Архив за месяц: Апрель 2018

Юрий Ишков стал лауреатом премии Администрации Псковской области

Поэт Юрий Ишков стал лауреатом премии Администрации Псковской области за 2017 год

В конкурсе на соискание премии Администрации области за лучшие произведения в области культуры и искусства, архитектуры и журналистики, сохранения объектов культурного наследия за 2017 год приняли участие 33 соискателя.

Десять заявок было представлено в области литературы. Лауреатом основной премии стал поэт, член Союза писателей России Юрий Ишков за сборники стихов «Великолучье», «В краю озер», «Алые купола»

Об этом сообщает сайт Государственного комитета Псковской области по культуре.

ПОЗДРАВЛЯЕМ!!!


Юрий Викторович Ишков родился в Киргизии в 1954 году в семье врачей. Окончил факультет русского языка и литературы ЛГПИ имени Кирова и юридический факультет ТГУ имени Ленина. Произведения опубликованы в журналах «МОСТ», «Здоровый образ жизни» (США), «Великолукский вестник», поэтических сборниках «Российские поэты», «Современная поэзия», «Антология современной поэзии» (ЛТО «Эпиграф», г.Рязань), «Сборник стихов», «Чувства без границ», «Воинская слава», «Из варяг в греки», «Связующее слово», «Стихия природы», «Краски жизни» и других. Автор сборников стихов «Великолучье», «В краю озёр», Алые купола» и «У камина». Лауреат поэтического фестиваля «Словенское поле — 2016».
Член Союза писателей России. Член Регионального общественного фонда содействия развитию современной поэзии «СВЕТОЧ», г. Москва.
Живет и работает в городе Великие Луки.

Презентация книги стихов Николая Рассадина

28 апреля 2018 года
в кафе «Старое кино»

(г. Псков, ул. Советская д.37)
состоится презентация новой книги поэта, автора-исполнителя,
лауреата фестиваля «Русский Stil-2014», лауреата фестиваля «Словенское поле — 2013» —
Николая Рассадина

Николай Рассадин родился в 1961 году в Москве. После окончания восьми классов средней школы поступил в Московский механико-технологический техникум мясной и молочной промышленности, диплом которого получил в 1981 году.
С апреля 1981 по апрель 1983 года проходил службу в рядах Советской Армии на территории Германской Демократической Республики (ГСВГ). После демобилизации три года работал в НИИ «Ромб», а в 1986 году поступил на службу в Московский уголовный розыск на должность оперуполномоченного. В 1992 году написал рапорт об увольнении и на протяжении 14 лет занимался проблемами безопасности бизнеса.
В 2006 году переехал на постоянное место жительства в Псков.
Стихи пишет с 15 лет. В 2007 году издательством Ленард выпущена книга стихов «…а более ничего!» под творческим псевдонимом Николай Юрьевич. В 2016 в свет вышла вторая книга Николая Рассадина — «И было всё предрешено».
Стихи Рассадина Николая публиковались в различных коллективных сборниках, в СМИ, на поэтических интернет порталах. Лауреат нескольких литературных конкурсов – как российских, так и международных.

Николай пишет песни в стиле шансон. В 2005 и 2007 годах совместно с популярной российской группой «Гуляй поле» выпущены два музыкальных альбома…

Информация о презентации в социальных сетях:
ВКонтакте: https://vk.com/ishoda_ne_budet
Фэйсбук: https://www.facebook.com/events/1217679278369248/

 

Вечно буду. Воспоминания о Станиславе Золотцеве

Вечно буду

воспоминания о Станиславе Золотцеве

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
исполнись волею моей
и, обходя моря и земли,
глаголом жги сердца людей!
А. Пушкин

Счастлив тем, что целовал я женщин,
мял цветы, валялся на траве,
и зверьё, как братьев наших меньших,
никогда не бил по голове.
С. Есенин.

Станислав Золотцев

При первом знакомстве он производил впечатление человека целеустремлённого, решительного и делового. В его всегда приветливой улыбке, в прищуре внимательных, изучающих глаз, скрывалась какая-то тайна. Тайна его души, его характера, которые раскрывались уже позднее, при более близком знакомстве. И тогда становилось видно – какая это добрая, но, отнюдь, не простая душа. Какой это добрый, хотя и не простой характер.
Каждый человек уникален, а тем более поэт. Станислав Золотцев обладал ярким дарованием, страстной натурой. Он был настоящим сыном своего непростого и противоречивого времени. Он умел увидеть и отразить в своём творчестве поэтическую правду окружающего мира. Он видел и воспевал красоту русской природы и уходящей деревни.
У нас есть несколько заветов великих наших поэтов, из которых в качестве эпиграфа, я привёл только два: Пушкина и Есенина. На мой взгляд этим заветам более всего соответствует жизненная и творческая судьба Станислава Золотцева, его жизненный и творческий путь, путь наследника русской поэзии.
А когда произошло наше первое знакомство, признаться, – не помню. Но когда 21 февраля 1986 года Александр Бологов, бывший тогда председателем псковской писательской организации, привёл в клуб завода ТЭСО, на котором я тогда работал, двух молодых московских поэтов, одним из которых был Станислав Золотцев, — я его уже хорошо знал. У него к тому времени были выпущены четыре сборника стихов: «Зимняя радуга», «Дело чести», «Магнитное поле» и, вышедшая в конце 1985 года в издательстве «Советский писатель», книга «По северной тропе». Вот из этой последней книги Станислав и читал свои новые стихи перед собравшейся рабочей аудиторией.
Мне сразу запомнились два стихотворения: «Чёрная корова» и «Мы новую песню начнём». Первое поразило меня сходством сюжета и накалом страстей с моим собственным стихотворением «Вина», написанным в это же время. Поскольку я веду вольный рассказ-воспоминание о моём близком товарище по перу, мне хочется, чтобы и читатель окунулся в мир моих тогдашних ощущений и пережил, хотя бы частично, то, что я пережил тогда.

