[spoiler effect=»slide» show=»Читать полностью»]

Федор и Агния, испугавшись, начали подстригать лоснящиеся, даже светящиеся особым белым блеском крылышки своей дочери. Виталии эти процедуры не нравились, у неё портилось настроение. Девочке казалось, что стрижка отнимает от неё столь ей необходимую, не видимую для всех, сущность, её сущность, что-то очень важное, принадлежащее только ей и никому больше. Но Виталия была послушной девочкой, она закрывала глаза, закусывала губы и Богом данные родители снова и снова, одержимые своей родительской любовью, состригали со спины такие неуместные перья.
Крылышки Виталии всегда были хорошо замаскированы оригинальными платьями, которые шила для своей дочки мама. Между тем, девочка росла. Люди стали замечать, что в их селе живёт какая-то непонятная девушка. Виталию не приметить было трудно. Она носила наряды с лёгкими шлейфами за спиной. Поверх платья со всевозможными премудростями девушка распускала свои длинные огненные волосы. Люди удивлялись, но не смеялись над приветливой и доброй Виталией, считая, что у юной красавицы свой вкус.
Виталия всегда была занята множеством занятий. Она читала книги, кормила кроликов, пропалывала грядки в огороде, а ещё, вместе с подружками, ходила в лес за ягодами. В лесу Виталия чувствовала себя особенно хорошо и где-нибудь на полянке вместе с другими девочками задирала голову к небу и разглядывала причудливой формы облака. В облаках девочки узнавали лошадок, коровок, собачек и даже чудовищ, которые могли превратиться и в кошку, и в козочку, а потом снова становились бесформенными белыми шатрами. Виталия видела, как из шатров выходили люди, такие же, как она, с крыльями, которые они не прятали, а, наоборот, расправляли и уплывали вдаль, медленно разглядывая землю. Они свободно парили и радостно улыбались Виталии. А у неё щемило что-то внутри, ей так хотелось в белую стаю небесных людей. Наступило время соблазнов.
Однажды утром, только проснувшись, Виталия услышала разговор отца с матерью о том, что надо подточить ножницы. Сразу стало ясно, что стрижки не миновать. Подумалось: как же так, ведь это её крылышки, как волосы, руки, сердце. Её и ничьи больше! Виталия с досады убежала в лес.
Выйдя на одну из своих любимых полянок с большим клёном, стоящим отдельно от елей и берёз, Виталия залезла на высокий пенёк и, глядя на вершину кудрявого дерева, начала медленно раздеваться. Первой на траву упала накидка, затем кофточка. Клён что-то прошелестел, но быстро смолк. Только ветерок всё продолжал интересоваться юбкой Виталии, которая, как и крылья за спиной, шевелилась. Крылья же от ветерка ещё больше распушились, увеличились в объёме и чем-то напоминали два больших веера. Сердце девушки особенно затрепетало. Развёв руки по сторонам, Виталия оттолкнулась ножками от своей опоры и вспорхнула вверх. Одна из веток клёна шлёпнула девушку по икрам. Крылья напряглись, Виталия не удержалась и упала на землю. С ободранными коленками и руками она долго ещё сидела в траве и улыбалась, не чувствуя боли. Слегка кружилась голова.
Родители, увидев поцарапанное тело дочери, бросились к ней с расспросами. Дочка честно призналась в чём тут дело. Фёдор и Агния не на шутку разволновались, градом покатились упрёки и наставления:
– Ты – человек, значит, должна ходить ногами, головой думать о том, как жить, чтобы не хуже людей. Твой горб за спиной – отклонение, уродство, которое надо прятать. Нельзя выделяться! Так делают все. Рождаются с шестью пальцами, хвостами или ещё с чем… Скрывают!
Пух и перья от ножниц летели по сторонам. Виталия долго горько-горько плакала.
На следующий день Виталия встала к завтраку с опухшими веками. Подавленная вчерашней вечерней стрижкой, она лишилась аппетита. Родители, переглядываясь между собой, старались обходиться с дочерью ласково, как будто ничего не произошло. Первой не выдержала мать:
– Доченька, Виточка, мы вот с папой говорили, может, тебя прооперировать – и кончатся все проблемы… Красавицей станешь несравненной.
– Я и так несравненная, как вы не можете понять? Я! Люблю! Люблю свои крылья! Жить без них не могу, — Виталия вскочила из-за стола.
Агния постаралась успокоить Виталию по-другому:
– Чудо ты в перьях! Ты посмотри на людей, они же не только тебя, они и нас засмеют… Где это видано – летать! Сигать через дома? Ты же не птица, а человек, тебе работать надо, а не о полётах думать.
– Мама, каждому Господь даёт что-то особенное. Или не даёт, тоже для чего-то. Мне – крылья, а дяде Петру – золотые руки. Он целыми днями вырезает деревянные кружева, украшая свой дом. Это дар!
– Доченька, а кто ж тебе мешает так трудиться? Работай, делай кружева…
– Мама, но я же не дядя Петя, а Виталия!
Фёдор долго молчал, а потом вставил своё:
– А вот Евгения, соседка, такие свитера вяжет – сказка. Молодец-женщина, сходила бы ты у неё мастерству поучиться.
– Ну, вот опять… Я же не бездельничаю, я помогаю вам, как умею, в меру своих учусь чему-то новому, но я не могу быть ни тётей Женей, ни тётей Клавой. Ну, каждому Господь даёт что-то своё, одно или несколько, как моему двоюродному брату Алёше. Он разбирается в технике. У Алеши, вообще, целый букет талантов. Он сочиняет песни, играет на гитаре, губной гармошке, он даже выходит на сцену, хотя и сутул. А, может, у него тоже… это, что у меня?
