Архив рубрики: Стихи и проза

Авторские произведения и их обсуждения. (Просьба к авторам размещать каждое произведение отдельной публикацией, для удобства их обсуждения).

Псковская литературная среда. Поэзия. Даниил Маринов

Добавить комментарий

Даниил Маринов

Маринов Даниил Александрович — студент третьего курса Псковского государственного университета, направление: журналистика. Подрабатывает внештатным журналистом, пишет стихи и прозу, лауреат конкурсов «Чернильница» и «Первая строка».

Конюхиада

А кто бы знал, что глубина сознанья,
Рисующая мир глазам и чувствам,
Что создает блаженства и страданья,
Создаст от жизни пепельные гурты.

И эти гурты, опоясав волю,
Измазав сажей высоту красот,
Нам издают преград ряды на поле,
На поле легких и воздушных нот.

Одним из тысячи в летящей быстроте,
Сменяющей десятки поколений.
Родился злой пример в божественной игре.
Чтобы поддерживать баланс материй.

Доспехами облатанный сиял,
И в черных рукавах ранений:
Истлел безликим образом запал.
В глухие гущи полевых растений.

***

Но полно говорить о том, что после.
Ведь нам до этого ещё дожить,
Давайте лодочные вскинем вёсла,
Нам путь укажет благостная нить!

I

Начать пристойно с громкой единицы,
Хотя и скучен как казалось персонаж,
Родился в нем цветок певучей птицы,
Но всё испортил гадкий эпатаж.

В его руках стреляют пальцы в нити,
Что издают протяжно-гулкий стон.
И он, лишь словоблудством на граните
Искусства и наук, построил песен звон.

В десницах лютня, задан слог в речах,
Он перебранный и лукавый слог.
Его одежды — желтый цвет в очах!
А волосы — огнем горящий стог!

Ухмылка осеняет лик причуды,
Теперь он шут — дорога в пустоту.
Он в голове рождает шуток груды.
И груды эти отдает пруду.

А в том пруду, живых обетованье,
Они всё это слышат и скрипят,
Своим простецким грубым поруганьем,
А шут всё дальше, юмор в полымя.

– Слетай колпак! Пляшите ноги разом!
Играй рука бесовскую гурьбу!
Танцуйте люди, да помрите сразу!
Все отдохнем на дьявольском пиру! –

С таким распевом пляска на рассвете,
Будила враз, заснувших в деревнях.
И польку буйну, словно дикий ветер,
Танцуют жертвы, позабыв себя.

И много было громких заявлений,
И много разноплановых угроз,
Но песнодел плевал в людски затеи,
И продолжал свой шутовской разнос.

Рифмует он обычность предложений
И каждое воспето им под ритм.
Послушав это — ожидай мигрени,
Вот истый демон слуховых перин!

Однако можно умалить безумье,
Для этого не надо долгих слов.
Вы назовите имя без изюмен.
И чёрт замолкнет немостью волов.

Но в этом вся загвоздка и зарыта —
Названье скрыто шторами времен.
Скажу вам тайны сущность по секрету,
Зовут несчастье Вакхаларион.

За неимением моей подсказки,
Придумал королек другой подход:
«Раз руки у шута с игрой в завязке —
Отправим шею на ужасный эшафот».

И получилось так: в порыве песнопенья,
Глухой палач застиг шута в миру,
И взмахом топорова оперенья,
Прервал похабно-мерзкую игру.

Но наш бесенок был не прост строеньем,
Он обогнул летящую беду
Невероятно гибким станом уклоненья,
Певец избегнул скору смерть свою.

Однако не уныл топор от неудачи,
Ударам следует разящий древопас,
Пришел второй замах в бедро стремящий,
И гибкий стан певца уже не спас.

Открылись внутренние вещи свету,
И кровь поцеловала землю в миг,
На части две распалось красной лентой
Тело, а губы исказил гремячий крик.

Но быстро боль и ужас уметнулись
С лица трагичного, вернулась смеха пьянь.
И на руки вставая между улиц,
Шут побежал пугать собой мирян.

Уж не разбудит нынче на рассвете,
Не пляшут ноги с головой в разлад.
И только сказки в стихотворье эти,
О глупостях заброшенных твердят.

II

О первом вы услышали, теперь
Пройдемте дальше, чтец немногогласный,
Я расскажу вам повести своей
Отрывок преступленьем страшный.

Его участник, что есть главное лицо,
Огромнее в физических началах.
Жестокое и злое полотно,
Его деяний в жизненных анналах.

Он страшен даже мне — ужасно огорченье,
Наполнено жестокостью и бредом.
Его сравню я с гадким ухищреньем,
Природной мудрости над глупым человеком.

Он беспристрастный клин, одернутый в доспехи.
В руке его кровава булава,
Навершие из лиц, их выраженья — вехи.
Их выраженья основные завсегда:

Там вы найдете радость и печаль,
В металле отражённый ликом страх,
Злость, интерес и омерзенье невзначай,
Запрятались в железе, на устах.

Ковалось смертоносное оружье,
Из сотен человеческих смертей.
В аду отлавливая алчущие души,
Для убиения живых людей.

Чело блистало шлемом из металла,
И шелом в форме двух рогов сиял.
И очи призакрыты тканью алой,
Чтобы не видеть смерти карнавал.

Но то, что было до кровавой песни,
Даёт определение всему.
Вернёмся на десяток лет и взвесим,
Поступков человечьих кутерьму:

Его прозвал я рыцарем Невзгоды.
На деле был он конюхом простым,
Именовался Сфэгом. От погоды –
Враз, как-то заурядностью простыл.

Ему не мнили судьбоносного решенья,
Не ожидали подвигов и славы.
Он сам смирился без пренебреженья
Судьбе, и снял с себя мечтательные лавры.

Но резко так, обыкновенной ночью,
В простецкой жизни конного слуги,
Явился демон, и веселья строчку
Засунул в быт всемирности игры.

Внезапно подскочил с кровати конюх,
Его лицо сияло красками войны.
В ту ночь ему напел Вальгаллы отклик,
Наш первый претендент, служивый Сатаны.

И в тот же час, ковал в подземном царстве,
Отродьево оружье — страшну булаву.
Немой Гефест, при дьявольском управстве,
Скуёт и то, на что наложено табу.

И вверили в ладони бедняка
Бич гневности ужасный существом.
И руки Сфэга жаждали огня,
А разум запылал неверным очагом.

От первой жертвы — лишь пятно кроваво,
Сфэг доброго коня зари лишил.
Немалый сердца уголёк покрылся прахом.
Конь отразил живой печали мир.

Тут пошатнулась вера в правость дела,
Вдруг осознал поступок бледный Сфэг.
Но снова дьявольская воля спела –
Одела очи занавесой нег.

Деяний страх вдруг обратился в честность,
Уплыли чувства веры в черну глубь.
И перекинув булаву за плечи
Поплёлся конюх в горестную студь.

III

Под занавесью колющих морозов,
За плетью вод из ледяных узоров,
Летит навстречу зимнему простору,
Целуя ветры и вселив раздоры,

В природную гармонию драккар.
Вонзает парус, рассекая небо,
И рвётся ввысь из оковавшей сферы
Воды и снастей, превращаясь в пар.

На сей мираж, облокотившись страшно
Об каменный уступ чернеющего кряжа,
Смотрел сквозь дымку льноволосый воин,
И уповал без дрожи на холодну волю.

Но голос разума в его душе пугливо,
Отводит бедного от края, от обрыва.
И остаётся только грохот льдины,
Нарушившей земной покой.

И обступая ледяной покрой,
Стремится сильной правою рукой
Прикрыть глаза и осмотреть раздолье,
Что кроёт горными расчёсами нагорье:

***

Острейшими пиками шпорили небо,
Тринадцать уступов скалистого плева.
От белого марева резало глаз,
На фоне его ковылял тарантас.

Прищурившись так, что уж не было мочи,
Стараясь увидеть кто держит поводья,
Льновласый заметил горбатого деда;
Тот в рясу монаха и шляпу одетый.

Чрез время, скрипя по замерзшей дороге,
Тащила кобыла уставшие ноги,
За ней волочилась тележка с монахом,
Тот, встав, поклонился, и начал похабно:

– Послушай-ка мальчик, а чьи это земли? –
И воин, смутившись, ответил: «мои»,
– А город, крестьянки, вино и постели?
– То дальше, полдня по дороге пройти,

Там будет распутье и сломанный знак,
Ливенцы достигнешь, направо свернувши,
И правит ей честный наместник, поляк,
Что путников любит пред трапезой слушать.

Монах улыбнувшись, похлопал козлы,
Без слов приглашая проехаться вместе.
Но воин стоял, и не двинулся с места.
Старик не предвидел такой немоты:

– Указам твоим не отыщешь цены,
А плата монаха – монашеский сан.
Карманы твои хоть и будут пусты,
Советом своим благодарность отдам,

Блаженство сие обретает конец,
И спину целует ночная метель.
За мной поспешает кровавый делец,
Живых отправляя в свою колыбель.

И честь обязует схватиться за меч,
Однако предвидел я лик убиенный:
Как лён распадался косой с твоих плеч,
А руки безжизненно обняли землю.

Поедем же, сын, отпусти эти долы,
Почувствуй свободу и рясу накинь.
Очисть свою душу смирением добрым,
Почувствуй, как в ней расцветает полынь.

Шалфеевый отблеск хрустального неба,
Тебя позовёт блеском Солнца на юг.
И ветры взлелеют златые посевы,
И радостью рек испарится испуг.

Ульётся лиловыми ливнями лето,
Оставив витражную грязь на лице.
И храм твой откроется влажным рассветом,
Любовь воскресая в отважном юнце.

И свет слов монаха достиг мыслей воина,
Но буйной души не удастся отвлечь.
Упрямая честь обязала покорно,
Покорно и глупо схватиться за меч.

IV

Пред чёрным закатом явилась беда,
В стальных балахонах, идущая равно.
В руках сбитой твари горит булава,
И лик призакрыла повязка багряна.

