ТАСАЛОВ
Артём Владимирович

Родился в 1957 г. в г. Москве. В 1976 г. поступил на естественно-географический факультет Псковского педагогического института. Окончил институт в 1982 г. С 1988 по 1996 — работал на восстановлении храмов г. Пскова. В 1994 г. опубликовал учебное пособие «Учителю о Православии».
В 1999—2003 — главный специалист администрации Псковской области по связям с религиозными организациями.
Поэт. Член Союза писателей России.  Соавтор и соредактор издательского проекта «Псковский литературно-художественный журнал».
Изданы 2 книги стихотворений: «Живая Земля» (2004), «Улица Сна» (2010).

Нашу литературу ныне охватил натурализм. В голодные и смутные времена люди больше думают о низких, близких курицах, чем о дальних призрачных журавлях. И кто осудит куриные души и страсти?
Смутное Время — это когда плоть побеждает дух.
Но наш поэт летит вместе с журавлями в бездонные дали, а там поэта ждет хладная и равнодушная Вселенная.
Артём Тасалов — а я давно слежу за его творчеством — начал с космического символизма, а пришел к духовной, православной поэзии.
Быть может, его поэзии иногда не хватает земных деталей, земной пыли, но зато в его поэзии слышен плеск журавлиных, а, может быть, иногда и ангельских крыл…

Тимур Зульфикаров,
член СП России, поэт, прозаик, драматург.

«Плоть, реальность в стихотворениях Артема Тасалова никогда не отделяется от себя самой, ощущаемой, угасающей, прощающейся, но еще живой. Она не есть символ нездешнего, но скорее — обещание иной встречи. В этой ипостаси — стиль, близкий символистам, парадоксально превращается почти в свою противоположность — не реальность, как символ Нездешнего, но — присутствие Нездешнего, как обретение вещами своей истинной природы и смысла. Это подобно вкусу прощального поцелуя в виду ожидающего поезда, или ощущению позднего осеннего моросящего и уже зябкого дождя…»

Владимир Антропов
Поэт.

ИНТЕРНЕТ-
СТРАНИЦЫ

Журнал «Самиздат»

Сетевая словестность

Лавка языков

Livejournal

Книжная полка

На Псковском литературном портале

Весенний снег

Благодарю за этот снег,
За этот редкий, запоздалый…
Воздушный поцелуй вослед
Бредущей вдаль душе усталой.

За этот редкий, запоздалый,
Как сон из детства наяву…
Как лебедь раненный, усталый
В реке сознания плыву.

Воздушный поцелуй вослед, —
Последнее прости надежде…
Я остаюсь на склоне лет
Своей судьбы таким, как прежде.

Бредущей вдаль душе усталой
Уже не нужен этот стих,
Как этот редкий, запоздалый,
Последний снег стихов моих.

Не путь поэта

В коридоре, в туннеле, в трубе,
На тромбоне, свирели, губе
Я иду, я играю, пою,
Безысходность вдыхаю и пью,
Выдыхаю весёлую грусть,
За любое безумье берусь.
Оторвало все руки и ноги,
Приведеньем струюсь по дороге.
И почто этот мне коридор,
Поворот и дурацкий повтор?
Ну-тка вылечу дымом в трубу,
Поимею судьбу и табу.
Там такая небесная синь!
Мой товарищ по песне, прикинь.
И одна только музыка сфер
Оправдает аферу афер —
Пренебречь своим лакомым «я»
На безбрежном пиру бытия.

Новый год

По чорной набережной вдоль
Реки Великой в ночь пространства
Идет семья полюбоваться
Китайским фейерверком что ль.

У младшего глаза горят,
Он знает радость воплощенья.
Серьёзен старший, ибо ад
Предстал и сделал предложенье.

Жена танцует на ходу,
Умеют женщины смеяться,
Когда мужчины в пустоту
Пути как в зеркало глядятся.

Вот это радость — «новый год»…
Господь, дай силы засмеяться!
И мне растягивают рот
В улыбку ангельские пальцы.

***

Всю жизнь я учился у сна
Я сон золотого руна
Я лик на волне изумрудной
Я сень для пилы многотрудной
Я пони того самурая
Я вился под сакурой рая
Я воль молодая луна
Багряное лезвие сна

Живая земля. Видение

Сердечная ось наклонилась почти незаметно,
Достаточно, чтобы услышать подземные гулы,
Запела глубокая кровь, на бегу остывая,
Проснулась огромная полная память живая.
Оранжевых молний метались стопалые руки,
Дробились алмазы, сияя мильонами граней,
Упрямые горы взбирались все выше и выше,
Земля скрежетала зубами от боли жестокой,
И грозные схватки ее сотрясали веками,

Пока не проснулось зеленое тонкое пламя,
Зажгло океаны, объяло дрожащую сушу,
И вечные звезды впервые тогда потускнели
В лазоревом свете Земли, осиянной дыханьем.
Божественный веер взмахнул золотым опереньем,
Грохочущий ветер расправил гигантские плечи,
Помпеевый пепел засеял высокое небо,
И первый подснежник в сиреневой тьме задохнулся,

Тогда расцвело и сверкнуло свистящее око
В жемчужной броне беспощадного тираннозавра,
Промчалось галопом китов перепуганных стадо
И бросилось в море, где их настигали касатки
И рвали на части лиловые губы коровьи.
Тяжелые птицы с трудом от земли оторвались,
Грохочущий ветер взметнул их под самые тучи,
Звезда закатилась и долгое лунное эхо
Брело, спотыкаясь о длинные крылья бакланов,

И стало так тихо, что первое Слово исчезло,
Закрыв навсегда за собой потаенные двери,
Печальные звери смотрели в безмолвное небо
И рты округляли, безумной луне подражая,
Но мудрые рыбы давно говорить разучились.
Сердечная ось наклонилась почти незаметно,
Достаточно, чтобы уже ничего не услышать,
Оглохшая кровь понеслась, на бегу горячея,
И стала базальтом огромная мертвая память.

Видение бомжа в снегопаде

В косых лучах таинственного света…
Е. Шешолин

В косых лучах таинственного света
Шёл пьяный бомж, похожий на меня, —
Живая тень, живой фантом поэта
В ретроспективе гаснущего дня.

И снегопад живописал в закате
Судьбу души, отчаянной давно.
Переплетались тени трех распятий,
Причудливо ложась на полотно.

Покрытый плащаницей снегопада
Растаял город в сумерках времён.
И пьяный бомж, как обыватель ада,
Смотрел вокруг, обозревая сон.

Пустыня необъятная и пламя
Заката — мёртвое, как памятник, стоит.
И мёртвая давно пустая память
Загробно и безжалостно молчит.

За горло ухватив бутылку водки,
Как ядовитую, но верную змею,
Он выдавил мычание из глотки,
И запрокинул голову свою.

Он зелье пил змеиное, как воду;
Он видел всё, он ведал всё, он был
Никем, ничем, он просто был. Без роду,
Без племени, без имени, без крыл.

Я сделал шаг, и сумерки сгустились,
Зажглись огни бессмысленного сна,
Забегали вокруг, засуетились,
И вспыхнула, как лампочка, луна.

Я сделал шаг, другой, припоминая
Кто я такой и как меня зовут.
О, как сладка ещё тщета земная!
О как ещё огни её влекут!