтра вечерним поездом — на Москву. До свиданья.
С начальником снабжения мы пошли в его кабинет и там он дал список всех недопоставок на трёх листах.
Здесь были и разной толщины листы, и угловой профиль: равнополочный и неравнополочный разных типоразмеров, и швеллера разных типоразмеров, и тавры, и двутавры, и прутки разного диаметра, и арматура, и шестигранники, и трубы и т.д. и т.п.
По нашим прикидкам вагонов на пять груза.
Видимо, я сильно изменился в лице, потому что Потапов вдруг подобрел, предложил мне выпить чаю и сказал:
— Ну, ничего, ничего не пугайся. Вот возьми все мои телефоны и домашний тоже, и звони мне и днём, и ночью, в любое время. Держи меня в курсе всего происходящего. А сейчас пойдём к Дарье Семёновне, получишь у неё несколько практических советов.
Я не запомнил ничего, что мне говорила тогда Дарья Семёновна, кроме одного: я непременно должен взять с собой в качестве сувениров несколько «ключей от Пскова» (тогда продавались такие ключи с изображением барса) и шоколадки.
— Пригодятся. Иногда срабатывает и неплохо.
Магнитогорск встретил меня хорошей погодой.
Но сразу почувствовалось, что воздух в городе загрязнён, что обусловлено выбросами предприятий чёрной металлургии, энергетики…
Как потом говорили мне – Магнитогорск самый смешной город на земле: когда ветер дует с левого берега реки Урал – смеётся правый берег, а когда ветер дует с правого берега – смеётся левый.
А когда мне позднее показали фотографию города, сделанную со спутника, то я увидел над городом тёмное пятно. Это были выбросы из мартеновских печей.
Я устроился в одной из заводских гостиниц и стал обдумывать план дальнейших действий.
Поскольку металлургический комбинат, куда я приехал, состоял из нескольких заводов: металлургического, прокатного, калибровочного, метизного и т. д., растянувшихся в длину на десятки километров, (связанных между собой единой технологической цепочкой и железнодорожным, и трамвайным сообщениями) я решил начать с металлургического – «выбивать лист».
Утром следующего дня, в бодром расположении духа, я направился к управленческому офису. Генеральный директор металлургического комбината, он же председатель правления ОАО «ММК», он же член совета директоров ОАО «ММК».
Уже около входа в вестибюль здания была толпа народа с портфелями и папками, как у меня, и я понял, что я далеко не одинок и что всё самое интересное впереди.
Чтобы попасть к секретарю, я потерял почти полдня, а когда добился его уедиенции, узнал, что генеральный директор вопросами сбыта, не занимается, а человек, который этим владеет, принимает строго по записи и обслуживает не более десяти человек в день.
Когда я записался, то узнал, что моя очередь подойдёт примерно через месяц.
Когда я побывал на калибровочном и метизном заводах, то увидел, что картина там примерно та же, с той лишь разницей, что сроки ожидания сокращены до полумесяца.
Вечером я позвонил Потапову в Псков и рассказал всё как есть:
— Стучать кулаком по столу не пришлось, так как до этого стола ещё добраться надо. А это будет не скоро, так что же мне делать, может сразу возвращаться?
— Вы, молодой человек, не иронизируйте. Соберитесь, всё обдумайте, осмотритесь ещё повнимательней, притритесь поближе к нужным людям, глядишь и дело пойдёт… Милый мой, умоляю – постарайся, хоть что-нибудь, хоть немного… Подо мной действительно кресло шатается…
— А раз шатается, и ехали бы сами, и выбивали бы то, что нужнее – сказал я уже со злостью и положил трубку.
Два дня моего пребывания в Магнитогорске прошли впустую.
Я был в полном отчаянье в незнакомом огромном городе и чувствовал себя беспомощным и одиноким ничтожеством, не знающим, что предпринять, и как быть дальше.
Еще пара дней прошли в бесполезных и напрасных толканиях в офисы и проходные заводов, в попытках «притереться» или найти нужных людей.