Льновласый ещё раз взглянул на уступы,
Свой дом не отдаст его сердце никак.
Пусть лучше ложатся на тело разрубы,
Внушают пусть гордость, и думает всяк:

«Вот это был рыцарь, защитник отчизны,
Его не сломали, ни холод, ни страх,
Он меч свой, подняв, превращается в прах,
Сам, каменным гробом заткнул укоризны»

А холод вновь рыщет вопящей метелью,
Срывает горящие искры из глаз.
Несутся потоки, взрываются ветви,
Удар за ударом – клинка перифраз.

Вонзается в тело, ломая доспехи,
Целует железо горящую плоть,
И ветры, и ветры лелеют посевы,
Главой льноволосой стремятся вдохнуть.

Удар за ударом. Доспешный отходит,
Его всё лобзает взыскательный меч,
А в юноше только горит средоточье:
Жестокость и гордость, отвага и честь.

Дымящийся снег на ногах – тихий шорох,
Лишь звоном клинка отражается стон.
В глазах человечьих надежды опора
Взвивается в небо, он выстоял, Он!

И слишком отвлёкся умом в миг победы,
Беда появилась, неслышна ему,
И шут полубокий, руками своими,
Под ногу подставил льновласому сук.

***

– Серебристою иглою, шьёт и шьёт мою судьбу,
Необхоженной тропою, по потёмкам я бреду.
Видит солнце из окраин лазуритового дна:
Я один его встречаю, у раскрытого окна.

Как ларцовыми дворцами, стелется чужая жизнь:
Я смотрел из-за окраин, не боясь свалиться вниз.
Вот уж древо ногу держит, подтолкнул меня буран,
Я слетаю с этих стержней, в межпространственный вигвам.

Дайте мне рассветных далей, дайте доброго коня,
Ну а впрочем, не пристало, мне достаточно сполна.

***

И на сим, взорвав сугробы,
Падал бедный льноволос,
Скальной бледностью покоев,
Будет юноше погост.

Игорь Смолькин (Изборцев). Не плачь, душа моя! На смерть В.Я. Курбатова

Не плачь, душа моя!

На смерть В.Я. Курбатова

Еще утром шел снег, а к полудню прояснело, установилась ясная морозная погода. Наступил десятый день весны, но февраль вернулся и накрыл белым снежным саваном Псков и его окрестности. Орлецовский погост утонул в сугробах и если бы снег не расчистили, траурной процессии пришлось бы ох как непросто добираться до нужного места…
Россия провожала в последний путь своего верного сына, свою гордость, великого мастера слова – Валентина Яковлевича Курбатова. Это ему, выросшему на Урале, беззаветно любившему русскую зиму, природа подарила настоящий зимний полдень – последний полдень под высоким небом Отечества.
«Я завидую вашему снегу, – писал он Леонарду Дмитриевичу Постникову. – У нас все дождь и слякоть, за которыми не видно приближения Нового года. Мама у меня в Пскове полгода пожила – нет, говорит, не могу больше, давай в Чусовой. Уехала, звонит довольная: снегу по колено!»
По заснеженной аллейке, задевая отсыпанные по бокам снежные гребни, идет траурная процессия. Впереди плывет крест – настоящий, дубовый, чтобы хотя это – не крест, а материал! – не прозвучало фальшивой нотой в финале оратории жизни Писателя.
Плывет над землей обдуваемый снежной пылью крест, пока еще земной, но уже превращающийся в Крест бесконечный, сотканный когда-то прежде из мыслей и слов…
Крест, который есть не только неудобоносимая ноша, но и награда: от него было даровано Валентину Курбатову тяжелое, но счастливое детство: «Жил… – вспоминал он, – при постоянно теплящейся в углу лампадке. Читать учился по церковной Псалтыри и Часослову».
И это осталось с ним от тех детских лет до последнего его дня: и чтение Псалтыри в Троицком соборе, когда в шестидесятые приехал в Псков, и те же чтения в городских храмах в двухтысячные, и последняя для него Псалтырь, чтомая над его телом восьмого-девятого марта 2021 года…
За крестом несут подушечку с главными наградами его земной жизни: знаками лауреата Государственной и Патриаршей премий, Орденом Дружбы, медалью Пушкина…
Впрочем, многое ли уместится на одну подушечку? Орденов и медалей у Курбатова было не счесть. По заслугам! Он с юности спешил жить, делал это стремительно, не жалея силы, не экономя энергию сердца! «Душа летела, гнала ненасытная юность, — писал он. — Бедные дети столичных окраин и малых городов, мы думали взять культуру штурмом, догнать великую традицию нетерпеливым схватыванием всего понемногу…»
Он не просто жил, он, шаг за шагом, входил в русскую литературу, в культуру, в пространство бытия великой страны, преображая его упорством, трудолюбием, умом, красотой своей души.
В 1978 году Курбатова приняли в Союз писателей, где он стал членом советов по критике «большого» (СССР) и «малого» (РСФСР) писательских союзов. И далее его перо не уставало скользить по бесконечному писчему листу, создавая в его вселенной волшебные узоры из мыслей и слов, догадок и прозрений, открытий и констатаций. Его называли критиком. Он соглашался:
«Диагноз был верен, — писал он. — Как все критики я не доверял слову, рождённому одним чувством, одной интуицией, и потому не был поэтом. Как все критики, я не доверял чистой мысли, жалея приносить ей в жертву сопротивляющееся сердце, и потому не был философом. Как все критики, я торопился договорить предложения до точки, не оставляя ничего на догадку и сердечное сотворчество читателей, и потому не был прозаиком…».
Под его пером, в подтвержденье звания критика, рождались книги: 1977 год – «Виктор Астафьев: Литературный портрет»; 1986 – «Михаил Пришвин: Жизнеописание идеи»; 1987 – «Евгений Широков: Портрет на фоне портрета». И это было только начало…
Движется траурный ход. За наградами следует первый венок – от администрации области – самый большой и значимый…
Вечная тема – художник и власть. Сколько вокруг этого сломано копий? А сколько судеб? Можно, заигрывая и прислуживая, взметнуть себя вверх, а можно, на антитезе, низринуться в пропасть. Курбатов и здесь нашел верный путь. О чем искренне, нелицемерно болело его сердце? О вере, народе, о России. Об этом он писал, об этом говорил с властью – без пафоса, высоких слов, без фальши. Кому, как ни ему, христианину, было известно, что всякая власть от Бога (либо в награду, либо в наказание за грехи). Но и здесь он не играл в поддавки — это было не в правилах его совести. В плохом нельзя быть советчиком и помощником, это противно учению Христову! Во время одной из публичных встреч с Президентом он без оглядки вступил в спор с Главой Государства. Надо было видеть вытянутые лица присутствовавших при этом чиновников…
«Богатое – все больше наглеет, – писал Валентин Курбатов, – бедное летит в пропасть, и слово Россия уже одно только географическое слово без языковых, государственных, нравственных, духовных границ, что-то туманно-расплывчатое, про что детям уже не расскажешь. Мы как-то привыкли жить в России, не определяя ее, не подыскивая слов (как же описывать дом?), а вот выгнали нас, надо стало назвать где мы жили, а мы и не можем. Так чего-то… руками машем на Аринину гору, на черемуху и рябину. А они не понимают, у них родина-то в телевизоре, где живут одни бандиты да дураки, да где Познер и Сванидзе из нас шутов делают».
В небе над застывшим морозным полднем завиваются черные вихри птиц, пути некоторых пересекаются, образуя большие и маленькие кресты. Наверное, птицы что-то кричат, но мы внизу не слышим, мы поем:
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас… – раз за разом.
За первым венком, следует второй – от деятелей культуры региона. От них бы не венок, целый памятник следовало бы нести, но где уж им?
Тема Пскова, его истории, святынь, его лучших людей без пауз звучала в творчестве Писателя. В девяностые — нулевые на книжные полки выстраиваются его новые книги: в 1996 году – «Домовой: Семён Степанович Гейченко: письма и рассказы»; 1998 – «Юрий Селиверстов: судьба мысли и мысль судьбы»; 2003 – «Перед вечером, или Жизнь на полях». А сколько выходит фильмов? Сколько телепередач?
На погребение Валентина Яковлевича Курбатова, члена Международного объединения кинематографистов славянских и православных народов, съемочная группа ГТРК не приехала. Времени не хватило? Денег? Бензина? Или воли руководства?
Четвертый венок – от Союза писателей России. Потому, что Курбатов все еще – член Академии российской словесности, секретарь и член правления СП России; он еще входит в состав редколлегий журналов «Литературная учеба», «День и ночь», «Дружба народов, «Роман-газета» и многих других; он член Президентского Совета по культуре, лауреат премии им. Л.Н. Толстого, лауреат Горьковской и Новой Пушкинской премий. Лауреат Патриаршей премии и православной литературной премии имени Александра Невского и множества других. И автор многих книг, вот лишь некоторые – «Крест бесконечный», «Батюшки мои», «Наше Небесное отечество», «Уходящие острова», «Нежданно-негаданно», «Пушкин на каждый день»…
Президент в соболезновании родным и близким покойного, назвал Валентина Яковлевича Курбатова талантливым, неординарным, очень ярким человеком, посвятившим себя сбережению и развитию лучших традиций отечественной литературы.
А Святейший Патриарх Кирилл сказал: «Прекрасный прозаик и один из лучших литературных критиков России, Валентин Яковлевич многие годы посвятил изучению отечественной словесности XIX-XX веков.
Мне довелось лично знать почившего. Будучи глубоко верующим человеком, стремившимся жить по Евангелию и при любых обстоятельствах старавшимся следовать высоким нравственным принципам в профессиональной и общественной деятельности, Валентин Яковлевич своим творчеством и самим образом жизни словно соединял прошлое с современностью, убедительно свидетельствовал о красоте и истинности Православия»…
Следующим несут венок от коллег и друзей – псковских писателей. И я берегу зреющее в уме прощальное слово, которое скажу позже у гроба ушедшего в вечность старшего товарища и друга…
Тем временем путь процессии завершен. Гроб установлен на заменяющие лафет опоры. Присутствующих пленит святая минута молчания…
Но приходит время говорить. Первыми это делают представители региональной власти.
За ними слово берет председатель Союза писателей России Николай Федорович Иванов. В голосе его звучит волнение. Подчеркнув значимость творчества Курбатова, он сообщает, что в Ботаническом саду Москвы планируется в день Святой Троицы высадить березовую рощу в честь первых руководителей Союза писателей и лауреатов Патриаршей премии, одно из деревьев будет посажено в память о Валентине Курбатове. Береза же выбрана, как воспетый поэтами символ России!
Теперь я. Тоже волнуюсь. Обнимаю вдову Курбатова Инну Федоровну. Она сегодня – пример мужества и стойкости для всех. Смотрю на нее, их сына Всеволода, родных, близких. Наконец, перевожу взгляд на лицо дорогого для всех нас человека. Говорю…
– Ушел в путь всея земли Валентин Яковлевич Курбатов. Боль утраты переполняет сердце и от избытка сердца глаголют уста. Наши слова сегодня — о невосполнимости утраты, о непреходящем значении его служения… Служения в том высоком смысле, о котором, применительно к художникам, говорил Иван Ильин.
Сейчас для нас невозможно дать объективную оценку глубины этого служения — слишком сиюминутна, непритязательна, бескрыла наша точка зрения. Хорошо бы было взглянуть с позиции вечности, но кто там побывал, кроме апостола Павла? Это он был восхищен до третьего неба и до конца жизни искал слова, чтобы разъяснить увиденное.
В восьмой главе послания к Коринфянам он говорит: «Будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – не будучи чужд закона пред Богом… Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых».
Вот, в чем суть служения Валентина Яковлевича Курбатова, который сумел реализовать себя среди, казалось бы, непримиримых мировоззрений.
Для патриотов он стал патриотом, для либералов – либералом, для православных – православным, для агностиков – агностиком. Так он доносил до каждого ту высокую истину, знание, то благое и доброе, что вверил ему Бог.
Сейчас мы предаем земле его тело, говорим прощальные слова, а он на третий после смерти день уже был представлен пред лицо Божие, и, быть может, спросил:
– То ли, Господи, я делал, что Ты ждал от меня?
Мы не можем знать, что изрек ему Господь. Но думается, слова могли бы быть такими:
– То, верный раб мой Валентин! Именно то ты и делал!
Царствие тебе Небесное, дорогой Валентин Яковлевич! Вечный покой!

