“Сколько бы теперь не писали о нем, нам всем миром не собрать малой доли стремительного, яркого, разрываемого противоречиями образа. Скорее всего, не удастся даже последовательно выстроить биографию, разбросанную по всей стране”.
Светлана Молева

Игорь Николаевич
ГРИГОРЬЕВ

(17.8.1923, д.Ситовичи Порховского р-на Псковской обл.— 16.1.1996, Петербург)

родился в  деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. Великую Отечественную войну встретил в неполные восемнадцать лет. Руководил подпольщиками в родной Плюссе, командовал группой разведки в немецком тылу, партизанил в Струго-Красненском межрайонном подпольном центре, был бригадным разведчиком Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием комбрига Виктора Объедкова. Был четырежды тяжело ранен.
После войны работал промысловым охотником, геологом, строителем, в июне 1954 г. окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. Первые стихи И.Григорьева датируются 1940г., но публиковаться начал значительно позже.В 1956 в газете «Псковская правда» были опубликованы 3 стихотворения Григорьева. С этого времени поэзия стала его основной профессией. Печатался в журналах «Звезда» и «Нева», в газетах и сборниках, много занимался переводами эстонских, белорусских, латышских, азербайджанских поэтов.
К первой своей книге стихотворений «Родимые дали» (1960) шел долго и трудно, но затем поэтические книги Григорьева выходили одна за другой: «Зори да версты», «Листовой» (обе — 1962), «Сердце и меч» (1965), «Горькие яблоки» (1966),
В 1967 в жизни Григорьев произошел крутой поворот: он вернулся в Псков, где создал и возглавил Псковскую писательскую организацию. Работать приходилось в недоброжелательной обстановке. Его шантажировали тем, что он не соблюдает «правил соцреализма». «Мои собратья по перу не «поделили псковской славы»,— с горькой иронией говорил Григорьев. Да и подорванное здоровье снова дало знать о себе. В издательствах Москвы и Ленинграда продолжали выходить книги Григорьева: «Забота» (1970), «Не разлюблю» (1972), «Красуха» (1973), «Жажда» (1977), «Стезя» (1982), «Русский урок» (1991), «Кого люблю» (1994) и др. Две книги вышли уже посмертно: «Набат: Стихи о войне и Победе» — в Пскове, «Боль: Избранное» — в Санкт-Петербурге (обе — 1995).
Уйдя с руководящего поста, Григорьев фактически оставался вожаком псковских писателей. Его душевная щедрость не имела границ. В Пскове и после его смерти продолжают проводиться вечера, посвященные его поэзии. Главные темы поэзии Григорьев — Россия, родная земля с ее бескрайними просторами и беспредельными тяготами народной судьбы; любовь, давшая самое большое человеческое счастье — детей и внуков (им посвящен сб.-завещание «Крутая дорога: Стихи о судьбе и родине»); и война, опалившая юность, навек оставшаяся пулями под сердцем и неизбывной болью в самом сердце. «Лихое и страшное время — никогда не перестану думать о тебе!»; «И мне мерещится доныне / Ребенок, втоптанный в песок, / Забитый трупами лесок / Как Бог распят старик на тыне…» («Я помню огненную ночь»).
Со страниц стихотворений Григорьева о войне вспыхивает перед читателем «огонь, пляшущий в горящем хлебе», срубленные фашистами яблони, искромсанные свинцовым ливнем березы. Один за другим поднимаются навстречу огню русские ратоборцы (название одного из стихотворений Григорьева), чтобы заслонить собой Родину и победить.
Незадолго до смерти Григорьев подготовил сборник «Набат» с посвящением: «Тебе, отец мой… Георгиевский кавалер, ротный командир Первой мировой войны, и тебе, брат мой… разведчик-партизан Великой Отечественной, отдавший жизнь за скорбное Отечество наше, посвящаю выстраданный вами «Набат». Да будет вам пухом мать-сыра земля! Спите спокойно, я никогда не отрекусь от России!» Его поэзия своеобразна по языку и стилю, включающему в себя и современный, живой разговорный язык, и традиции устного народно-поэтического творчества, и русскую литературную классику. Григорьев принадлежал именно к той плеяде поэтов (А.Яшин, С.Викулов, Н.Рубцов и др.), которые задавались «строгим вопросом» — быть или не быть России? Трагически звучит в произведениях Григорьев тема «блудных сыновей», оставивших родную землю ради спокойствия и благополучия, страстны и проникновенны его признания в любви к «малой» родине, мучительны раздумья о ее судьбе (стихотворения «Россия», «Я в русской глухомани рос», «Перед Россией», «Горемаятная Родина», «От деревенщины моей», «Не шелохнется, не встрепенется», «Вечер», «Хутор», «Твой дом» и др.): «Нас в люди выводила Русь / По милости земли и неба; / Пусть хлеб ее был черным, пусть, / Но никогда он горьким не был!» Поэтому, как бы ни было временами тяжко («Заледенело сердце: / В ретивом перебои. / Любовью не согреться. / — Россия, что с тобою?»), возможно только одно: «Хорошо ли, худо ли, / А живым — надеяться». А это значит, по мнению поэта,— «работать, любить, верить». А иногда и «встав, напомнить: кто есть мы» («Горемычная Родина»).
Официальная критика не жаловала поэта. Глубокого и всестороннего анализа творчества мастера трагической лирики (в которой можно ощутить следы влияния не только С.Есенина, но и А.Блока) пока еще не было. Несколько кратких одобрительных отзывов опубликовали Л.Мартынов, А.Эльяшевич, В.Панова, В.Шошин. Григорьев оказал влияние на творческое становление С.Молевой, В.Голубева, А.Горелова — молодых поэтов, объединившихся вокруг Григорьев в 1970-е. Сын поэта, Г.И.Григорьев, писал о стихах отца: «В них истинная боль и крик вещей русской души! Кто из нынешних поэтов постиг в такой глубине истоки Русской земли? В его стихах сплав времен, их неразрывное единство… Его пронзительные строки будят уснувшие сердца не в пример всем возможным усыпляющим маршам» («Крутая дорога». С.4).
Поэзия Григорьев учит непримиримой борьбе со злом, доброму, бескорыстному отношению к людям; кровной привязанности к родному краю — «малой» родине; трепетному отношению и жалости к природе, ко всему сущему; способности противостоять бедам и переносить любые невзгоды.
Известность принесла ему книга «Листобой». О молодом поэте заговорили не только в Ленинграде, но и в Москве.
Игорь Григорьев — один из крупнейших псковских поэтов. Автор более 20 поэтических сборников. В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории Псковского края — война, восстановление разрушенного хозяйства, мирный сельский труд. В разные годы воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с полным правом считали себя его учениками. В их числе — Лев Маляков, Александр Гусев, Елена Родченкова, Елена Глибина и другие.