Я не мог ни знакомиться с городом, ни готовиться к своей сессии – у меня был упадок сил и потеря интереса ко всему окружающему.
Я просто бесцельно бродил по улицам, куда-то ехал на трамвае, а в голове как кол стоял один и тот же вопрос: «что делать?»
Возвращаясь под вечер в гостиницу, я вдруг, услышал где-то у себя над головой красивое хоровое пение. В этот момент как будто что-то произошло в окружающем меня мире. Вдруг исчез мрак, а с ним и вопрос «Что делать?». Стало светло и ясно вокруг и даже на душе стало легче от родных, каких-то волшебных звуков.
И тут я столкнулся с объявлением на стене Дворца культуры «Металлург»: «Репетиции хора проводятся по вторникам и пятницам. Начало в 19. 00».
Это меня заинтересовало, и я зашёл в вестибюль.
Где-то, со второго этажа, доносилось пение. Звучала русская песня и на душу повеяло чем-то родным, каким-то дорогим сердцу воспоминанием о прошлой уже невозвратимой жизни, детстве, Волге, её солнечном просторе…
Ах ты, степь широ-о- ка-я,
Степь ра-а-здо-о-ль-на-я,
Широко ты, ма-а-тушка
Про-тя-ну-у-ла-ся.
И меня как на крыльях, понесло вверх по лестнице, туда, откуда шли эти волшебные звуки детства…
Когда я приблизился к двери, за которой, видимо, была репетиция, она, вдруг раскрылась и из неё вышли несколько молодых людей и с ними пожилой мужчина, — руководитель хора. Они достали свои сигареты и закурили.
У них был обычный перекур.
Я подошёл, поздоровался, представился, сказал, что я учусь на дирижёрско-хоровом вечернем отделении в Пскове (показал студенческий билет) и очень люблю русскую песню и хоровое пение.
— А у нас в городе вы что делаете? – спросил пожилой мужчина.
— Приехал в командировку от завода, где работаю, «выбивать металл», но пока ничего не получается. Почти неделя прошла впустую.
— Гриша, — обратился он к одному из стоявших с нами лысоватому мужчине лет тридцати пяти – возьми своего друга Славу и подумайте, чем можно помочь человеку.
— Хорошо – ответил Гриша – конечно поможем.
— Так, Валерий, ты пока поприсутствуй на репетиции, а он подумает.
— Спасибо, это было бы для меня очень полезным уроком – несказанно обрадовался я.
— Тогда пошли…
Мы вошли, и руководитель представил меня коллективу:
— Сегодня у нас в гостях молодой дирижёр из Пскова. Он хочет послушать, как проходит наша репетиция. Продолжим…
Сразу после репетиции, ко мне подошли двое друзей: Гриша и Слава. Они предложили мне составить компанию – «по кружечке пива»…
— Здесь недалеко, заодно и поговорим, как?
— Согласен. Угощаю я…
Уже, сидя в кафе, отхлёбывая из кружки пиво и смакуя его с солёными сухариками, и вяленой воблой добродушный Гриша сказал:
— Валерий, ты, наверное, родился в рубашке, потому что тебе на данном этапе крупно повезло. Я работаю замом начальника отдела сбыта металлургического цеха и все вопросы по сбыту листа и полосы решаю я. По листу вопросы есть?
— Сколько угодно, — и я достал все бумаги, договора, и показал все задолженности.
Гриша внимательно посмотрел и даже присвистнул:
— Так, так… Псков, Псков… Многовато. Задолженность большая. И сроки уже солидные. Что я тебе могу сказать? Раз уж ты приехал, будем работать по Пскову. Мне ведь всё равно куда отгружать. По всем заказчикам большие задолженности. Так и быть помогу тебе. Иначе — ты пропал.
— Я не верю своим ушам. Неужели это правда, Гриша, и ты не шутишь? Да, если надо, я могу и отблагодарить.
И я достал из портфеля по сувенирному псковскому ключу и положил перед ребятами на стол.
Они стали так громко и дружно смеяться, что сидящие за соседними столиками посетители повернули головы в нашу сторону.