Вот стихотворение Золотцева:

Мне снился сон мальчишеской порой
и многократно повторялся снова:
как будто мчится по лесу за мной
взбесившаяся чёрная корова.
Два мутных солнца в туче грозовой –
её глаза. Рога – крупней лосиных.
Шерсть оставляя на сухих лесинах,
она летит, огромная, за мной.

Я задыхаюсь, и кричу, и плачу,
и потом истекаю на бегу,
и вот я загнан ею на лугу,
спина — в её дыхании горячем.
Вот-вот вонзится в спину правый рог,
поддев меня под левую лопатку!

…Но тут же превращаюсь я в цветок,
растущий на лугу, сыром и сладком.
Она меня не видит. Я спасён!
Ревя уходит чёрная корова…
Я стал взрослеть. И сгинул этот сон.
Но через двадцать лет явился снова.

Я вновь бегу, и сердцу всё больней –
колотится, в груди не умещаясь.
Я падаю на землю перед Ней –
но ни в какой цветок не превращаюсь.

И вот грудную клетку просадил
её удар, и кровь пошла рывками.

Я просыпаюсь.
У меня в груди –
огромный рог
сломавшийся о камень…

Валерий Мухин

Когда я показал Станиславу черновик своего стихотворения «Вина»,
он тут же отреагировал:
— Так это же моя «Корова». Когда ты его раньше читал?
— Никогда, я его только первый раз сейчас услышал.
— Нет безусловно, это совсем другое стихотворение и по сюжету, и по настроению. Но по сути, по духу, по чувству вины они об одном и том же.
— Вот это то меня и поразило. Они оба отвечают на один и тот же вопрос: за что это мне?
— Да, вот именно, что я такого сделал? В чём моя вина? За что это мне? В обоих стихах силы судьбы, силы Рока, сверхъестественные силы оказываются сильнее человека – так и есть на самом деле и ничего с этим не поделаешь, хотя у меня корова — ломает себе рог, а у тебя горб-вина так и осталась навсегда. Я сознательно приношу ущерб корове, говоря этим, что иногда, чтобы доказать что-то себе и другим, надо противостоять стихиям, а то и бороться с ними.
Вот тогда в первый раз мне приоткрылся характер Золотцева-бунтаря, ещё не совсем окрепший, но уже обладающий той каменной стойкостью, о которую судьба-корова может обломать свой острый рог.

Второе стихотворение, которое мне понравилось из того, что прочитал Золотцев в тот памятный день было «Мы новую песню начнём»:

Мы новую песню начнём –
она уже зреет под сердцем,
и заново землю качнём –
земля перестала вертеться.

Настала пора рисковать
без устали, бесполовинно,
и сердце своё раскрывать
до самой своей сердцевины,

до огненной магмы внутри,
иначе – планета остынет.
Но кто себе скажет «Сгори!»,
тот пеплом вовеки не сгинет.

Мы дети сухого кремня
и смол золотисто-сосновых.
У нас ещё хватит огня,
чтоб жить в этом веке рисково.

И стоит почуять в себе
хоть самую малую смелость,
чтоб дрогнула ржавь на резьбе,
чтоб снова земля завертелась.

Здесь с ещё большей силой проявляется бунтарский характер, желание противостоять стихиям: «и заново землю качнём, земля перестала вертеться», «Настала пора рисковать», «чтоб дрогнула ржавь на резьбе, чтоб снова земля завертелась».
И здесь же ещё робко, но всё уверенней пробивается важная тема, тема вечности: «Но кто себе скажет «Сгори!», тот пеплом вовеки не сгинет».
Она красной нитью проходит через всё творчество Станислав Золотцева.
Название книги «По северной тропе» красноречиво говорит о том, что автор стал по иному ощущать жизнь, как «немыслимое» чудо, именно здесь:

Нет худа без добра, и нет добра без худа!
В гостиницах, в гостях, в казармах и в купе
я ощущал, что жизнь – немыслимое чудо.
И я её познал на северной тропе.

В начале моего рассказа я указал точную дату этой встречи. Конечно я бы никогда не запомнил её, если бы не автограф на книжке «По северной тропе», которую Станислав тогда мне подарил: «Дорогому Валерию Мухину – с пожеланием творческих успехов. 21.02.86».