Вечер памяти Игоря Григорьева в Петербурге

Иеромонах Роман (Матюшин):
«Игорь Григорьев — прекрасный русский поэт, не покрививший душой и словом. Его поэзия — единение Правды, Сострадания, Боли. Его стихи всегда человечны и потому всегда чужды холодному рассудку и пустому сердцу. Он меня покорил тем, что, видя меня впервые, написал сразу: “От всей души, с любовью!”. Я просто не ожидал такой открытости и искренности. Этот человек не заботился о себе. Он шёл навстречу — рискуя быть непонятым, рискуя провалиться. Это — черта благородства. Только человек, не ожидающий, или держащий удар, мог такое себе позволить. Или же у него было чутьё, что этот человек ответит таким же чувством? Когда я находился у себя в скиту и мне передали, что его не стало, душу защемило. Я открыл его сборник и стал читать, как бы беседовать с ним. Как потерял родного человека! Немало уже терял, а такого щемящего чувства не знал..»

Станислав Золотцев, писатель, публицист, переводчик:
«…Близкими ему с юных лет, отданных битвам с иноземным фашистским нашествием, были те, кто, не страшась ничего — ни начальственного окрика, ни вражеской кары, ни даже смерти самой, готов был отдать и все свои силы, а если надо, то и жизнь — за землю русскую, за русский народ, во славу их или ради их достойного бытия… Так он творил свою поэзию».

Владислав Шошин, литературовед, историк:
«Казалось бы, война могла ожесточить, огрубить, навсегда задёрнуть серым пологом горьких воспоминаний весеннее синее небо. Но вчитайтесь снова в стихи Игоря Григорьева! Не у каждого поэта найдёте вы такой самозабвенный восторг, такую самоотдачу во власть вдохновения, такую радость жизни!»

Вера Панова, писатель:
«Кто бы мог подумать, что этот “кавалерист” на псковском коньке въедет в русскую поэзию!»

Аркадий Эльяшевич, литературный критик:
«Оригинальность творческого голоса поэта не подлежит сомнению. Взять хотя бы богатство его поэтического словаря… Он пишет на “языке отцов и дедов”. Читая стихи Игоря Григорьева, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой».

ГИПЕРССЫЛКИ

Сайт памяти Игоря Григорьева

Игорь Григорьев — литературный портрет

А я не верю, я не верю, что всё на свете всё равно

Горевой цветок России

И.Григорьев в книге «Псковский край в литературе»

Стихи И.Григорьева на сайте Стихи.ру

Об Игоре Григорьеве

Люди и книги

Страница И. Н. Григорьева на сайте Псковской научной библиотеки

Литературный Псков

Библиопсков

Группа «Псковский поэт Игорь Григорьев» на сайте ВКонтакте

БезФормата.ru

Вести Псков

Псковское отделение КПРФ

Об И.Григорьеве на сайте «Регион60»

Игорь Григорьев: «Я не мыслю себя
без России…» газета «Вечный зов»

НАБАТ

Обозы, обозы, обозы,
Такое – как в дни старины.
Искромсаны в щепки березы
Нещадной секирой войны.

И стынут в чаду буйноцвета
Мужи…Бобыли…Сыновья…
Не спето. Не спето. Не спето.
А в чащу веселое лето
Вселило для них соловья.

И кажется – тучные нивы
Рыдают над каждым: «Проснись!..»
А в селах – глухие разрывы
Да толом пропахшая высь.