* * *

В гробу лежит человек, он, словно, живой. Лицо его светло, он просто прикрыл глаза, в раздумье. О чем думает? Быть может, о заснеженном Уральском хребте, о древних горах его детства? Или о том, что написал однажды: «Только и держишься старым правилом матери Терезы: «Сделаешь добро – отплатят злом, делай его все равно; простишь — тебя обвинят в высокомерии, все равно прощай; будешь успешен – позавидуют и возненавидят – все равно старайся. Помни: то, что бы ты ни делал, не нужно никому, кроме тебя и Бога».
А теперь и остались только он и Бог! Только он и вечность!

* * *

Многие заметили, что от тела покойного, пролежавшего в гробу более трех дней, не ощущалось запаха тления.

Игорь Смолькин (Изборцев),
председатель правления
Псковского регионального отделения
Союза писателей России

Фото: Андрей Степанов, Псковское агентство информации

Стихи победителей очных конкурсов фестиваля «Словенское поле — 2020»

Стихи победителей очных конкурсов,
проведенных в рамках фестиваля исторической
поэзии «Словенское поле-2020»

Фестиваль словенское поле «Словенское поле — 2020» состоялся. О всех перипетиях его подготовки и проведения будет написано отдельно. А сегодня мы публикуем произведения авторов, занявших призовые места в поэтических конкурсах фестиваля.

Напомним, что в конкурсе исторической поэзии «Словенское поле» членами жюри оценивалась авторская подборка (не более трёх стихотворений). Конкурс духовной лирики «Свет обители», посвященный памяти посвящается 110-летию со дня рождения старца Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря архимандрита Иоанна (Крестьянкина) проводился по принципу: «Один автор – одно стихотворение».

И ещё один нюанс. В конкурсе исторической поэзии «Словенское поле» первое место в каждой номинации присваивается один раз. Авторы, ранее занимавшие второе и третье место в конкурсе, могут претендовать только на вышестоящее место.

Конкурс исторической поэзии «Словенское поле-2020»

Номинация «Профи»

1 место
Анатолий Вершинский
Московская область, г. Раменское

УКРЕПРАЙОН
Долгая пустошь ежами уставлена.
Дол — как терновый венец на челе.
Доты и надолбы. «Линия Сталина»…
Юный Союз, на имперской земле
цепь укреплений в лихие тридцатые
вдоль усечённых границ возведя,
в тридцать девятом столбы полосатые
сдвинул на запад по воле вождя.
К новым кордонам щиты оборонные
переместить не успела страна —
в западнорусские земли исконные
лютою бестией вторглась война…
Кровля небес — ослепительно синяя.
Мир на ухоженных минских полях.
«Линия Сталина» — людная линия,
к ней не прервётся наезженный шлях.
Память не станет безжизненным остовом,
в омут не канет, не сгинет в золе…
Схожий музей обустроен под Островом,
славной твердыней на Псковской земле.
Есть и на юге подобные крепости.
Жаль, обветшал укреплённый район
западней Киева. Верхом нелепости
видится то, что не ценится он.
Видится злым извращеньем сознания
то, что насельники южной страны
в тяжком угаре крушат изваяния
общих героев победной войны.
В братских могилах, в безвестности мертвенной,
замерли тени убитых солдат.
Как за попрание памяти жертвенной
павшие — падших живых устыдят?..

«МЕСТО ЗАХОРОНЕНИЯ НЕИЗВЕСТНО…»
Помянем дедушку Петра
победною весной!
Не виноваты доктора:
война тому виной,
что канул дедушка во мрак
в числе других больных
в могиле, общей, как барак
брюшнотифозный их.

У смерти логика своя:
нагрянула война —
и значит, каждая семья
отдать ей дань должна.
На поле брани пасть могли б
отец мой и дядья.
Но дед один за всех погиб…
до фронта не дойдя.

Не годный к службе строевой,
сражался не в бою —
как трудармеец рядовой
он принял смерть свою.
Залили хлоркой дедов прах
в одной из тысяч ям…
На чьих мы топчемся костях,
никто не скажет нам.

О ВРЕДЕ КАНЦЕЛЯРИЗМОВ
До Петра и остзейской атаки
на устои соборной Руси
утвердили бояре и дьяки
всенародное право: «Проси!»

Коль придётся особенно тяжко
и невмочь помирать ни за грош,
бей челом, низкородный Ивашка,
в лучшем случае шишку набьёшь!

И досель за свою же работу,
где и рубль уподоблен грошу,
я пишу в заявленьях без счёту
заповедное слово «прошу».

И доселе казённые зданья,
чьи насельники в «слугах» у нас,
именуют свои предписанья
по-военному грозно: «Приказ».

Пострашнее стенного похабства,
что всего лишь изнанка реклам,
канцелярские формулы рабства,
с малолетства вестимые нам.

Я не знаю надёжного средства,
чтоб очистить родимый язык
от шаблонов поры военпредства,
от клише дооктябрьских владык.

Но живу я мечтой неизбывной:
все, что вам излагаю сейчас,
не покажется блажью наивной
и заставит задуматься вас…

2 место
Сергей Подольский
г. Смоленск

ПРОЩАЛЬНАЯ МАЗУРКА
Теряя высоту, сквозь тучи
«Фарман» ложится на крыло.
Ну, что ж Вы, господин поручик,
Вдруг ткнулись головой в стекло?
Как скоротечен бой воздушный,
Когда один против пяти!
Из рук, внезапно непослушных,
Штурвал пытается уйти.
Держись, пилот! Садиться пробуй!
Не выпускай из рук штурвал.
Ведь некой ветреной особе
«Вернусь», – на ушко ты шептал.
Вчера она в разгаре бала,
Как благосклонности намёк,
Тебе мазурку обещала
И подарила свой платок…
Он окровавленным батистом
Глаза невидящие трёт.
Мотор то глохнет, то басисто
Откашлявшись, опять взревёт.
Но пули бьют в обшивку гулко,
Слепую злость не утоляя,
И, как в обещанной мазурке
Кружатся небо и земля.

ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ
Не мог он жизнь прожить иначе,
Его судьба – сюжет в роман.
Любимец ветреной удачи –
Поэт, гусар и партизан.
В чём можно было с ним сравниться?
Я затрудняюсь вам сказать.
Писать стихи в альбом девицам?
Иль в жаркой схватке побеждать?
Вальсировать с прекрасной дамой?
Ему и в этом равных нет.
Он мастер колкой эпиграммы
И политических бесед.
В бою сомнения не ведал,
В атаках был неудержим.
Повсюду рядом с ним Победа,
Повсюду Слава рядом с ним.
Герой двенадцатого года!
Лихой наездник и храбрец,
Счастливый баловень свободы,
Супруг и любящий отец.
Одет ли он в мундир гусарский,
Иль в скромный штатского сюртук
Неимоверно щедр, по-царски
И Пушкина сердечный друг.
Потомок! Вспомни и завидуй,
Ему талант от Бога дан.
Таким он был – Денис Давыдов –
Поэт, гусар и партизан.

СТРОКА ИЗ ТЕТРАДИ

Поэту-фронтовику Николаю Майорову,
погибшему в 1941 году на Смоленщине

Восходит солнце. Тренькает синица.
Шинелей пятна устилают склон.
Снежок, не тая, падает на лица,
И не поднять в атаку батальон.
Пошли они в атаку не за славой,
А за своих любимых и родных.
Бил пулемёт по ним на фланге правом,
Повзводно отправляя в мир иных.
Вершитель судеб, вражий пулемётчик,
Решил со смертью тот жестокий спор.
Короткой жизни тонкую цепочку
Он вместо ленты вкладывал в затвор.
Не тает чёрный снег на пепелище,
Бойца позёмка будет заметать
Дневник его навряд ли кто отыщет:
Клеёнчатую тонкую тетрадь.
Студёный ветер украдёт листочек,
Запрячет где-то посреди снегов.
Не сохранится торопливый росчерк
Поэтом недописанных стихов.
Когда наступит мирное затишье –
Пусть это будет лучшей из наград:
Убитые отчётливо услышат,
Как строчки эти внуки повторят.