Надо сказать, что с этого момента Станислав Александрович проявлял всяческое внимание к моему творчеству поощряя и хваля за выход очередной моей книги стихов и это было неоценимой поддержкой для меня начинающего поэта. А в 2001 году он написал статью обо мне в журнале «Встреча» №1 под названием «Там деревни: Даль и Тишь» и привёл в ней пять моих стихотворений. Не буду приводить всю статью, а возьму только её окончание. «И вот, перешагнув рубеж 50-летия, Мухин пришёл к созданию полнокровных и сильных поэтических произведений. В 90-е годы ему удалось (ещё одно чудо для наших дней) выпустить 5 книг стихов, и каждая становилась новой ступенью в творческой зрелости. Валерий Мухин – настоящий во всём: он может и избу срубить, и машину вести по сельским буеракам.. А главное: он состоялся как поэт своей земли…».

Станислав Александрович Золотцев родился 21 апреля 1947 года в деревне Крестки, бывшем псковском предместье. Со временем город разрастался и сегодня от деревни ничего уже не осталось. Она исчезла, растворилась в городских кварталах новостроек. С болью поэт вспоминает в стихах о своём деде садоводе, об отце и матери собиравшими чёрную и красную смородину, о тоненьком саженце-яблоньке, которую он подростком посадил когда-то большой взрослой лопатой. И которая стала большим, и красивым деревом:

…………………………
«Здесь, в саду огромном, я когда-то
весь а поту, в натуге детских сил,
взрослою орудуя лопатой,
саженец тончайший посадил.
И от сада прежнего осталась
лишь она – дремуча и стара.
Никого из нас не красит старость:
ствол корявый, в трещинах кора…
………………………………..
Было всё в её древесной доле
то же, что в моей судьбе земной.
Но – цветёт царевной на престоле
яблоня, посаженная мной!
…Терем её лиственно-узорный,
умертвила пришлая орда…
Но под осень вновь забрезжат зёрна
в сердцевине каждого плода.
Зрелые, святые зёрна эти
брошу в землю будущей весной.
…Вечно будет жить на белом свете
яблоня, посаженная мной!

(«Яблоня посаженная мной»)

Деревни нет, нет и яблони, но боль и память – живы.
С 15 лет Станислав пошёл работать слесарем на псковский завод АДС (Аппаратуры Дальней Связи). И об этом он позднее напишет стихи – о своих первых ступеньках, которые надо было пройти, чтобы подняться и идти дальше и выше:
………………………..
«Набухали вены на руках,
неумело делавших нарезку,
и сверло, зажатое в тисках,
гнулось и ломалось, как в отместку.

И казалось, что не устоять
перед непослушной, хрупкой сталью.
К пальцам прикипала рукоять,
стружка золотистая спиралью,
завивалась, как ребячья прядь.

И во всём цеху визжали свёрла.
И когда пересыхало горло,
я, довольный первою сноровкой,
обжигался свежей газировкой.

И такая свежесть нарождалась,
и такая появлялась прыть,
Что в судьбе крутой перешибить
их не могут горечь и усталость,
и душе сломать не могут крыл
в молодом полёте против ветра!

Шаг резьбы,
я кровно заплатил
за твои косые миллиметры.

(«Шаг резьбы»)

Вот оно – начало зарождения характера и пути против ветра, -сопротивления всем жизненным трудностям и невзгодам.
Свою работу на заводе Станислав совмещал с учёбой в вечерней школе, которую окончил в 1963 году. Моя жена Валентина преподавала в этой школе химию, несколько позже, когда Станислав её уже окончил. Но будучи на одном школьном мероприятии мне случилось поговорить с учительницей русского языка и литературы Марией Алексеевной. И я её спросил тогда:
— Такого ученика – Станислава Золотцева помните?
— А как же его не помнить.
— И чем же он Вам запомнился?
— Очень трудный ученик. Какой-то ершистый и неукротимый, сам себе на уме, так что к нему всегда особый подход был нужен… Но очень способный и умный.
— А стихи он тогда ещё не писал?
— Этого я не знаю. Но всегда был с книгой. Даже на уроке, помню, делала ему замечание, чтобы не занимался посторонним чтением.

Сразу же после окончания школы, в этом же 1963 году, он поступает на вечернее отделение филологического факультета Ленинградского государственного университета и параллельно работает строителем на Кировском заводе. Через два года переходит на дневное отделение. А в 1968 году оканчивает университет по специальности «преподаватель и переводчик английского языка».
Около двух лет Золотцев работает переводчиком в Индии.
С 1970 по 1972 год работает преподавателем в Московском историко-архивном институте.
С 1972 по 1975 год служит офицером авиации на Северном флоте.
В 1978 году оканчивает аспирантуру Московского государственного университета по кафедре зарубежной литературы. Тема его диссертации – «Творчество Дилана Томаса и его место в современной английской поэзии»
С1970 года постепенно начинает печататься в периодических газетах («Труд») и журналах, таких как «Аврора» и «Новый мир».
И это было огромным успехом и окрыляло молодого талантливого поэта для новых творческих поисков.

