Валентин Павлович
КРАСНОПЕВЦЕВ
(1933–2003)

родился 20 октября 1933 г. в городе Великие Луки в семье рабочего. С началом Великой Отечественной войны семья эвакуировалась в г. Красный Холм Калининской области, в Великие Луки возвратилась только в 1944 году. После окончания школы в 1951 году поступил в Ленинградский государственный университет на отделение журналистики филологического факультета, который окончил в 1956 году.
Его журналистская деятельность началась в качестве ответственного секретаря районной газеты «Октябрь» в городе Торопце Великолукской области. В мае 1957 г. переехал в Великие Луки, где работал литературным сотрудником отдела писем в редакции газеты «Великолукская правда». После упразднения Великолукской области переехал в октябре 1957 г. в город Псков, где и прожил до конца жизни. Работал в газете «Молодой ленинец» литературным сотрудником, заведующим отделом, ответственным секретарем. В 1964 г. утвержден заместителем ответственного секретаря редакции областной газеты «Псковская правда», с февраля 1969 г. работал редактором, старшим редактором Псковского отделения «Лениздата» – вплоть до его упразднения данного издательства в 1991 г. Работал корректором историко-краеведческого журнала «Псков». В течение более 20 лет он редактировал выпускаемые отделением книги, в том числе по краеведению. Через его руки прошло множество сборников, авторских работ, несколько книг серии «Города Псковской области», он же был одним из авторов коллективных трудов: «Достопримечательности Псковской области», «Псков. Очерки истории» (второе издание).
Путь в литературу начал как фельетонист, но основной импульс его творчества — служение русскому языку. Этой теме посвящено более 20 его книг, в том числе «Человек и его соседи на планете», «Золотое наследство: Рассказы о столицах мира», «Прутковиада», «Безвременье», «Варвары-берберы и загадочная Русь», «Поговорим по-русски», «Словечки от волка и овечки», «Двое». «Короли и хулиганы»  также «роман» о русской речи, об именах собственных, ставших нарицательными, «Одолженцы в нашем словаре» — об иностранных заимствованиях.
В 2000 году вышел сборник стихов Краснопевцева — «Безвременье». Смысл жизни его автора — в самопостижении, в способности к нравственному очищению: Поэтический цикл «Времена года» — о том, что человек проживает свою жизнь, с ее взлетами и падениями, как природа проходит свой цикл во временах года. Стихи продолжают мотивы русской классической поэзии, они проникнуты верой в то, «что добро всегда неизмеримо долговечнее зла». Одна из последних книг — «Двое» — состоит из прозы и поэзии, в нее (как и в «Калейдоскоп») включены коротенькие рассказы о жизни, любви и смерти, о приобретениях и потерях, о способности прощать.

Писатель Валерий Мухин в своей статье «Радужный человек» пишет: «Валентин Павлович Краснопевцев был очень скромным, простым и тихим человеком. Его всегда добродушная приятная улыбка располагала к общению, к разговору. Его мягкий, бархатный, спокойный голос как бы притягивал собеседника своей тонкой интонационной выразительностью. Речь у него была всегда правильная, неторопливая и вдумчивая. Особенно это было заметно, когда он выступал перед аудиторией читателей.
Он не мог говорить громко и мы – коллеги – ему часто напоминали: «погромче, погромче…». Но, удивительное дело, как только он начинал говорить – любая аудитория сразу смолкала и, казалось, старалась не пропустить ни одного слова из сказанного им. Сидела затаив дыхание.
И в этом была сокрыта какая-то тайна. И этой тайной владел наш маленький (он был не очень большого роста) и добрый волшебник Валентин Краснопевцев».

Валентин Павлович Краснопевцев ушел из жизни 8 августа 2003 года. Похоронен в городе Пскове на Орлецовском кладбище.

ИНТЕРНЕТ-СТРАНИЦЫ

Публикации на Псковском литературном портале

Война и мир

Библиопсков

Псковская ЦБС

Псковский
край

Великолукская Правда

КНИГИ

Человек дарует имя

«Радужный человек». Очерк поэта, прозаика, публициста Валерия Мухина о писателе Валентине Краснопевцеве

*  *  *
Долго пуля летела,
Кусочек свинца,
Кабы только задела –
Скосила отца.