3 место
Галина Щербова
г. Москва

ЖИВОТНЫЙ ИНСТИНКТ
(рассказ очевидца)

Куропатки, белки, фазаны
не боятся грохота войны
и в Донецк отрядами идут –
им отныне безопасно тут.
Чует зверь, теперь он будет цел,
не его преследует прицел:
хоть звериный действует устав,
в бойне – человеческий состав
и одна забота дорога –
до подвида истребить врага.
На пределе взвинченных идей
здесь идёт охота на людей.

РОССИЯ

В мировом сообществе медведь выступает
устойчивым атрибутом российского государства.

Может я и не медведь,
но медведица.
Бойся, гладя шерсти медь,
присоседиться.
Бойся, черпая с глубин
сердца золото, –
будет всё в дыму лавин
перемолото.
Бойся, если попадёшь
в сталь объятия.
Сгинут в нём и неги дрожь
и проклятия.
Бойся, если под сосной
думу думаю,
заглянуть в души лесной
ртуть угрюмую.
Что стоишь ты, бел и тих,
без движения,
оловянных глаз моих
отражение?

МАША ДА ИВАН

В результате Белградской операции(28 сентября — 20 октября 1944)
Югославия была освобождена и восстановлена как государство.

Только «Маша». И ни слов, ни даты.
Там «Иван». Безмолвствует гранит.
Строем неизвестные солдаты.
Безымянность душу леденит.
Всполох славы холоден краток.
Серых плит внушителен парад.
Не сносить почётных плащ-палаток
батальонам, павшим за Белград.
К ним вплотную с самого восхода
южная жара и кутерьма…
Ну а здесь, в любое время года –
неизменно русская зима.

«Открытая номинация»

1 место
Александр Юринов
Псковская область, г. Великие Луки

ГДЕ ТЕЧЁТ ВОДА
Город Псков, плоский как блин,
В небе чайка кружи
Белый норковый палантин
На берегу лежит.
Моря не слышно, но чайки есть-
Значит, течёт река;
Белую пену и серую жесть
Видно издалека.
Известь, кольчуга, устами к ней ночь,
Лошадь, как птица дронт,-
Вновь за спиною уносятся прочь
Город и князь Довмонт.
Сучья деревьев, их чёрный прут
Застит кресты церквей.
Вещие птицы крылами взмахнут,
Если им крикнешь: «Эй!»
Город смывает ненужный грим,
Как безутешный актёр.
Каждому городу снится Рим:
Опера, площадь, собор.
Всё, о чём думал, откроется в миг.
Там, где течёт вода,
Моря не слышно, но чаек крик —
Как прозвучавшее «да».

* * *
Оставлен уже Царицын,
Ростов и Темрюк…
Обозы идут на юг-
за Кубань; в копытах и спицах-
не холод оледененья,
но призрак уничтоженья.
Весна уродилась неласковой.
Берег морской
Войско Донское,
Добровольческую и Кавказскую
проводит сквозь строй акаций –
в эвакуацию.
В Батайске, в затёртой повозке
с траурной лентой —
генерал Тимано́вский
в гробу под брезентом,
Железный Степаныч, марковец –
как символ бесстрастный, безмолвный и дикий —
в марте
предстал пред Деникиным…
…На палубе курит Кутепов —
прощайте российские степи, —
в Новороссийске -как в морге —
тихо. «Царевич Георгий»
отходит, сутулый и серый,
из труб выпуская дым.
Палладиум веры —
есть ещё Крым!

ЦАРЬ
Он проделал нелегкий путь-
От балтийских болот к Уралу;
Не давали огни уснуть,
И по следу беда бежала.
Недоверчиво русский глаз
Озирал сапоги и тару,
Вдоль бесчисленных пыльных трасс
Щебетала мордва, татары.
И когда, как немой предмет
Что остался в черте отлива,
На неясный, размытый след
Он смотрел и молчал с обрыва, —
Подошёл и спросил солдат,
Теребя бороду-лопату:
— Для чего ты пришёл сюда?
— Для того, чтобы быть распятым…

2 место
Валентин Денисов
г. Санкт-Петербург

* * *
Таился страх в тиши ночной.
Страх, самый сильный во вселенной.
Ты ждал, что вскоре за стеной
Раздастся снова вой сирены.
Ты ждал, что в небе, над Невой,
Летя на смерти чёрных крыльях,
Люфтваффе подлый грозный строй
Покроет стены улиц пылью
От взрывом поднятой земли.
А взрывов было очень много!
И руки дряхлые свои
Смерть потирала у порога.
Ты снова ждал в тиши ночной
От взрывов грозные раскаты,
Но не звучал сирены вой –
Блокада снята с Ленинграда!
Не верил ты, что мир настал
И так же всматривался в стены…
Внутри таился и терзал
Страх, самый сильный во вселенной!

ТЕНИ ПРОШЛОГО
Старик сидел на лестнице. Грустил.
А мимо тени прошлого мелькали…
Большую слишком цену заплатил
За то что жив. Прохожие не знали,
Что в юности героем на войне
Под пули лез и ранен был три раза.
Но повезло! Он долг отдав стране
Остался жив. Один… Война – зараза
Друзей его отправила в гробы!
Он видел, как они на поле боя,
Не сетуя на тяготы судьбы,
Сражались. Где же видано такое,
Чтоб люди, вопреки всему, вперёд
Бежали, принимая смерть отважно?
Отец ведь не осудит, мать – поймёт!
А прочие? А прочие – не важно!
И он, как все – бежал! Бежал, как мог!
Туда, где враг. Но, сваленный судьбою,
Упал на землю. Друг ему помог –
Случайно оказался под ногою.
Давно, лицом в грязи, едва дыша
Лежал. Он умирал, неся спасенье.
Итог – одна спасённая душа.
Итог не человечности – везенья!
И вот, один! Среди толпы людей,
Старик сидит на лестнице, вздыхает.
Он жив! Сегодня снова юбилей…
Ах, как друзей погибших не хватает!
Прошло уже немало долгих лет.
Свеча его со временем тускнеет…
Он помнит всех, кого сегодня нет!
И ноша эта только тяжелеет…

МООНЗУНД
Хмурое небо свинцом налилось. Слёзы тяжёлые падают в море.
Семь кораблей на заливе сошлось в грозном немом разговоре.
Выверен строго орудий прицел, сверху команда дана на сближенье.
Все в ожиданьи – ревун онемел – пару минут до сраженья…
Реет на мачте Андреевский флаг. Против пяти два Российских линкора…
Очень силён повстречавшийся враг! Но не увидит позора
Флота великого в этом бою! Красное вовремя поднято знамя.
— Встретимся, братцы, мы скоро в раю! – Вспыхнуло выстрела пламя…
Восемь орудий на тридцать… Увы, войны не ведают равенства силы!
Но не всегда в окончанье главы слабых встречают могилы…
Выстрелов восемь на тридцать в ответ – враг отстрелялся неважно. И всё же
Девять накрытий! Спасения нет! В море никто не поможет…
Только орудия! Только вперёд! Чужда бесстрашным матросам усталость!
— Целься точнее – опять недолёт! Жить нам не долго осталось…
Но, у врага, не иной результат – силу числом невозможно измерить!
Он отступил, устремился назад… Как тут в судьбу не поверить?
Так и бывает – за пару секунд, всё изменили отвага и воля.
Новых героев нам дал Моонзунд! Дал он и новое горе…

3 место
Наталья Страхова-Хлудок
Псковская область, г. Невель

АННА

Разведчикам Великой Отечественной войны Анне и Анатолию Сысоевым и их дочери Анне посвящается.

Ей немного надо: кружка молока,
Мамины колени, папина рука.
Нет надёжней места — папино плечо!
Ничего не нужно Аннушке ещё.
Переходы ночью по глухим лесам.
Привыкала Анна к тихим голосам.
Не кричала громко, не будила смерть.
Тайно шла разведка, и нельзя шуметь.
Год сорок четвертый. В ригу на ночлег
Попросились люди, десять человек,
И ребёнок с ними, легче мотылька.
Маленькие ручки просят молока.
Был латыш приветлив, он любил детей,
Но своих отправил к немцам сыновей.
Плыл рассвет кровавый, смерть вокруг неся, —
То, что Анне вовсе было знать нельзя.
Там слились, смешались боль, тоска и страх!
Уносила Анну мама на руках.
Но у кромки леса, не дойдя чуть-чуть,
Мама вдруг упала, будто ткнули в грудь!
Можно плакать громко, можно звать отца,
Но и для ребёнка им не жаль свинца!
В эту бездну муки ей нельзя смотреть!
Маленькая Анна принимала смерть!

БЕЛАЯ ЛИЛИЯ

Лидии Литвяк, летчику-истребителю, посвящается.
Позывной Лидии – Белая лилия.

Небо над крыльями синее-синее
Манит и манит в свою глубину!
Что же печальна ты, Белая лилия?!
Воздух над Родиной в чёрном дыму!
В чёрном дыму снова гибнут товарищи,
Гаснут, как свечи на сильном ветру!
Нет на земле им отныне пристанища,
Ввысь улетают они, в синеву.
Нежная, хрупкая Белая лилия
Над Сталинградом в смертельном огне.
Ты же везучая, ты же счастливая!
Смерть не догонит тебя в вышине!
Вам бы, красавицам, легкие платьица,
С милым прогулки в ночи допоздна!
Только другое в судьбе вашей значится!
Только вдруг встала пред вами война!
Кудри и локоны, туфельки, бантики…
Жить бы и жить всё, не чувствуя смерть!
Вам предназначено было, романтики,
Жизни отдав, эту смерть одолеть!
Где ты, красивая, смелая, сильная?!
След самолета растаял во мгле.
С неба высокого Белая лилия
Звездочкой ясною светит Земле!