В первой своей книге «Зимняя радуга» (1975) Станислав опубликовал много стихов о Советской армии и Флоте, о той действительности, которая его окружала во время его службы офицером, а также стихи об Индии.
Жизнь переводчиком в Индии, служба в Заполярье, в военно-воздушном флоте, сформировали важнейшие грани его творческой личности. Они ярко проявились в его северных стихах и балладах. В них живут неиссякаемая романтика и мужественность.
Лирический герой стихов Злолотцева молод и отважен, и этим он радует, и покоряет читателей, для которых распахиваются новые поэтические и жизненные открытия. Перед ними разворачиваются сюжеты о военных лётчиках, картины природы и людей Индии и его родной Псковщины.
Но и во время службы он постоянно помнит о своём доме, о своём гнезде:

И всё же хорошо, что за моей спиной
за грохотом турбин, за крыльями моими –
огромная земля, мой сад и город мой,
и весело они моё припомнят имя.

А когда он мчится в машине по жарким дорогам Индии:

И воздух ревёт за спиною,
Как тигр, не догнавший меня.

Сразу виден поэтический характер С. Золотцева – свободный и властный.
И всё-таки земля малой родины ему ближе всего на свете и её он воспевает с особым трепетным чувством:

…………………………………
Черёха! Пью черёмуховый холод –
им пахнет пойм твоих земля сырая.
Когда в тревожный час под сердцем колет
с надеждой твоё имя повторяю.
Оно для сердца – мужество и крепь.
Оно звучит, как древняя тревога.
В нём журавлей крылами плещет цепь
и ветры веют стрелами Стрибога.

(«Черёха»)

И в мятежной душе никогда не увядает чувство, что когда нибудь он всё же вернётся на эту землю уже навсегда:

Может, стал я черствей, может, просто суровей,
но в родные места я без чувства вины
прихожу, научившись родству – не по крови,
а по тяге единой к работам земным.

Но я знаю: однажды, быть может, не скоро,
может быть полпланеты изметив трудом,
я вернусь навсегда в мой единственный город,
чтобы помнил мой сын, где стоит его дом.

(«Псков»)

После выхода в свет своей первой книжки С. Золотцев был принят в 1975 году в Союз писателей России. И почти двадцать лет он живёт в Москве, является московским литератором. Окунается в бурную многоплановую и напряжённую жизнь столицы. Он пишет эссе и критические заметки о литературной деятельности своих коллег-современников. Бывает в творческих командировках, участвует в литературных семинарах в разных областях СССР.
Он продолжает заниматься переводами и становится известным переводчиком с восточных языков.
В 80-е годы доминирует и входит в пору зрелости его поэтическое творчество. У него выходят шесть книг стихов и книга критических эссе «Нет в поэзии провинций» (1986).
В этих книгах много стихотворений посвящены псковскому краю, малой родине. В них видны порывы и распахнутость души автора, романтика, связанная с испытаниями и борьбой, познание жизни через истину:

Есть умные и мудрые. Они
Друг друга дополняют.
………………………….
Ум открывает истину, как ересь,
ни крови не жалея, ни чернил,
чтоб через век,
в ней напрочь разуверясь,
мудрец её, как прах похоронил.
И если ум идёт путём открытий
неотвратимых, словно жизнь сама,
то мудрость – это, что ни говорите,
высокий сплав
безумья и ума.

(«Ум и мудрость»)

Поражает, что в постоянных поисках самого себя Станислав Золотцев открывает в глубине души своей ту «несмиренную» натуру, которая и дарила ему «живучесть» в этой нелёгкой жизни:

…………………………………
…Если всё, что я пережил, перелюбил, повидал,
можно в слово вложить, это слово одно – потрясенье.
……………………………… …
Ох, кому довелось народиться под знаком Быка,
тот всю жизнь будет мучим своей несмиренной натурой.

Вот и я заряжён смесью гнева, любви и огня.
Разрываемый ими, мечусь и тревожусь и мучусь.
Но, быть может, они, порожденье апрельского дня,
и дарили мне в лютые зимы живучесть..

Словно лось, по весне медногорло и зычно трубя,
за своё заповедное дыбился я не однажды,
каждый стебель земли, каждый волос любимой любя…

(«Тридцать пятый апрель»)

Щемящей болью пронизывает стихи тревога за судьбу России и её народа, которая открывается в горьких откровениях поэта:

…………………………………..
Очей славянских синь эстрадный дым забил –
гнусавый микрофон лахудры низколобой.
…Звезда моя полынь. Цветущий чернобыл.
Земля моя полынь. Беда моя – Чернобыль.
…………………………………….
Но где покой, когда не сосчитать платки
солдатских юных вдов на молодых могилах…
Мне снится: моего младенца на штыки
уже берут, а я – спасти его не в силах.
…Реактором любви остался мой народ,
хотя никто ему не возместил потери.
И мглится небосвод. И длится этот год.
И звёздная полынь цветёт среди метели.
О, память, не остынь – как пепел не остыл,
слетевший с горных троп в афганские сугробы.
… Звезда моя полынь. Горящий чернобыл.
Дитя моё полынь. Земля моя – Чернобыль.

(«Звезда-полынь, или воспоминание о 1986 годе»)

Характерно начало отрывка, который я привожу здесь. Станислав Золотцев утрату советской эстрады, советской культуры сравнивает с опустошающим культурным Чернобылем, новым шоу-бизнесом, похоронившим и русскую песню и «очей славянских синь».