Виталия срывала с яблонь яблоки и укладывала их на соломку в ящики. Чтобы сорвать плоды с верхних веток, нужно было подставлять лестницу. Какая тупость! Если бы ей не остригали крылья, она бы летала, как пчёлка, и давно бы справилась со всей работой. Хотя разве будешь рвать яблоки, порхая, как мотылёк. Соседи бы тотчас заметили и, как говорит мама, она опозорила бы родителей. Нельзя быть не такой, как все. Несправедливо… Нельзя быть? Но я ведь всё равно другая, как бы это моим родителям ни было неловко. Такой уж родилась… И почему крылья – наказание? Уж так обкорнали, так…
Вчера вот подружки рассказали, как из-за Софьи Авеевой парни подрались. Улица на улицу шла, ведь Софья такая красивая. А из-за меня драться не будут… Горбуша! Так думала Виталия, собирая яблоки, и чувствовала, как колотятся за спиной крылышки. Полезли, родимые. Может, и правда сделать операцию? Но ведь как хорошо летать высоко-высоко и видеть всё, что хочешь.
Со временем, впрочем, Виталия начала смиряться с тем, что родители усиленно за ней приглядывали и постоянно теребили и скребли её спину, чтобы ни-ни. Виталия только смотрела иногда в небо и махала облакам руками, мысленно разговаривала с крылатыми созданиями, которые прятались в белоснежных далях и радовалась за тех, кому подвластна высота. Она старалась жить так, как хотелось её родителям. Её совсем не хотелось огорчать их – трудолюбивых, простых и добрых людей.
В срок Виталию выдали замуж. Муж был человеком без высоких запросов. Он радовался просто тому, что живёт, любит Виталию, как может, и искренне ликовал, когда молодая супруга подарила ему сына. Виталия в материнских заботах всё реже обращала внимание на облака. Что чувствовала её душа в постоянных стирке, суете и готовке еды никого не интересовало, и в первую очередь, саму Виталию. Главное – щи на столе да накрахмаленная постель. Только очень редко ей хотелось плакать, когда она полоскала бельё на речке и видела голубые корабли облаков, они величественно уплывали вдаль и тонули в воде, как мыльная пена.
Тогда Виталия тосковала. Ведь она жила так, как этого хотели другие. Она помогала мужу исполнять ту работу, которая нравилась ему. Она угождала сыну и родителям. Она исполняла чужие мечты. Она угождала даже глупым соседям, у которых были длинные носы и уши. По небу плыли мраморные тучи, готовые в любую минуту обрушиться на землю лавиной дождя. Но белые птицы Виталии прятались за гранитными стенами серых зáмков, чтобы не попасть под мраморный дождь.
Однажды тоска оказалась долгой. Все замечали, что Виталия стала молчать и чахнуть. Родители особенно усердно стали помогать своей дочке по хозяйству, ведь у Виталии родилось ещё три их внучки. Фёдор и Агния радовались маленьким, вели себя с дочкой и зятем ласково, но ничто, казалось, не могло помешать им выщипывать перья на спине Виталии в обычное для этого время. Святая обязанность выполнялась строго и неукоснительно. Этих соприкосновений теперь Виталия боялась больше всего и после очередной стрижки чувствовала себя совершенно опустошённой.
А однажды и муж заявил: «У тебя шершавая спина!». И ушёл к другой. Виталия не знала, как ко всему этому относиться, ей было очень горько, но отчего-то и немного радостно. Ведь, когда она вышла замуж, крылья её подрезали под самые корешки и постоянно выщипывали пеньки перьев. Теперь же, пока родители пребывали в недоумении от поступка зятя, крылья снова начали набирать силу. Однажды в предощущении чего-то Виталия подошла к зеркалу и, сбросив одежду, повернула к стеклу трюмо спину. И там она увидела… Да! Увидела, что у лопаток снова что-то пробивается. И это были её крылья! Теперь уж Виталия их никому не отдаст. Если раньше она маскировала крылья от людей вообще, то теперь она будет прятать их и от родителей. Боже, как долго она старалась быть похожей на всех!
Семейную драму Виталии родители и знакомые переживали недолго. Через два месяца муженёк уже стоял на крыльце коттеджа своего семейства, и вся родня радостно приняла блудного в свои объятия. Не обошлось и без традиционной пропесочки. Тёща не преминула прочитать зятьку жаркую нотацию. И никто – НИКТО – не спросил у Виты, а желает ли её сердечко впустить назад упавшую в землю каплю крови. Виталия только горько улыбалась, она чувствовала на спине холодный пот, молодые побеги крылышек прилипли к телу. Довольные её молчанием, родители пощипывали зятя уже совсем благодушно: «Семья вместе, как говорится, и душа на месте». «Точно, — думала Виталия, — душа на месте, совершенно на месте. Без движения».
Виталия приняла решение. Дети должны быть с отцом. Пусть остаётся кормилец при семье, но мужним рукам нечего колоться об «шершавую спину» жены. Возвращенцу была выделена в коттедже отдельная комната. Вечерами Виталия начала открывать окно своей спальни и смотреть на небо, на облака. Она разглядывала всю эту красоту и душа её тихо пела.

Тучки синие, тучки белые,
Златы братики, сёстры милые,
Время минется, жду и верю я,
Что мы встретимся, белокрылые.
Высота – мир птиц, что-то грустно мне,
Но душе – парить! Где-то чувственно
На окне давно зажжена свеча.
Пусть горит звезда в небесах ничья.
Сбросил свой наряд сад без шороха.
Оглянусь назад, любо-дорого:
Алы яблоки на земле в саду,
Вот сорву звезду и назад приду.
1999

[/spoiler]