МОЕЙ ЗЕМЛЕ
Нет, не смолой здесь пахнет — пахнет кровью
От елей, сосен в жаркий летний день!
Здесь жизнь была! Скользят ветра по полю.
От заживо сожжённых только тень.
Травой покрылся пепел от жилища,
И вырос лес над памятью людской.
Но вновь взывает, как отмщенья ищет,
Над чёрным пепелищем бабий вой!
Над горькою, растоптанною жизнью,
Над муками погубленных детей
Тот страшный вой! Мой дом, моя Отчизна,
С годами думать о тебе больней!
Фашистским ты растерзанная зверем,
Устало смотришь, а в глазах — укор!
Смертельна рана! Страшные потери,
Как язвы, незажившие с тех пор!
И вновь безлюдны, как в войну, деревни,
И вновь пустеют бывшие поля.
Любимая, то плачешь ты, то дремлешь,
Измученная Псковщина моя!
Но бросишь взгляд сурово ты и твёрдо,
Жалеть себя навеки запретишь!
И молча, губы сжав, ты встанешь гордо,
Тревожно глядя в призрачную тишь!

Номинация «Словенские ключи»

1 место
Екатерина Стрельникова
г. Воронеж

* * *
Я давно не была у порога родного,
И мне больно приехать назад:
Покосились ворота у храма худого,
Что когда-то казался пузат.

Нет ни капель вина, ни дыхания жизни.
В нём уже не толпятся, шумя, по утрам.
Ему вечный помин, и лишь ворон на тризну
Залетит в продуваемый храм.

Спину гнёт колокольня, морозы почуяв.
Не слышна тропарей монотонная речь.
Позабытую миром старушку хромую
Богу здесь не сберечь.

Куполами примято земли покрывало,
Через щель на стене – весь алтарный проём.
Мы поможем вернуть красоту Нотр-Дама –
А свою не спасём.

* * *
В тихий ноябрь спущусь с косогора.
Лес молчалив. Гулко дятел стучит.
Чувствует мир: неизбежно и скоро
Всё насовсем замолчит

Вместо травы – иссыхание листьев,
Прелость земли – саркофаг для корней.
Дуб на плече у товарища виснет,
С жизнью прощаясь своей.

Маленький клён жмётся к мамочке ро́дной
В траурном платье из чёрной листвы.
Не обнажившись, смущённо и гордо
Ждёт она миг темноты.

Лес не отпустит: в агонии хладной
Тонкими пальцами веток и жил
Держит за плечи и руки и жадно
Пьёт и тепло, и остаток сил.

Рвётся дыхание, и не взобраться
Вверх по крутому подолу холма.
Листья шуршат и ползут обниматься…
Дышит зима.

ЯНВАРЬ — 43
Позади – белый сумрак
ушедшего прочь,
не похожего ни на вечер,
ни на ночь,
не боящегося ни совести,
ни огня, –
позади – белый сумрак
седого дня.

«Когда мы до победы с болью,
но доползём,
мы заставим их жрать порох
и чернозём!» —
говорили, блестя глазами,
над пареньком,
укутанным мёрзлой кровью
и январём.

Поравнявшись с сугробом,
молчал солдат,
вспоминая, как раньше,
сто дней назад –
или двести – теперь
только чёрт поймёт! –
он впервые вцепился
в свой пулемёт.

И была безжалостна
его рука,
когда он впервые
застрелил врага
и продолжил холодно,
не молясь,
разряжать обойму
в чумную мразь

за убитых прошедшей ночью
и год назад,
за схороненных на высотах
и пустырях,
за снесённый угол
родной избы,
за горячую нитку крови
из губы!..

Над безглазым теперь Воронежем
нет ворон,
испугавшихся не бомбёжек
и похорон,
а свирепости его преданных
сыновей,
истекающих чёрной кровью
донских степей.

Воет вьюга, как сотни страшных
железных птиц,
и в скелеты домов входит ветер –
в дыру глазниц.
От костра тени пляшут, солдаты смотрят
на огонёк.
Не лампадный – да и не важно.
Хоть бы
уберёг.

2 место
Диана Константинова
г. Псков

ЛЕС МОИХ СТИХОВ
Вместо участия ставили равнодушие,
Вместо касания – бешено рвали связь.
Веришь-не веришь: вот как в минуту рушится
То, что пытались строить, не торопясь.
Если идёт война – не сдаваться, выстоять,
Если любовь, то крепко зажать во рту
Эти слова-ножи, эти крики-выстрелы,
И с головой в звенящую немоту
Падать. В объятия трав, васильков и лютиков.
Падать. В молчание маков и зелень мхов.
Если уйдёшь сейчас, то клянусь: убью тебя,
Похоронив в лесу из своих стихов.
Брошу в костёр улыбку, предам забвению
Дерзкий изгиб бровей и азартность глаз.
Это уже не ты, а стихотворение
Вполоборота, в профиль, спиной, анфас.
Я запишу без знаков и только строчными
голос походку привкус табачных губ
Я обращу их в паузы, многоточия
И уложу в могилу под старый дуб.
Всё закопаю в памяти очень тщательно,
Скорбно вздохну, на прощание подарив
Тонкий венок из ямбов, хореев, дактилей
С ленточкой ассонансных неточных рифм.
Вырванное из сердца заклею пластырем,
Вымету, выжгу, спрячу, перевяжу.
Можешь идти. Желаю любить и здравствовать.
Прямо сейчас. И я тебя не держу.
Скоро взойдут стихи, что ещё не сказаны,
Мне не впервой уже наблюдать за тем,
Как по весне мой лес расцветает фразами,
Брошенными давно и не помню кем.

ПОГОДА ОПЯТЬ…
Погода опять портится.
Дождями земля полнится.
И кошка беспри-зорница
Под этим дождём моется.
А небо опять хмурится.
И тучи пришли чёрные.
Тоскливо глядят улицы,
Как будто заклю-чённые.
И город опять маленький.
И стены в нём сплошь серые.
А мне бы цветок аленький,
Чтоб сердце зажечь смелое.
Глаза фонарей – кошкины,
И люди вокруг – нелюди,
И сказки здесь баб-ёжкины –
Всё гуси, да не лебеди.
Дороги опять спутались.
Какого числа, месяца?
Витрины. Одни глупости
Неоном в ночи светятся.
Кругом голоса – шёпотом,
И морды машин хитрые.
А где-то внутри что-то там
Стучится метро-ритмами.
Прони-занная холодом,
Во что я теперь верую?
Я стала сама городом,
Где небо всегда серое.
Где стены домов чёрные,
Глаза фонарей щурятся,
И словно заклю-чённые
Вздыхают в ночи улицы.

ВЕТЕРАНЫ НЕ СИДЯТ В ИНСТАГРАМЕ
Взял бы лучше позвонил своей маме,
Не мешая шашлычок с алкоголем.
Ветераны не сидят в инстаграме,
Ну а мёртвым, тем и вовсе не больно.
На антенне полосатая лента
И пилотка тех времён… Неуместно.
О войне – по фильмам и документам,
Ты не сможешь повторить, если честно.
Нет, не только ордена и медали,
Не парады, танцы, залпы салютов.
У Победы привкус крови и гари,
Страха гибели в любую минуту.
У Победы запах пороха, пота,
У Победы голос тех, кто остался
На полях, в лесах, в землянках, в болотах –
Не дошёл. Недолюбил. Не дождался.
Пусть о важном будут тихими фразы,
Не о силе напоказ, но о мире,
Где любовь и вера не по приказу,
Где надежда не в военном мундире.
Пой, покуда песнь, летящую звонко,
Не задавят сапогом ненавистно.
Смерть стоит и наблюдает в сторонке,
Уступая место пламени жизни.

Конкурс духовной лирики «Свет обители»,
посвященный памяти посвящается 110-летию со дня рождения
старца Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря
архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

1 место
Валерий Савостьянов
г. Тула

И НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ
Сельское детство, ромашковый рай.
Пристально смотрят с околиц
Дед Николай и отец Николай.
И Николай Чудотворец…

Годы студенчества. Угольный край,
Шахты опасный колодец.
Дед Николай и отец Николай.
И Николай Чудотворец…

Свадьба запела — ты ей подпевай.
Водочку пьют и ликёрец
Дед Николай и отец Николай.
И Николай Чудотворец…

Звон колокольный
Сыновьих сердец.
Что же взамен, комсомолец?
Дед умирает. Остался отец.
И Николай Чудотворец…

Лень сыновьям постоять у икон —
Вырастет грех твой, утроясь.
Дед и отец — далеко-далеко.
Лишь Николай Чудотворец…

Снится: у рая — раскаянья грай,
Толпы молящего люда.
Каждому нужен Святой Николай,
Каждому хочется Чуда!

— Эй, богомолец с терновым венком,
Что так угрюмо молчишь ты?
Что-то ведь понял ты, став стариком?..
— Что Николаич я. Трижды!..

2 место
Галина Щербова
г. Москва

Евангелие читают

«…Как только начинается чтение Евангелия в храме, прекращать все посторонние дела…»
(о. Иоанн Крестьянкин «О чтении Евангелия дома и в храме»)

В окне небеса рассветают.
К Николе пойдём, к Илие, –
Евангелие читают.
Читают Евангелие.
Сердцам благотворны касанья
речей, озаряющих храм:
словами Святого Писанья
Христос обращается к нам.
Мы слушаем их. Да не слышим.
Мы рядом. А мыслями – нет.
Но голосом тихим из ниши
доносится старца совет:
«Не трогай фитиль у лампады,
поставить свечу не спеши, –
молитве довериться надо,
порыву открытой души.
Отринув дела рядовые,
до неба пройти за Христом.
На этом пути, как впервые,
себя осеняя крестом.
Заветы и кровью питают,
и плотью твое бытие…»
Евангелие читают.
Читают Евангелие.

3 место
Анатолий Вершинский
Московская область, г. Раменское

САДЫ
Есть ли что на свете краше
рукотворной красоты?
Вековое чудо наше —
монастырские сады!

Забредя в обитель, вдруг ты
видишь, глядючи окрест,
экзотические фрукты,
ягоды из южных мест.