А в другом своём стихотворении «Наши песни» поэт с отчаяньем, непониманием и горечью вопрошает, куда же подевалось наше «солнце народной поруганной славы», народные и советские песни, почему они не звучат и мы их совсем не слышим?

Я слушаю песни разрушенной нашей державы.
Я слушаю счастье и горе огромной страны –
высокое солнце народной поруганной славы,
отлитое в звуки, что нынче почти не слышны.
…………………………………………………..
Я слушаю их, и волнением острым и сладким
полно моё сердце, и плачет оно, и поёт.
Зачем Дунаевский и Хренников, Блантер и Фрадкин
надежду и веру творили семёркою нот?!

«Катюша», «Землянка», «Смуглянка», «Скалистые горы»,
и «Тёмная ночь» и раскаты «Священной войны» —
в хаосе безумья, под грязью дремучего вздора
замолкли они и в эфире почти не слышны.

Развал Советского Союза сразу никто не осознал и, можно сказать, не понял, что же произошло? И только спустя время народ начал осознавать всю трагедию, всю катастрофу произошедшего. Страна умерла тихо, как умирает большинство старых людей.
Трудно было поверить, что такая огромная держава, оплот мира во всём мире может умереть. Да, не просто умереть, а исчезнуть, испариться как дым, «как утренний туман»:

Что мы пережили в эти дни? –
Шторм безумья, фарс переворота,
лязгание танковой брони
посреди столичной толкотни,
выплеск ядовитого болота…
Бунтом взбаламучена Москва.
У ревущих толп она во власти…

Снова, как в Семнадцатом году,
воздух смуты чёрен и неистов,
породил безмозглую орду
юных, крови жаждущих чекистов,
Пена правит сверху. Но жива
Глубина своей живою силой.
…И свои последние слова
В глубине хранит ещё Россия.

(«Август-сентябрь 1991 года»)

Но, когда народ, всё же, осознал, что произошло, он понял, что растоптали не только страну, но и его самого. Растоптали, нарушили его целостность, единство, привычные устойчивые экономические, родственные и другие связи и законы.
Развал СССР и реформы, последовавшие за ним, которые потом назвали людоедскими, привели к огромной сверх смертности людей.
И вот спустя десять лет С. Золотцева как будто током поразило – а страны-то нет! «И только в этом городе восточном, неумолимо, неотступно, прочно всем существом я понял эту явь – как будто море огненное вплавь я пересёк».

…………………………………
— Прощай, моя Советская страна,
прощай моя Союзная держава!
Дай Бог – другие грядут времена,
твой новый образ возродят потомки…
Сегодня же вокруг – одни обломки,
уже остывший пепел, прах седой,
покрывшийся травой забвенья сочной.
Дай Бог, чтоб стал он самой доброй почвой
для новых всходов, нового пути.
Сегодня же – прощай!
И нас прости…
(«Жестокое прощанье»)

И вновь растёт в душе поэта протест против произошедшей несправедливости, против того, что не должно было никогда произойти.
То, что сделано было навеки — обязательно должно вернуться снова:

Обретая земли и моря,
что тебе принадлежат по праву,
возродись, Империя моя,
Русская, Великая Держава!

Древнее духовное зерно
вырастает в новую святыню.
Никому на свете не дано
поселить в душе твоей пустыню.
………………………………….
Пережив лихие времена
униженья, смуты и насилья,
возродись, огромная страна,
наша неделимая Россия.
…………………………….
Да сомкнутся все твои края
под багряным стягом Правой Славы.
Возродись, Империя моя,
Русская Великая Держава!

(«Гимн Грядущей России»)

И уже в новом прошении, но всё с той же молитвой и любовью об Отечестве звучит тема не дающая покоя поэту. «Дума»:

Да воскреснет земля, где живут мои люди родные,
Да не сгинут святыни, и грады, и веси её.
Да не будет последней молитва моя о России.
Да не будет последним последнее слово моё.

Вместе с распадом Советского Союза в 1991 году распался и Союз писателей СССР. В стране образовалось сразу несколько союзов. В одной Москве – сразу три: Союз писателей России, Союз российских писателей и Союз писателей Москвы. Есть ли разница между ними? В принципе – нет.
Но Союз писателей России традиционно считается организацией «патриотической» направленности, тогда как возникший как альтернатива ему Союз российских писателей придерживается «демократической» направленности.
Вирус распада, гулявший по всей стране, попал и в нашу писательскую организацию и 11 декабря 1997 года было заявлено о создании в Пскове новой писательской организации – «Объединения псковских писателей», которая вышла из основного состава и стала жить своей самостоятельной жизнью.
Руководителем новой организации был выбран Станислав Золотцев.
В состав отделившейся организации вошли Станислав Золотцев, Ирена Панченко, Лев Маляков, Валерий Мухин, Александр Гусев, Елена Морозкина, Валентин Краснопевцев, Борис Ильин, Виктор Васильев.
Позднее в неё вошли Евгений Афанасьев, Виктор Русаков, Георгий Гореловский, Любовь Федукова, Вера Романенко, Геннадий Моисеенко, Николай Гончаров, Иван Калинин, Александр Казаков, Павел Осокин, Мирра Яковлева.

