* * *
В пути прохожий встретился с чумой,
И завязался разговор дорожный:
«Куда путь держишь?» — «В город твой родной.
Забрать пять тысяч. Сам будь осторожней».
…Коротко ль, долго ль, встретились опять:
«Ты что: косы не рассчитала взмаха?» —
«Э, нет, дружок, моих там ровно пять,
Все остальные …умерли от страха».
* * *
Коль притче евангельской следовать строго,
Слепец, всё же, в Господе видел врача,
Пускай даже вера была горяча;
Но кто б мог подумать, что, пыль, взяв с дороги,
В неё поплевав, и, подобием мази,
Пустые глазницы помазав перстом,
Господь всё вниманье направит на то,
Что очи буквально очищены … грязью.
Потом будут Лазарь, Голгофа, Фома, —
Откуда бы душам слепым больше браться?! –
Но, ищущих свет, сосчитаешь по пальцам,
А, выбравших тьму, к сожалению … тьма.
* * *
Я не могу без слёз читать об Ольге,
Переменившей облик всей Руси,
Чей образ был принижен и оболган;
И я дерзну прощения просить
За то, что Русь советская и царская,
Убитая бездарностью вождей,
Их грудь нещадно увешала цацками,
Порой креста не находя на ней.
И, зная цену «царской профпригодности»,
Надеждой осенясь, смотрю вперёд,
Туда, где, утомясь от безысходности,
Народ другую Ольгу призовёт.
* * *
Зима с рассвета в кузнице своей
Из солнца лила золотые слитки –
Я так просился в подмастерье к ней,
Ан, не взяла…, чтоб не повлечь убытки. |
* * *
Я в День Победы не скрываю слёз;
В сей год они и горше, и обильней:
Неужто и мой дядя жизнь унёс
В Курляндскую кромешную давильню,
Чтобы министр, не служивший дня,
Парад Победы принимал бы сидя,
Лишь потому, что чей-то там родня. –
И, этот срам и униженье видя,
Я громко возмущаюсь… втихаря,
А от трясенья воздуха нет следа.
…Народы ране предали царя,
Теперь – царьки народную победу…
* * *
Мне кажется, в нас склонность ко греху
От ложно понимаемой морали,
Что нашу грязь, коросту, шелуху
Господь отчистит сам. Едва ли?!
Да, Он, конечно, любит равно всех,
Но низводить Его до роли служки,
Простите, может, самый страшный грех. –
Вот если сам над каждой конопушкой
Я попотею, потрясусь, повою,
И ногти с кровью с пальцев оторву, –
Надеюсь, Он решит: я что-то стою –
И кротко преклонит свою главу…
* * *
Распечатали август, где все на таинственной грани:
Лист, до срока упавший и яблоки к Спасу в парше,
И грустят под дождем, словно ватные хлопья, герани,
И сердечный роман будто списан со старых клише.
Откупорили месяц, где росы, как вдовии слезы,
Где туманы, как морок, и сизое пламя их жжет,
И бессонною ночью смотрю, как седеют березы,
И над памятью прошлой я вволю наплачусь, ужо.
И не первый ведь август, а все не распробован мною,
Не распознан букет, и не ясно откуда в нем хмель, –
И на новую встречу пойду той же старой тропою –
Так навязла в зубах глупо прожитых лет карамель |