В Соловках растят арбузы,
а в Сибири — виноград
и не видят в том обузы
инок Нил и брат Кондрат.

И крестом в нездешних кущах
осеняет прихожан —
и усопших, и живущих —
светлый старец Иоанн.

В этой жизни скоротечной
знатный был садовник он:
вертоград любви сердечной
в наших душах им взращён!

Не избыть земной заботы
у небесного крыльца:
садоводческой работы
много в Царствии Отца.

Что представлю, обмирая
от болезни, от беды?
Чудотворный образ рая —
монастырские сады.

Держа свою боль при себе. Памяти Игоря Исаева…

ДЕРЖА СВОЮ БОЛЬ ПРИ СЕБЕ
(20 сентября ушёл из жизни поэт Игорь Исаевъ)

Всякий раз в горькие дни потерь, кажется, что уж теперь-то говорить-писать, поздно – ушел человек. Неделю назад был, а нынче… Золото осени падает на нас, неизменно удивляя и заставая врасплох неожиданным сплетением Прекрасного с Печальным, света с грустью, Жизни со Смертью.
Но как не написать хоть несколько строк, предварив эту небольшую подборку стихов Игоря Исаева, понимая, что автор достоин отдельного, более глубокого и вдумчивого разговора, как всякий человек именно в силу своей неповторимости, уникальности. Особенно, если это человек творческий, не умеющий жить и дышать бережно, «на расстоянии от себя самого» – не выкладывая, не выплёскивая свою душу и переживания на бумагу, в соцсети, блокноты в телефоне — как, часто, единственный и всегда открытый приют.
Теперь Игоря милостиво приютили Небеса – там живут и творят вечно.

Вита Пшеничная

Игорь Исаевъ

* * *

Абы кого — не хочется.
Абы кому — не молится.
Ну здравствуй, одиночество.
Я снова за околицей.

Сестра, наверно, Каина,
И мне — сестра по жизни ты.
Дул ветер неприкаянный
И даже сны пронизывал.

Мешает ветер проклятый
Песок с печалью жменями.
Дома зияют окнами,
Слепые от рождения.

Эх, кто помянет прошлое,
Тому сидеть на якоре.
Бутылка — спящей кошкою.
Стакан у ног – собакою

Веют ветра…

Веют ветра, веют,
Дуют ветра, дуют.
Мне бы ее – поскорее,
Мне бы ее – молодую…

Чтобы в одном стиле,
Чтобы не ждал – дали,
Оба – детей растили,
Вы – таких не видали.

Первенец будет сыном,
Всем остальным – вторая!
Многие пили вина,
Крепче и не бывает.

Вот и заря алеет,
В комнату смотрит пустую.
От одиночества злее
Я становлюсь. Тоскую…

Круговерть

И.Т.

Зима-зима. Какого чёрта
Меня в деревню занесло?
Сидишь, как будто заключенный.
Вот дело было бы весной!

Отхлынет снег морскою пеной,
Очистив поля окоем.
И ты, в болоте по колено,
Щебечешь мокрым воробьем.

Но низкий стиль, едва ль почетный,
Поэту вовсе не к лицу.
А лето, ветреной девчонкой,
Мелькнуло. Движется к концу.

Лихие комары да мухи,
Дожди, пришедшие на год –
Всё это – следствие разрухи
И оправдание всего.

Придет девчонка, время спросит,
На час останется на чай.
И снова осень. Здравствуй, осень!
Под утро, к январю – прощай.

О Боже, как бывает скучно
И анемично без любви.
Читатель вспомнил рифму «Пушкин»?
Так на ее тебе, лови!

Зима-зима. Какого чёрта
Меня в деревню занесло?
Под мрачный, словно закопченный,
Январский, хмурый небосвод…

Россия — это не Москва

Россия – это не Москва.
Столица пусть себе гордится,
В моей стране другие лица.
Россия – это не Москва.

Россия – это я и ты,
И друг, и враг по переписке, —
Костра затушенного искры
И марта бледные цветы.

Россия – это не Газпром
И чопорно-лукавый Питер.
Вы говорите, что хотите,
А мы хоть помолчим вдвоем.

Россия – это Псков и Тверь
И Новгород со Старой Руссой.
Моя страна живет изустно,
И в соцсетях еще теперь.

Пусть говорят тебе: «Да ну,
Ну сколько можно притворяться!» —
Не доверяю государству,
Но я люблю мою страну.

Россия – это не Москва!

Баллада о подлости

Трубы трубили о доблести
И о понятии – честь.
Что же мы знаем о подлости,
Кроме того, что есть?

Кроме того, что сволочи
Честному сутки продлят,
Кроме того, что полночью
Катится вниз Земля.

Это не нашей местности
В рай контрабандой влезть.
Что же мы знаем о честности,
Кроме того, что есть?

Сердце, накрытое айсбергом.
Что ты ни делай с собой,
Рыцарь выходит Айвенго
На безнадежный бой.

Вот и забыли о годности,
Нам бы пора поспать….
Но ведь не станет подлостью
Просто о ней не знать?!

Держи свою боль при себе…

Держи свою боль при себе,
Она никому не нужна:
Ножом пронзая хребет,
Будет сильнее ножа.

Боль собой накорми,
Душой стремясь к небесам,
Ты взорвешь ею мир,
Или взорвешься сам.

А ведь нам говорили…

А ведь нам говорили, что мы – дураки,
Не для умных устроена эта преграда:
На другом берегу пресловутой реки
Ожидает пустыня античного ада.

Ну и что, зазывали вперед смельчаки,
Ну и что, вот поток, за потоком – свобода.
Пожелай отпустить ободочек чеки
И черпай, сколько хочешь, нектар небосвода.

Нам свобода – награда! Награда за что?
Это песнь и молитва; и цель и причина.
Тяжело излечить отравленье мечтой,
И шальную «свободу», что с нами случилась.

Как всегда, Достоевский (опять «Идиот»),
Чтобы русский был понят, примите мельдоний.
И ушедший в туман, хоть куда-то придет.
И умеющий плавать – однажды утонет.

Был оценен фальшивой монетою труд,
Чем быстрее, тем дальше бежали недели.
Или смерть не красна, или тесно в миру,
Только небо – отдельно и люди – отдельно.

Идут седые старики

Когда победы – далеки,
А пораженья – роковые,
Идут на площадь старики
И вспоминают дни былые.

Печаль и горечь в их словах:
«Что молодежь? Поет и скачет!
А было время и листва
Росла куда кучней и ярче!»

Ведь боль обыденной беды
Для них стократ сильней недужит.
И с каждым годом их ряды
Становятся плотней и уже.

Мы привыкаем к тишине.
За прочими делами быта
Никто не помнит о войне.
Полвека, и она забыта.

Не достает костей земле,
Каленых бурь бескрайней сечи.
И пацаны в двенадцать лет
Подняли свастику на плечи.

А мы смеемся: «Дети! Блажь!
Ведь повзрослеют, не дебилы».
И фюрер носит камуфляж,
А ночью гадит на могилы.

Для нас опять настал рубеж –
Солдат старел, страна старела.
Но «на груди его горела
Медаль за город Будапешт»!

От Петрограда до тайги
Еще бывают дни такие:
Идут седые старики –
Непобежденная Россия.

Отточенная бритва неба…

Отточенная бритва неба
Отрезала кусок земли,
Порозовела, покраснела
И скрылась в мертвенной дали.

Фонтан зари: раскрыты вены,
Идет, растет и там, и здесь –
Нас не спасут бетон и стены,
И ставни крепкие сердец.

Когда же свет умрет от скуки,
К твоим услугам фонари.
У каждого по локоть руки
В следах свернувшейся зари.

Сентябрь

Пропавшее лето.
Сгустились шаги.
В костях –
Отложенье солей.
В цепи из бронхитов,
Простуд и ангин
Ты лето искал
На земле.

Проспавшие лето.
Театр пурги
Разбудит свой
Зрительный зал.
Сегодня был жив,
Послезавтра – погиб.
У смерти – седые глаза.

По сгусткам шагов
Измерялись толчки
В артериях лета. Озяб.
О ценах на пряжу
Шептались сверчки
И ткали из листьев
Сентябрь.

Взаимности не требовать взамен…

Взаимности не требовать взамен,
Хоть обещали раз тебе и тридцать,
Любых границ, — от потолка до стен,
Да Бог с тобою, были бы границы!

Препятствий нет, но кто же виноват,
Что мы с тобой не встретимся глазами?
Обязан был сказать тебе слова,
Но этих слов, прости, еще не знаю.

Быть вместе нам дано и суждено
Вселенской силой — не бывает выше.
Не в этот день, не в завтрашний —
в иной.
Потише, люди! Ангелы не слышат.

* * *

Все переборем, все перемелем,
Тесто замесим, выпечем хлеб.
Даже в морозы и в злые метели
Жизнь продолжалась на нашей земле.

Были ли брани, были ли сечи,
Всех ли людей забирала чума,
Тихое утро рождал бурный вечер,
Ясной весною сменялась зима.

Боль и болезни в измученном теле,
Ум заблудился в пугающей мгле…
Все переборем. Все перемелем.
Тесто замесим. И выпечем хлеб.

Едва накрыло ябедно и строго…

Едва накрыло ябедно и строго
Слезою Сатаны, улыбкой Бога,
Чек на оплату дали в жизни этой –
Сбываются попутные приметы.

Забыв о долге, так случалось, ранге,
Сойдусь с судьбой в фокстроте или танго.
Узнав и ярость грешную, — святую,
Она меня приложит поцелуем.

Ей кланялись и ласточка, и аист…
Люблю тебя, пол-жизни – заплетаясь.
Душой богат, финансами — не сметен,
И был, и не был будто бы на свете…

Опять исчезаю…

Опять исчезаю, схватила иная
Дорога,
Ведет ни туда, ни сюда.
Никем не помянут,
почти невменяем,
А водка – такая же, в общем, вода.

Горит так же звонко,
Звучит так негромко,
И непредсказуем возможный итог:
Стремян не найти.
Оборвались постромки.
Ушел в никуда,
и спаси меня, Бог.