Проклюнулась жердь у омета –
Разжилась наивной листвой,
А в поле частят пулеметы,
Свинец высевая густой.

И полдни черны и косматы,
И горького горше – дымы.
Отчизна, твои ль это хаты?
И, может, не русские мы?

Твоя ль это радость лесная?
Кладбищ вековечная грусть?
Вот этот, как рана сквозная,
Большак в заповедную Русь?

И эти понурые люди?..
Бедует набатная весть:
Никто, кроме нас, не рассудит –
Что будет? Что было? Что есть?

***

Я иду через покосы
Прямиком,
Я иду, простоволосый,
Далеко.

А вокруг меня давнишняя
Родня:
Бусы свешивает вишенник
С плетня.

У дороги дремлют вязы,
Вьётся хмель,
Над колодцем долговязый
Журавель.

Утро искры горстью мечет
На пруду…
Ничего, что мне далече, —
Я иду!

***

Что же ты не светел,
Огонек в окне?
Полно! Тужит ветер
Обо мне.

Что же ты не светел,
Нет на то причин:
Я на белом свете
Не один.

Заиграй на тыне,
Тропку освети:
Мне сюда отныне
Нет пути.

***

Немы и пусты;
Знобкие поляны.
Голые кусты
Зыбки и туманны.

Над плакун-травой,
Над водой и мхами —
В синьке ветровой
Звёзды ворохами.

Полночь без луны,
Путь мой без дороги.
И ничьей вины,
Никакой тревоги.

 ПОЭТЫ

Сергею Поликарпову

Мы воли и огня поводыри
С тревожными раскрытыми сердцами,
Всего лишь дети, ставшие отцами,
Всё ждущие — который век! — зари!

Сердца грозят глухонемой ночи,
За каждый лучик жизни в них — тревога,
И кровью запекаются до срока,
Как воинов подъятые мечи.

Взлелеявшие песню, не рабы —
Единственная из наград награда!
Нам надо всё и ничего не надо.
И так всегда. И нет иной судьбы.

Нас не унять ни дыбой, ни рублём,
Ни славой, ни цикуты царской чашей:
Курс — на зарю!
А смерть — бессмертье наше,
И не Поэт, кто покривит рулём.

Блудный сын

Была бесприютна погода —
Покров мокроснежил и дрог.
Так сталось уж: трудных три года
Я тут не ступал на порог.

Печального образа рыцарь
Каких только чуд не чудил.
В погоне за стервой жар-птицей
Ни песен, ни крыл не щадил.

По разным чужбинам шатался —
Скобарь, шантрапе ль побратим?
Измучился, Родине сдался.
И, пленный навек, победил.

Пред этим обиженным домом
Я плачу. Я снова рождён.
И пахнет знакомым — знакомым:
Позёмом да вешним дождём.

ВЕСНА

Ещё встаёт мороз на лапах длинных,
Но почкам — сроки:
Насторожились в стылых сердцевинах,
Теплеют соки.

Ещё хрустит стеклянная дорога,
Лаская сани,
Но холм дремучий — с солнечного бока-
Вздохнул в тумане.

Пока что небо не синее поля,
Лес однозвучен,
Но полны тихие ладони полдня
Теплом колючим.

И патриарх-сугроб у свахи-ели,
Души не пряча,
О ветреной зазнобушке-метели
Тихонько плачет

***

Поле молитву твердит наизусть,
В ней поднебесная грусть.
О Русь!

Солнце, и тучи, и ночи твои,
Травы, снега и ручьи —
Как соловьи.

Я их услышал, родившись едва,
Родины бедной слова:
«Буду жива!»

БОЛЬ

Светлый ангел, сестрица, скажите:
Догорит моя ночь хоть когда?
Длань на рану мою положите:
За окошком ни зги — темнота!

Горькой доли глоток — не бессмертья
Мне бы надо вкусить позарез!
Кроткий ангел, сестра милосердья,
Неужель я для смерти воскрес?

Неужель озноблённое сердце
Мне в заброшенной хате не греть?
Не избывшему крест одноверца,
О сгоревшей любви не гореть?

И, добыв -таки рифмы золОты,
Не валиться, счастливому, с ног?
Или верные други — заботы
На меня наложили зарок?

Неужели?.. Да выпеснишь разве
Все соблазны житейского дня.
Скорбный ангел, дарующий праздник,
Заругайте, засмейте меня!

Я согласен, согласен, согласен
Побрататься с тревогой любой,
Лишь бы не был мой голос безгласен!
Только б, жизнь, не разладить с тобой!

Чтобы петь на неистовом свете,
Разумея; бессменна страда.
Только б русскую душу на ветер
Не пустить — ни про что — в никуда!

***

Покойны жёлтые озёра,
Спокойны синие пески:
Они, как старость, без укора,
Они, как юность, без тоски.

Над ними льдела и кипела
И старина, и новизна,
А им до века мало дела —
Всё таже синь да желтизна.

Хоть друг, хоть ворог хлопни дверью —
Ни радостно, ни горевно…
А я не верю, я не верю,
Что всё на свете всё равно.