— Нет, я, правда, могу вас отблагодарить…
— Слушай, студент, не смеши народ – сказал Гриша – и послушай дальше. Завтра я выйду на работу, откорректирую график, согласую со всеми, обосную первоочерёдность поставки Пскову, (завод гибнет, план горит и т. д.) и если всё получится, вечером ты будешь об этом знать. Звони мне – вот возьми телефон. Но это касается только листа и полосы. Что касается «калибровки» — тебе надо пробивать на калибровочном заводе. Сейчас подумаем, что можем сделать мы…
Для того, чтобы легче думалось и для закрепления сложившихся дружеских отношений на столе неожиданно появилась бутылочка «столичной» и разговор был продолжен в самом доброжелательном и деловом русле.
— Ребята, вы и так мне очень помогли. Если бы сделать только эту часть работы и то была бы осуществлена почти половина всего.
— Есть такая мысль, — вдруг предложил Славик — сегодня на репетиции не было Женьки, а у него на калибровочном жена работает секретарём. Я ему вечером позвоню, может быть, он что-нибудь подскажет? Запиши и мой телефон и тоже позвони мне завтра вечерком.
В томительном в ожидании прошёл день.
И, хоть Гриша со Славиком меня и обнадёжили, — появилась светлая полоска во мраке – я всё равно ещё не мог окончательно поверить в успех этого дела, в это настоящее чудо света.
Я был словно в подвешенном состоянии, когда ничего не хочется делать (где там – готовиться к сессии), когда даже пища и та застревала в горле – просто не было аппетита.
Первому я позвонил Грише.
Он, похоже, ждал моего звонка и твёрдым, даже каким-то успокаивающим голосом сразу сообщил, что всё в полном порядке. График отгрузки он откорректировал, согласовал с высшим руководством и в ближайшие дни они будут «работать в том числе» и на Псков.
Первый вагон с листом всех типоразмеров будет отправлен уже послезавтра, а второй — с полосой, угловым и разным профилем — ещё через день. И как только это случится, он выдаст мне копии отгрузочных документов.
Мне хотелось прыгать от счастья, танцевать, петь и вообще сходить с ума. Кстати говоря, после разговора с Гришей, я был близок к последнему.
Немного успокоившись, я приготовился звонить Славику. Когда снимал трубку телефона – рука заметно дрожала. Славик ответил не сразу, и я уж подумал – «ну всё, на этом все радости кончаются».
Но я ошибся. Славик сообщил мне, что его друг Женя поговорил со своей женой, — секретаршей — и она будет ждать меня завтра с утра, в своей приёмной, на калибровочном заводе и выдаст мне разовый пропуск на территорию. Жену его звали Тамара.
Радости моей, казалось, не было предела. У меня сразу появился зверский аппетит, и я съел почти все свои запасы, после чего первый раз за всю командировку сел за учебники.
Сессия была не за горами.
Назавтра, едва сдерживая волнение, я предстал перед Тамарой и выложил ей на стол пару шоколадок и сувенирный псковский ключ.
Она немного засмущалась и, положив всё в стол, негромко, но твёрдо произнесла:
— Вот возьмите пропуск. С ним вы можете ходить по всей территории, но вам ведь надо в отдел сбыта? Лично я вам не советую решать ваш вопрос с начальником отдела сбыта. Вряд ли он вам поможет, — плохой человек. Я советую вам идти напрямую к изготовителю Азамату Айдаровичу – начальнику калибровочного цеха. Он мужик деловой и авторитетный и если вам удастся с ним договориться (тут она совсем незаметно подмигнула мне) считайте, что ваше дело сделано.
И я пошёл искать Азамата Айдаровича.
На душе у меня скребли кошки. Я не знал с чего начать и чем закончить наш, ещё не начавшийся разговор. Ноги, казалось, сами несли меня вперёд, в пугающую неизвестность к человеку, от которого сейчас зависела, думалось, вся моя жизнь.