И в судьбе С. Золотцева происходит много изменений.
В 1992 году умирает мать поэта и это событие поражает его не меньше, чем гибель страны:

…………………………………
Как же черно завершается доля,
полная света духовных ключей –
в смрадной палате, в корчах от боли
и при бессилии нищих врачей.

Словно придавлена лапой железной,
женщина, жизнь подарившая мне,
мучится вместе со всеми, кто в бездну
брошен кошмаром, царящим в стране.
……………………………………
Как же совпало с бременем бремя
две черноты моего бытия:
мать умирает – и в это же время
гибнет Россия моя.

(«Смерть мамы»)

А за престарелым и больным отцом нужен был присмотр и уход.
И вот с начала девяностых годов Золотцев возвращается в родной город всё чаще и подолгу живёт здесь и работает. Он ухаживает и заботится о своём отце, иногда приводит его на заседание писательской гостиной в «Городской культурный центр» на Рижский, 64, благо он находится недалеко от их дома. Я помню этого статного пожилого человека, убелённого благородными сединами, внимательно слушавшего выступления псковских поэтов и собственного сына.
Золотцев сохраняет свои обширные связи с литературными журналами и газетами разных областей и городов России. Правда в эту пору разрухи и раздробленности резко сокращаются тиражи и местных и столичных журналов и газет.
Эти связи помогали С. Золотцеву опубликовывать различные статьи в центральных газетах и журналах о жизнедеятельности новой, уже родной ему писательской организации. По возможности, он пишет статьи почти о каждом в отдельности члене нашей организации с публикацией стихов каждого автора и биографических заметок о нём. Это благотворно влияло на настроение и жизнь в целом молодого авторского коллектива. Появилось как бы второе дыхание, что сразу же сказалось на работе всей организации. Появились новые идеи, издательские планы, которые претворялись в жизнь с большим воодушевлением.

Кроме различных статей и заметок Золотцев организовывает радиопередачи на радио России, где звучат стихи псковских авторов. В этом ему помогает жена Ольга Золотцева, работавшая тогда на Радио.
Как-то приехал из отпуска мой хороший друг Серёжа Никитин, который отдыхал под Краснодаром в большой семье своей невестки и рассказывает:
— Сидим это мы за большим столом в своём саду. Трапезничаем, значит.
Погода шикарная, солнышко южное благодатное ласково греет. Вдруг по транзистору объявляют: «слушайте стихотворения псковского поэта Валерия Мухина». Мы так и подпрыгнули от неожиданности. Вот, думаем куда псковские волны долетели. И так радостно было воспринимать твои строки о Пскове, о родной псковщине – там на южном солнце, что комок к горлу подступал… И все жадно слушали.

В этом же 1992 году у меня умирает тесть и могилы матери Станислава и моего тестя оказываются совсем рядом. Через пару лет у меня умирает тёща, и вскоре у него умирает отец. И опять наши могилы рядом.
А Станислав напишет стихотворение «Не умирают отец и мать»:

Не умирают отец и мать,
лишь переходят в иную стать,
в иную волю, в иную долю,
в нерукотворную благодать.
Не умирают отец и мать.

Не умирают отец и мать.
И суждено им не истлевать
в могильной почве, но днём и ночью
в душе рождаться твоей опять.
Не умирают отец и мать.

Где опять, но уже в другой транскрипции здесь звучит тема вечности.

Мы часто бываем на кладбище, иногда едем туда вместе на моей машине. А когда прощаемся Станислав иногда просит:
— Захватывай меня, когда следующий раз поедешь.
И я «захватывал».

Валерий Мухин и Станислав Золотцев

Золотцев часто в своей поэзии использовал народные «корни»: народные обычаи, поговорки, народные присловья, приметы, привороты
и т. д. И вот в одной из наших поездок, когда я его «захватил» на кладбище он и говорит:
— Не даёт мне покоя один русский обычай, когда раздают вещи покойных родным, друзьям и знакомым. Во-первых вещей столько, что мне их никогда не раздать. Вот ты например – возьмёшь зарядное устройство отца.
— А почему бы и не взять? Возьму. У меня совсем плохонькое стало.
— Отлично, вопрос решили. А во-вторых, я написал стихотворение на этот обычай, пока черновой вариант. Приедем – посмотришь.
Когда приехали на кладбище и я остановил машину, он достал из потайного нагрудного кармана листок сложенный вчетверо и протянул мне. Начав читать я обратил внимание, что стих белый. И в общем-то будничный.
Кому я подарю то? Кому я подарю это? Кому это нужно? Кому это принесёт пользу? И я уже хотел было сказать Станиславу, что над стихом ещё надо бы поработать, как вдруг в конце читаю совершенно потрясающие строки, которые, как это всегда умел делать Золотцев, «вытаскивают» все стихотворение:

Куда мне девать всё то, что они носили на себе
и в себе, всё, что вынесли они на своих плечах?
Всю выношенную ими страну по имени Россия
— кому передам я сегодня?..
(«Факультет ненужных вещей»)

— Ну, Станислав, ты, видать, волшебник какой-то. И просто, и возвышенно, и, как всегда, патриотично. И образ замечательный, но почему белый стих?
— Ты знаешь, так на душу легло… Как легло, так я и писал, и мне было так свободно и легко в этом белом стихе, что я, наверно, уже почти ничего менять не буду.