Спаси меня, жизнь,
Не помянута всуе,
Меня, одного
во степи и в ночи.
Люблю/не люблю,
Но при этом – ревную.
Нектара не надо.
Сгодятся и щи.

* * *

Отче наш!
Во гневе и любви
Я молюсь Тебе во искупленье,
Чтобы все свершения мои
Не служили скудости и лени.

Славят: книголюб и книгочей.
Я молюсь и в праздники, и в будни,
Чтоб гордыне суетной моей
Не отдать и крохотной секунды.

Изреченье сирое мое
Так ли уж кому-нибудь и нужно?
Слова заостренное копье
Слишком уж опасное оружье.

И во дни короткие мои
До тех пор, покуда кровь не стынет,
Дай мне, Боже, веры и любви
И избавь от гнева и гордыни…

* * *

У реки крутые берега,
Но запас воды почти исчерпан.
Учит Церковь: Отпусти врагам!
Отпускаю. Падают зачем-то.

От обид, измен в крови пожар,
Выпадают все пустые шансы.
Как-то много стали обижать.
Слишком часто стали обижаться.

За добро отдарится добром,
Может быть, еще ключом от рая.
Падает с деревьев серебро,
Но никто его не подбирает.

Иногда забытою виной
Осень вдруг потребует расплаты.
Раз простили все давным-давно,
Значит, скоро буду виноватым.

Сложное становится простым,
Но простое всякий ли поднимет?
Я опять прошу тебя: Прости.
Помяни в молитве мое имя.

Более 100 заявок поступило организаторам поэтического конкурса «Высота»

По состоянию на 1 мая 2020 года в оргкомитет литературно-исторического проекта «Чтобы помнили» поступило 102 заявки на участие во Всероссийском поэтическом конкурсе «Высота»

Из этого числа 5 заявок отклонено, как не соответствующие положению о конкурсе, 97 — допущено к участию в конкурсе.
На сегодняшний день заявки поступили из 33 регионов Российской Федерации, а также Донецкой Народной Республики, Луганской Народной Республики и Республики Турменистан.
Несмотря на то, что поэтический конкурс «Высота» изначально был объявлен как всероссийский, оргкомитет литературно-исторического проекта «Чтобы помнили» принял решение не отклонять заявки, поступившие из-за рубежа. Мы считаем, что память о подвиге наших десантников не может иметь географических границ.

Полностью география и число заявок, поступивших из регионов России и зарубежных, стран представлены ниже:

Алтайский край – 1;
Астраханская область – 1;
Белгородская область – 1;
Владимирская область – 1;
Владимирская область – 1;
Воронежская область – 1;
Иркутская область – 5;
Калужская область – 1;
Кировская область – 1;
Кировская область – 2;
Крым и Севастополь – 3;
г. Санкт-Петербург — 9;
Ленинградская область – 3;
г. Москва – 10;
Московская область – 2;
Нижегородская область – 2;
Новосибирская область – 1;
Оренбургская область – 1;
Пензенская область – 1;
Псковская область – 27;
Республика Карелия – 1;
Республика Марий Эл – 1;
Республика Татарстан – 1;
Самарская область – 1;
Самарская область – 1;
Свердловская область – 2;
Смоленская область – 2;
Ставропольская край – 2;
Тамбовская область – 1;
Тульская область – 2;
Челябинская область – 3;
Чувашская республика – 1;
Автономный округ Югра – 1;
Донецкая Народная Республика – 1;
Луганская Народная Республика – 1;
Республика Туркменистан – 1.

Напомним, что Всероссийский поэтический конкурс «Высота» объявлен Псковским региональным отделением Союза писателей России 1 марта 2020 года, в день памяти десантников 6-й роты 104-гогвардейского парашютно-десантного полка 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии .

Конкурс проводится в рамках литературно-исторического проекта «Чтобы помнили», с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.

Приём заявок на конкурс заканчивается 25 мая 2020 года

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Елена Павлинова

ЕЛЕНА ПАВЛИНОВА
г. Тверь

Перовое место
в «Открытой номинации»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

ХАТЫНЬ

Не в церковном поминовении –
Здесь у скорбной молчат стены.
Смерти, смерти перечисление –
Страшный список былой войны
Для живых в мёртвом камне высечен,
На кромешные метры вдоль
Безымянные тысячи, тысячи –
Жизни, множенные на ноль.

И не выдохнуть – колокол, колокол.
Закипает по жилам стынь.
Под тяжёлым бетонным пологом
Посемейно лежит Хатынь.
На холодные трубы наколото,
Небо сгорбилось у дверей.
За калиткою колокол, колокол –
Плачет кладбище деревень.

И мерещатся тени прошлого:
Бродит мальчик седой как лунь.
Осыпается серым крошевом
Одуванчиковый июнь.
В мирном мареве переломана,
Изувечена тишина.
В синий колокол эхо молотом –
Непрощаемая война.

ДОМ

Дом старуху любил.
Для неё мужиком её сложенный,
Согревал домочадцев,
Никогда бы не предал своих.
Он бы радостно жил,
Да хозяйка совсем обезножела.
Дом поник и затих…
Неуютно, неладно затих.

Мзду не брал за постой
И гордился своими устоями.
Многодетный и шумный
В суете нескончаемых дел,
Дом, ещё не пустой,
Обречённо утёрся обоями –
Ничего не забыл
И о близких, как прежде, радел.

На прощальный ремонт
Не одно собралось поколение.
Заглянувшие в детство
Разговоры ведут о былом.
Старый бабушкин дом
На семейном гостит воскресении.
Снова шутки и смех,
Но все знают, что будет потом.

СТРАХ

Ощетинилась сталь.
По земле ходят люди-мишени.
Мир болеет – он болен
вечным страхом
и вечной враждой.
Я родился, я стал,
но кому-то пошиты шинели.
Я учу алфавит
по названиям войн.

Перейти на страницу с итогами конкурсов, проведённых в рамках фестиваля

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Данил Москаленко

ДАНИЛ МОСКАЛЕНКО
г. Псков

Первое место
в номинации «Словенские ключи»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

НА СЧАСТЬЕ

Живу за решёткой
тетрадной бумаги.
По ту или эту я сторону?
Шальную чечётку
танцуют собаки
и радость со мной делят поровну.

Избитое слово
верну из санчасти,
борясь с повседневными склоками.
Луну, как подкову
на вечное счастье,
я к небу прибью кособокому…

НЕПРИЯТЕЛЮ

Взяв с собой гроши,
я к мечте лечу.
Ты же не дыши
на мою свечу.

Голос не срывай,
силы зря не трать:
все твои слова
выцветут с утра.

Мой заклятый друг,
вот моя рука.
Если я умру,
ты узнаешь как.

Если ты умрёшь,
тут же заплачу
я последний грош
за твою свечу.

ИСТИНА

Что же такое жизнь?
Семечки голубям…
Истина, покажись,
врежь по моим губам.

Выспавшись на плече,
злость поборов щекой,
стань для меня ничем,
или гробовщиком.

Вылепи из меня
пушечное ядро,
только не изменяй
сильно моё нутро.

Что же такое жизнь?
Зёрна на лоне почв.
Истину — под ножи:
ей уже не помочь.

Перейти на страницу с итогами конкурсов, проведённых в рамках фестиваля

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Мария Парамонова

МАРИЯ ПАРАМОНОВА
Тверь — Смоленск

Второе место
в номинации «Профи»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

Виршеловка

«…Карьера не талант и не знание…
…Посылаю тебе «Черного человека».
Прочти и подумай…»
С. Есенин, письмо П. Чагину, 27.11.1925 г.

Две чёрные птицы,
Сидящие рядом на белом снегу, –
Нехитрая графика зимнего сжатого поля.
И новой страницы
Коснется следами проворный бегун,
Лишь только, утихнув, прыжки бездорожья позволят.

Тогда, может статься,
Придет понимание магии схем,
Того, как обильно кумирами разум засеян,
Как дедов, за старцем

Великим, под занавес тянет к сохе,
Что наши отцы растранжирили жизнь как Есенин.

Что дело не вкуса,
А ловкости рук, и сметливости роль –
Движенье наверх – восходящий поток улови ты.
Что делает муза
Смертельными кофе и твой алкоголь,
А музы поэтов причудливы и деловиты.

Иная карьера,
Ты скажешь, не знание и не талант,
Но то и другое, а также напор и сноровка.
И новая эра
Придет, и откроет блокнот дебютант,
И снова, как прежде, защелкнет рычаг виршеловка.

Дом у реки

Посвящается «Дому подрядчика
Мутузова» в Твери, XIX в.

Манекены одеты нелепо
И стоят в освещенных витиринах.
Так и мы, проводившие лето,
Заточённые в маски из грима,

Созерцаем безумие улиц,
Суету задымленных проспектов.
Даже если бы мы улыбнулись,
Разве кто-то поверил бы в это?

А вдали, в полутьме побережья —
Тихий дом. Заколочены окна,
И свисают с карниза небрежно
Перепутанной пакли волокна…

Он мне снится другим, будто не был
От людского беспамятства в шоке,
И кудрявится кованый стебель
У мансарды, в изгибе решетки.

На узорной скамье возле дома
В этом сне улыбаюсь прохожим,
А за речкою — храм невесомый
На чудесный град Китеж похожий.

Старица дремлет

Берег высокий у Волги-реки,
Вал крепостной – завещание предков.
Здесь даже звёзды не так далеки,
Звуки доносятся редко.

Славится Старица древней красой,
Княжеской честью, купеческим братством,
Верой смиренной и правдой простой:
Грех похваляться богатством.

Божию милость восславя, купцы
Миром построили церковь из древа.
В небо над торгом подняли венцы
В память Святой Параскевы.

Век пролетел – белокаменный храм
Зодчий возводит – с амвоном просторным.
Дивные фрески восходят к хорам,
Небо – в цветах рукотворных.

Смотрит на мир монастырских могил
Храм Рождества Богородицы – Девы.
В левом приделе восславился Нил,
Правый – Святой Параскевы.