И вот он – его цех – огромный скрежещущий грязно-серый монстр, где всё двигалось, крутилось, перемещалось, вращалось, свистело и гремело.
И все звуки, и все движения были подчинены одному хозяину – металлу. И от самого начала цеха, от бесформенной заготовки, до выхода готовой продукции: прутка или арматуры, всё было подчинено одному закону. Закону, установленному металлом.
Начальника в его кабинете не было.
Искать человека в огромном незнакомом цехе, — всё равно, что искать иголку в стоге сена, и я решил ждать.
Минут через десять в кабинет вошел солидный, уже не молодой, седоватый, невысокого роста башкир, и, я видел через стеклянную дверь, уселся за свой стол.
Это был он.
Набрав побольше воздуха в грудь и пользуясь тем, что он был пока один, я пошёл на штурм.
Я показал ему свои бумаги, договора, задолженности по «калибровке», а он сверил всё по своим графикам и журналам.
— Слушай, милый человек, — вдруг произнёс он тихим умоляющим голосом — ей богу мне сейчас не до тебя. Я понимаю, как тебе нужен этот металл. Сделаю, помогу тебе, обещаю. Пару вагонов отгрузить на Псков, да это мне – раз плюнуть! Но сейчас у меня – ни минуты нет времени, поверь. Ну, хочешь – приходи в другой раз – ещё поговорим, но не сейчас. Или вот что! Жди меня после работы у проходной, ровно в шесть. Да не обману, не бойся. Только ты ко мне сразу-то не подходи, а пройди сзади за мной метров триста. Понял? А то, мало ли что, сам понимаешь…
И вот – шесть вечера. Стою, жду напротив проходной. А вдруг я его не узнаю, ведь и видел-то – мельком. Народ выходит толпой, а в толпе трудно увидеть нужного человека.
И вот, когда я уже начал отчаиваться, и думать всякую чушь, появился Айдарович и сразу сделал мне знак головой: мол – пошли…
Я пошёл за ним, чувствуя облегчение на душе, на которую за последнее время свалилось столько мучений, волнений и беспокойства, что она сама как бы просила расслабления или успокоения…
Я шёл за моим спутником, отстав от него метров на двадцать, и не спускал с него напряжённого взгляда.
Айдарович неторопливо, но уверенно, шел впереди, ни разу не обернувшись, как будто знал, что я от него никуда не денусь. Он несколько раз сворачивал: то влево, то вправо, пересекал какие-то улочки, нырял в полутёмные арки домов, пока не оказался в небольшом уютном зелёном дворике, посреди которого было маленькое кафе под открытым небом.
— Вот здесь и поговорим, согласен? – произнёс он, когда я подошёл.
— Очень хорошо. Заодно и поедим: вы после работы, я тоже есть хочу.
— Ну, давай, тогда закажи нам хинкали, здесь очень вкусные хинкали – вот увидишь, — и он пошёл садиться за стол, расположенный в углу у резного барьера, а я к стойке делать заказ.
Я вернулся, неся в одной руке бутылку коньяка, в другой пару рюмок и, не дожидаясь пока принесут поесть, мы выпили по первой.
— Зачем ты купил коньяк? Можно было обойтись и водочкой.
— Что мы бедные? «Дайте нам пять каш по двадцать копеек», говаривала моя бабушка Авдотья.
— Ха-ха-ха… А сам-то откуда родом?
— Откуда и бабушка. Тверские мы, а вот теперь живём в Пскове.
И я стал рассказывать о себе, о своей работе, об учёбе по вечерам в музучилище и о предстоящей первой сессии в Питере, в ЛИСИ, которая была уже «на носу» и, которую уже, видимо, завалю…
Мы просидели и проговорили с ним до самой темноты. Незаметно для себя, выпили ещё одну бутылку коньяка и съели ещё по две порции хинкали, и под конец были такими друзьями, что водой нас уже точно было не разлить.
Когда мы поднялись уходить, Айдарович заметно качался и я, взяв его под руку, пошёл проводить его до дома, который был совсем рядом.
Доведя его до места, я стал благодарить его, а он меня…
И мы уже смутно соображали, а зачем собственно мы напились?