После образования «Объединения псковских писателей» мы включились в частые поездки по области с целью пропаганды своего творчества и новой писательской организации. «Объединение» с самого начала избрало путь активной поддержки авторов, живущих не только в центре, но и в глубинке. Были налажены прочные творческие связи со всеми литературными клубами при районных библиотеках и школах, выявлены десятки талантливых авторов, которые впервые получили возможность быть опубликованными на областном уровне.
Мы развернули широкую издательскую деятельность: находили заинтересованных спонсоров, в поездках при выступлениях реализовывали нашу новую продукцию, крутились как могли.
Станислав, будучи руководителем новосозданного Московского Литературного фонда (социально-правовая защита писателей) уговорил нас вступить в Литфонд с надеждой получать в дальнейшем какие-то гонорары. Так и было: мы все, послушавшись его, и заплатив какие-то взносы, вступили в Литфонд и он снабдил нас членскими билетами. А в дальнейшем стал привозить какие-то деньги. Раза два или три делили эти деньги поровну. Приходилось по две или три тысячи на человека. И мы решили больше деньги не раздавать, а лучше использовать их для новых наших изданий.
За время существования «Объединения» в свет вышло более 50 коллективных сборников и десятки авторских книг.
И это без всякой официальной финансовой поддержки.
Для сравнения: за это же время Псковская писательская организация, возглавляемая Александром Бологовым, а позже Олегом Калкиным, выпустила только один сборник – альманах «Скобари», который был профинансирован областной администрацией.

Но стоило «Объединению» выпустить свой первый поэтический сборник «У родника» (авторы: Золотцев, Морозкина, Маляков, Мухин, Гусев, Панченко), как он подвергся острой «грязной» критике бывших друзей-коллег родной писательской организации, вылившейся на страницы областной печати.
Значит, сто раз был прав Александр Блок, открыв миру, эту страшную правду в своём стихотворении «Друзьям»:

Друг другу мы тайно враждебны,
Завистливы, глухи, чужды,
А как бы и жить и работать
Не зная извечной вражды.

Что делать! Ведь каждый старался
Свой собственный дом отравить,
Все стены пропитаны ядом,
И негде главы преклонить!..

И почти одновременно в газете «Вечерний Псков» была опубликована статья известного поэта-песенника Николая Доризо, который был в восторге от сборника «У родника». Я не буду приводить эту статью целиком, но поскольку Николай Доризо в ней даёт краткую характеристику каждого автора – я приведу только то, что он говорит о Станиславе Золотцеве:
«В последние годы мне, хоть и реже, чем прежде, но всё-таки часто дарят и присылают поэтические новинки, есть среди них и удачные, и не очень, но, признаюсь, сборник «У родника» воодушевил меня по особому:

Святогорье моё, Лукоморье моё –
Жизнь, омытая пушкинским взором.

Так завершается стихотворение, открывающее этот сборник, и не случайно же оно посвящено памяти С. Гейченко, — как и несколько стихотворений других участников книги: не должно землякам «Домового»,
подвижника и фактического творца нынешнего заповедника, забывать это великое имя. «Жизнь, омытая пушкинским взором» — трудно, кажется, найти более точную словестно-художественную «формулу» для обозначения того мировосприятия с которым жил Семён Степанович, и с которым живёт каждый, кто ощущает, что «Пушкин – наше всё».
Автор же этого стихотворения, как и первого раздела книги – мой младший, хотя уже и очень давний добрый товарищ, по перу Станислав Золотцев, чья творческая судьба в Москве разворачивалась на моих глазах.
Теперь, зная, что он живёт по преимуществу вновь в Пскове, и читая в книге «У родника» его самые новые стихи, вижу: возвращение на родину пошло на пользу этому одарённому и многогранному литератору».
Не могу не привести хоть несколько строк из этого стихотворения, чтобы читатель мог почувствовать ту симфонию звуков, которая рождается в душе поэта при соприкосновении его с Пушкиногорьем:

Я в снегах, как в стихах.
Я в стихах, как в снегах,
с высоты на меня нисходящих.
И в Тригорских борах
звёздный кружится прах,
и в еловых Михайловских чащах.
……………………………….
Я прошит ими весь.
Я на родине здесь,
на славянской земле заповедной.
Сосны смотрят в зенит,
и под ними звенит
каждый холм, словно колокол медный.
………………………………..
Млечный пух, снежный день,
и крестовая тень
На высоком холме под собором…
Святогорье моё,
Лукоморье моё! —
Жизнь, омытая пушкинским взором.

(«Я в снегах, как в стихах…»)

Между тем у Золотцева к этому времени вышли книги стихов: пятая – «Зов Азии»,1987, и последующие – «Пора брусники», 1988, «Приворот», 1989, «В наше время», 1990, «Сыновья поэма», 1991, «Прощённое воскресенье»,1992, «В минуты близости с тобой», 1993, «Всё пройдёт, а Россия – останется»,1997. И прозаические произведения – «Поэзия и смута: очень несвоевременные заметки», 1993, «Мир Пушкина. У синичьей горы», 1999, «У подножия синичьей горы: роман эссе», 1999, «Камышовый кот Иван Иваныч: история его жизни и смерти», 2001.