Старица дремлет. Былой красоты
Тихо листает века и виденья.
Чает она возрожденья святынь,
Древней земли возрожденья.

Перейти на страницу с итогами конкурсов, проведённых в рамках фестиваля

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Валерий Савостьянов

ВАЛЕРИЙ САВОСТЬЯНОВ
г. Тула

второе место
в Номинации «Профи»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

НИЩИЕ

Камни и буераки.
Дождь моросит с утра.
Нищие и собаки
Вместе вокруг костра.

Их обойду, пожалуй,
Посох держа в руке.
Булькает что-то в ржавом
Стареньком котелке.

Я им пока не нужен,
Я им — что нет, что есть.
Ждут, что послал на ужин
Отче Небесный днесь.

Дай Ты им хлеба, Отче,
Тёплый подвал, где спят,
Дай им в осенней роще
Ягоды и опят!

Дай городским помойкам,
Свалкам — не оскудеть,
Чтоб на прохожих волком
Бешеным не глядеть!

Скоро засвищет вьюга,
Сядет у котелка —
Дай не зарезать друга:
Шарика ли, Пушка!..

Нищим, бомжам и ворам,
Пьющим из русских луж,
Гибнущим под забором,
Но не сгубившим душ:

Крови не проливавшим
Финкой и кистенём, —
Отче, воздай как павшим
Воинам под огнём!

РОССИЯ, РУСЬ…

Россия, Русь, ты стольких погубила
И до меня, и на моих глазах —
Трепещет моё сердце, как рябина,
Взрастая на крови и на слезах.

Здесь так опасно русским называться,
В метель и бурю стоя посреди
Чернобыльских бескрайних резерваций
И Беловежской воющей беды.

Как трудно здесь Добрыне и Микуле:
Чуть что не так Ивану–дураку —
Двух «с» твоих
Безжалостные пули
Свистят и точкой ставятся в строку!

В твоих Торжках, Венёвах и Белёвах
Живём всегда мы — как перед грозой…
Но всё же ум твой задний
Гумилёвых
Поймёт, оплакав позднею слезой!

И лишь за то одно, что на поминках
Рыдаешь ты солдатскою вдовой,
Мы будем смысл искать в твоих суглинках
И красить кровью снег передовой…

ПРОВОД

Может быть, и мелок повод:
Но мне чудится, когда,
Переламывая провод,
Гнут его туда-сюда —

Это гнут
Не провод хрупкий, —
Это водят взад-вперёд
Наш народ несчастный русский,
Наш доверчивый народ…

Перейти на страницу с итогами конкурсов, проведённых в рамках фестиваля

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Елена Филиппова

ЕЛЕНА ФИЛИППОВА
г. Санкт-Петербург

Третье место
в номинации «Профи»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

12 ПЕХОТНАЯ

здесь приезжие и охотники
и туристы из-за кордона
но двенадцатая пехотная
в этом поле навеки дома
меж семеновским и курганною
свищут ядра плюют мушкеты
над пехотными капитанами
над солдатами над корнетами
над редутами над полянами
киверами и эполетами
золотыми и оловянными
град картечи сплошной завесой
а потом тишина и к полночи
только поле с посадкой плотной
наших мертвых
почти что полностью
спит двенадцатая пехотная

ВОРКСЛА

как прежде на синих водах
так ныне на речке ворксле
орут кочевые орды
да стрелы свистят над станом
и бьется литовский витовт
как прежде литовский ольгерд
но сладостный вкус победы
оказывается обманом
а прежде на речке пьяне
а прежде на речке воже
рубили секли кололи
топили орду в протоках
но ныне на речке ворксле
ухмылки на сальных рожах
спаслись только хан да витовт
да чертов тевтонский орден
бегут они в город киев
а следом тяжелой тучей
ногайские кони следом
телеги везут убитых
а в пскове по князю плачут
в смоленске по князю плачут
скорбит православный полоцк
глаза опускает витовт

КАТЫНСКИЙ ЛЕС

казалось бы так недавно
последняя лента вайды
про лес от которого сводит
челюсти до слез
снег валит на дно окопов
вмерзают каски миски
в культурный слой эпохи
губная гармошка врет
ах пане над закопане
летит одинокий лыжник
брусчатка под снегом скользкая
как наша жизнь
а губы дрожат от холода
когда ты с ноги сбиваешься
похожая на аиста
и черной кляксой вниз
в те листья где осень лисья
и в прорези веток лица
мертвых и льдом пупырчатым схваченная земля
и странно так
время лепится как ласточка к стенке мазанки
а елка колючей лапочкой
цепляется за тебя

Перейти на страницу с итогами конкурсов, проведённых в рамках фестиваля

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Ольга Вершинина

ОЛЬГА ВЕРШИНИНА
пос. Сосново Ленинградской области

Второе место
в «Открытой номинации»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

СЫНОВЬЯ БЕЛОГЛАЗОЙ ЧУДИ

Путь по Северу нам нетруден,
Чуть окрепнет осенний лёд,
Сыновья белоглазой чуди
Отправляются в свой поход.
Мы шагаем легко и смело,
Под доспехами скрыта грудь,
Топоры да лихие стрелы
Расчищают широкий путь.
Мы по лесу течём лавиной,
Биться каждый насмерть готов,
Возвращая свои долины,
Прогонять врага с берегов.
Много здесь чужаков бывало…
Об удаче богов моля,
Положили мы их немало –
Это наша с тобой земля!
Кто был прав – лишь века рассудят.
Но хранит в преданьях народ
Сыновей белоглазой чуди.
Продолжается наш поход!

* * *

Не гуляй в лесу за ручьём.
Он недобрый, людям не рад.
Сумрак там и ночью, и днём,
Там пропал не один солдат.
Из-под листьев торчат шипы
Ржавой стали который год,
Но, почти рассыпаясь в пыль,
Ждут, когда кто-нибудь придёт.
И застанут шипы врасплох,
Жадно кожу они пронзят,
Брызнет кровь на зелёный мох,
Словно семьдесят лет назад.
Нет, ещё не окончен бой,
Где безжалостна и жестка,
Без разбору – чужой иль свой,
Рвала проволока бока.
Воротились не все живьём,
И земля неспроста черна…
Не гуляй в лесу за ручьём,
До сих пор там идёт война.

В ЯНВАРЕ 1940-ГО

Белой нитью ровный шов на полосках узеньких.
Мама шьёт из лоскутов одеяло Нюсеньке.
Всем вещам приходит срок: в лоскуты изорваны
Старый бабушкин платок да отрез с узорами.
Вот легли обрывки в круг сарафана синего —
На деревне у подруг не было красивее…
В одеяле всех теплей лоскуты нарядные,
Поправлялась бы скорей детка ненаглядная!
Жизнь военная бедна, вовсе нет ненужного,
В сундуке лежит одна лишь рубаха мужнина.
Страшны слухи – их не счесть, все в деревню сходятся.
Но пока рубаха есть – муж домой воротится.
Вся Карелия в снегах, стынут слёзы-бусинки,
Засыпает на руках в одеяле Нюсенька.

Перейти на страницу с итогами конкурсов, проведённых в рамках фестиваля

Стихи лауреатов фестиваля «Словенское поле — 2019». Инесса Фа

ИНЕССА ФА
г. Казань

Третье место
в «Открытой номинации»
конкурса исторической поэзии «Словенское поле -2019»

Добрый Ветрушка, славный Ветрушка

Добрый Ветрушка, славный Ветрушка,
Дуй нам Ветрушка да по верушке,
Да на мельницы, на кормилицы,
Да на нивушки, на родильницы.
Мы дадим тебе, Ветер, хлебушка,
Мы дадим тебе, Ветер, девушку,
Красну девушку, нашу Аннушку,
В жены Ветрушку возжеланному!

Расплетай её косы длинные
Над полянами да над жнивами,
Разметай ее светлы волосы
Над лугами да над покосами.
И одежд ее полы долгие
Преврати в облака высокие,
Тело белое — в зёрна спелые,
Душу кроткую — в песню звонкую!

Добрый Ветрушка, славный Ветрушка,
Защити, Ветер, наших детушек
От недóрода, горя-бедушки,
Да от голода, да от смертушки.
Добрый Ветрушка, кушай хлебушка,
Славный Ветрушка, милуй девушку,
Да на небушко к Ясну-Солнышку
Отнеси скорей нашу просьбушку!

*У древних славян ветры делились на злые и добрые. Ветер не только нёс беду и болезни от злых духов, но и был помощником в сельском хозяйстве и в мореплавании. Чтобы задобрить ветер славяне кидали в него хлеб, муку, остатки с праздничного стола, обещали отдать ему самую красивую девушку рода. Говорить с ветром нужно было ласково. Считалось, что все заговоры колдунов и ведьм также переносились ветром.

Оберег

Собирала матушка сына в путь-дорогу
Да ходила к образам, кланялася Богу —
Выплетала с пояска красненькую нитку
Да вязала узелки — оберег с молитвой:

— Сохрани, судьба, сынка, отведи невзгоды —
Вот мой первый узелок от любой хворобы.
И второй я завяжу ниточкой суровой —
Чтоб не знал сыночек мой зависти и злобы.

Третий узел закручу от худого глаза,
А четвертый пусть хранит сына от соблазна,
Чтобы крóви не пролил, да от черных мыслей
Мой сердечный узелок для достойной жизни.

Крепко-накрепко вяжу узелочек новый —
Чтоб сыночка не настиг бед венец терновый,
А последним заплету узелок на счастье —
Пусть горит его звезда, никогда не гаснет…

Собирала матушка сына в путь-дорогу,
Все вязала оберег, да молилась Богу.

*Сильным оберегом от сглаза и порчи у славян всегда считались «наузы» — нити с узелками, повязанные вокруг запястья. Для изготовления такого талисмана использовались любые нити: хлопковые, шелковые, шерстяные, льняные. Но собой силой обладали нити, выплетенные из пояса – самого сокровенного и обязательного элемента одежды древних славян. Одно из свойств оберегов нити из пояса – защита в дороге и путешествиях. Особенной силой обладали обереги, повязанные близкими, любящими людьми.