Но Айдарович, всё таки, вспомнил и своим заплетающимся языком, подкрепляя сказанное кривым указательным пальцем, произнёс:
— Всё…, Валерка…, Иди в свою гостиницу, сиди там… учи свои билеты… и-и-и… ни о чём не беспокойся…. Всё я тебе сделаю! Я тебе сказал…. Сделаю!
— Спасибо, отец родной…, но я тебе буду звонить…
— Звони…
Дальше всё пошло как по маслу.
На следующий день, вечером, позвонив Грише, я узнал, что на Псков отгружен вагон с листом.
А ещё через день был отгружен вагон с полосой, а ещё через день – вагон с профильным железом (уголок, швеллер, тавр, двутавр и т. д.)
И так же в течение недели выполнил своё обещание Айдарович, отгрузив два вагона с калибровкой (пруток, шестигранник, квадрат, арматура, проволока и т. д.)
Я, наконец-то, немного, вздохнул и получил возможность засесть за учебники, а, когда уставал, выделял себе время для ознакомления с Магнитогорском: ходил по кинотеатрам, музеям, посетил «гору Магнитную», где к своему удивлению, вместо горы обнаружил огромных размеров глубокий котлован, растянувшийся на десятки километров в длину и ширину.
Вечерами, а то, для верности, чтобы застать дома, ночами, звонил в Псков Потапову и докладывал, ошеломлённому и не верящему мне, начальнику отдела снабжения, об отправке очередного вагона…
— Валерий, ты мне правду говоришь или обманываешь?
— Да, правду, правду. У меня же документы на отправку все есть.
— А как же тебе удалось?
— Да, потом расскажу, когда приеду.
— Ты, вОт что…. У тебя командировка на месяц, ты раньше и не приезжай. Готовься к своей сессии и отдыхай, не торопись. Эти оставшиеся две недели дарю тебе за отлично сработанное дело.
— Спасибо, буду готовиться к сессии…
Уже с неделю я пребывал в каком-то полушоковом, почти не реальном, состоянии, с того момента, когда дружелюбный Гриша сообщил мне по телефону об отправке на Псков первого вагона с листом.
Я всё ещё не мог окончательно поверить в чудо свершившегося, и жил, как-то осторожно, дабы боясь нарушить благоприятный ход событий.
Я ещё четко помнил то мрачное настроение безнадёжности и уныния, которое сопровождало меня в первые дни пребывания в Магнитогорске.
Но что, же произошло? Почему фортуна вдруг повернулась ко мне лицом? Откуда свалилось это чудо?
— Ах, да-а… Песня! После того как я услышал её – всё изменилось…
И я отчётливо вспомнил, как возник вместе со звуком песни, какой-то обнадёживающий свет, зовущий к себе, туда наверх, на второй этаж.
Зовущий к ней, к песне, к моим спасителям, к добрым отзывчивым людям…
И я, почти физически, ощущал, что помогла мне — только песня.
Я тогда хорошо подготовился к сессии, хорошо её сдал и, приехав из Питера домой, в Псков, в положенный день вышел на завод, на работу.
В первый же день с утра ко мне, в конструкторское бюро, пришёл начальник отдела снабжения Потапов и, сияющий, стал поздравлять меня со сдачей сессии и с успешно выполненной командировкой в Магнитогорск.
— Ну, знаешь, дорогой, я всякое видел у наших работников снабжения. Были, конечно, чудеса, но такое чудо, чтобы пять вагонов выбить за одну неделю – это впервые! Знаешь, переходи ко мне в отдел. Сколько ты здесь получаешь?
— Сто двадцать.
— Я даю тебе вдвое больше. Каким образом? Это не твои проблемы…
— Мне надо подумать…
— Хорошо, думай, только не очень долго. А теперь колись, как же это у тебя так красиво всё получилось? Наверняка кто-то помог…. Помог?
— Да.
— И кто же этот помощник?
— Помощница…
— Что за помощница? Любовницу завёл?
— Песня…