Он сказал нам, прощаясь:
«Вот, родные сыны,
Эта пуля домчалась
С прошедшей войны…»

Пули те на излёте
Продолжают свистеть,
Бьют по бывшей пехоте,
Сеют раннюю смерть.

И рассветы лучисты,
И тих небосклон,
И, за давностью выстрелов,
Не поставишь заслон.

В ГОСПИТАЛЕ
У нянечки работы вдосталь,
И, благодарны за уход,
Ей раненые скажут попросту:
– Пускай мальчонка к нам зайдёт.

И станут ждать того свиданья,
Печенья запасая впрок.
…Несмело госпиталя здание
Переступаю я порог.

И кто-то, весь перебинтованный,
С трудом на койке привстаёт
И словом тихим и взволнованным
Настойчиво к себе зовёт.

И мне суёт он шоколадину,
И смотрит жалостно в упор.
И долго-долго после гладит он
Мальчишечьих волос вихор.

И гладит остренькие плечики,
И заклинает горячо,
Герой-солдат, войной иссечённый:
– Будь другом, приходи ещё!

В ЭВАКУАЦИИ

Памяти матери,
Александры Трофимовны

Край льняной, холстяная сторонка,
Что с тобой сотворила война?
Пригодилась ты, бабья сноровка:
Сноп обмёрзлого в полюшке льна
Приволочь, отрясти от ледышек,
Чтоб в дому наступило тепло,
Обогреть малолеток-детишек
Разгулявшейся вьюге назло.
Да не сноп, а несшитую блузку
Бросить в печку озяблую русскую…
Были в непогодь простоволосы –
Не в погоне за модой тогда:
Что ни день, задавала вопросы
Многоликая наша нужда.
Что сумели – всё делали сами,
И не надо учить было мать
Оскуделые хлебные граммы
От себя для детей отрывать.
Постигала любую науку –
Подновить, перешить, залатать.
Надо ж детям одёжку-обувку
Хоть к зиме где-нибудь огадать*!
И тревожны военные сводки,
И вконец прохудились исподки**…

* Огадать – приобрести (диал.).
** Исподки – детские варежки (диал.).

*  *  *
Война и тыл не обошла,
И были – как не быть! – потери,
И нету меры, чтоб измерить
Её жестокие дела.

В ней – безотцовщины начало
И половодья вдовьих слёз,
Она морила, разлучала
И сбрасывала под откос…

Так влага слабой струйкой льётся
Сквозь пропускное решето,
И где прорвётся, где прервётся –
Того не ведает никто.

ХЛЕБ
Вкус горелого сахара, сладковато-прогорклого,
Для мальчишек военной поры новым
лакомством ставшего, —
Как пролог той грозы, небывало жестокой и
                                                             долгой,
Как наследье бомбёжки путей и вокзала нашего.

Вкус льняного жмыха, которым – подумайте! –
                                                прежде скотину кормили,
И картофелины мороженой кругляши, что
                           пекли на спине мы буржуйки горячей.
Все без соли, понятно. А чай без чаинки единой,
                                     что мы крупною солью сластили.
Как же многое вдруг изменилось и стало с
                                                      войною иначе!
И шибающий в нос вкус свекольной ботвы, от
                                               которой мутило и рвало, —
Этот суп из воды и будыльев весною был
                                                      пищей обычной.
И волшебный поистине вкус – никогда не
                                                      поешь до отвала! –
Хлеба тонкой краюхи, в ту пору, увы,
                                                      экзотичной.

Шла пехота вперёд, напролом, и ползли
                                                      неуклюжие танки,
И строчил пулемёт, и гремел орудийный
                                                              набат.
Приближали победу простецкие с виду
                                                              буханки,
Что сегодня у нас в магазинах навалом на
                                                      полках лежат.

СНЫ ВЗРЫВАЮТСЯ
Сны взрываются, начинённые,
В дрожь бросают фугасные сны:
Над просторами опалёнными
Снова чёрное небо войны.

Небо страшное, глухо-беззвёздное.
И земля – не пух, а гранит.
И дыхание смерти морозное
Душу заново леденит.

Безымянной речушки излучина,
Изувеченные сады,
И опять пустота дремучая,
И опять: «Сестричка, воды-ы…»

В снах годами ничто не исправлено,
Ни полслова и ни запятой…
Поднимайся! Утри испарину –
Время день начинать трудовой.