В своей автобиографии во Всероссийском автобиобиблиографическом ежегоднике «На пороге 21-го века», том1, Москва, 2004 г., Золотцев пишет: «В конце 80-х стал выступать как публицист: статьи и очерки были направлены против разрушения СССР, в защиту отечественной культуры, против ограбления страны и народа. Осенью 1993 года я участвовал в обороне здания Российского парламента»:

С октября во мне – два главных ощущенья.
В каждом – эхо залпов пушечных звучит
От того, что жив остался – удивленье.
От того, что жив остался – жгучий стыд…

(«После расстрела»)

Весной 1998 года я подготовил рукопись своей новой книжки стихотворений «Зеленоглазый ангел». Золотцеву очень нравились некоторые стихи из этой рукописи, которые я читал при совместных выступлениях в Пскове и в поездках по области. Это были «Мадонна», «Два ангела», «Зеленоглазый ангел» и другие. И мы договорились, что он станет редактором этой книжки и напишет кратенькое предисловие.
Буквально через неделю он мне позвонил и попросил прийти к нему за рукописью сегодня вечером, так как завтра с утра он собрался уезжать к родственникам в деревню. И я, как это у нас принято, захватил с собой бутылку водки и пришёл к нему.
— Вот это ты здорово придумал, сказал он, принимая «пузырёк».
— А я думал, что ты ругаться будешь.
— В другое время бы стал, ты же знаешь, что я не пью. А сейчас не буду, отвезу родственникам в деревню, там этот товар – валюта.
— И надолго ты уезжаешь?
— Да нет, надолго не могу, максимум на неделю. Но и не съездить, тоже нельзя. Там сейчас трудовые руки, ох, как нужны. А заодно надо разных травок пособирать, да посушить – там есть где. Вот — насушу и приеду.
Соскучился я по травному чаю, страшно…

Когда дома я стал читать его длинное предисловие к сборнику, у меня было желание – половину сократить, но что-то меня остановило и я убрал только пару предложений вначале. Была бы полностью моя воля, я бы оставил только самую концовку, а именно: «Валерию Мухину удалось проложить для себя такой путь – то есть, быть гражданственным поэтом России. От книги к книге его стихи становились всё более сильными, звучными, исполненными живых и самобытных интонаций. Всё более они дышали красой Псковщины, несли в себе её неповторимый облик, вечно-былинный — и все более тревожными и смелыми по сущности становились, в лучшем смысле этого слова – современными! И сегодня я могу сказать с великой радостью для себя и (верится!) для многих читателей: Валерий Мухин состоялся, как настоящий сильный и зрелый поэт. По-человечески он вступил в возраст, говоря пушкинскими словами, «грозный и суровый» — прекрасный по-своему возраст, пора наступления мудрости земной, но ещё и та пора, когда «буйство глаз и половодье чувств» не покидают человека. Поэта – не покидают…
А главное: я глубоко убеждён сегодня, что именно в наши, труднейшие для России дни голос поэта Валерия Мухина станет надёжной духовной опорой в жизни многих русских людей, для которых поэзия является одной из высших ценностей нашей нации.
Поэт пришёл к нам в трудное время, но – вовремя».
Когда я стал дальше просматривать рукопись книги я не нашёл в ней ни одной золотцевской поправки, ни одной даже исправленной запятой.
Заподозрив, что Станислав вообще не прочёл мою рукопись, по приезде его из деревни я сказал ему об этом, на что он мне мягко ответил:
— Валера, у тебя тут так всё отточено и пригнано, что мне просто нечего было поправлять…
И эти слова были самой лучшей похвалой моим стихам, моему творчеству. И, конечно, мне пришлось извиниться за своё недоверие.

В литературной гостиной

Как-то на моём мероприятии, по поводу презентации книги, в «Писательской гостиной», на Рижском проспекте, 64, где у нас постоянно проходили заседания, каждый третий четверг месяца, и где меня поддерживал песнями написанными на мои стихи, мой добрый друг и бард Вячеслав Рахман, после выступления к нам со Славой подошёл Золотцев. Он поблагодарил нас за выступления и похвалил: меня за стихи, Славу за песни:
— Все песни у вас замечательные – сказал он – но одна, мне особенно понравилась своей задушевностью, патриотизмом и глубиной. Это песня «Россия- поле». Я бы даже назвал её гимном.
— О, Станислав, спасибо за высокую оценку. А гимном чего?
— Ну, конечно, России, потому что слова — о России. Мы с Мишуковым сейчас задумались над гимном Пскова. Думаю, что-то должно получиться. Текст я ему уже дал, а он музыку творит. Один раз он мне изобразил на фортепьяно, — мне понравилось, а ему что-то ещё хочется почистить.
— Ну здорово, у Пскова будет свой гимн! Поздравляем!
— Да рано ещё поздравлять. Ещё столько заморочек предстоит. Сплошное хождение по мукам, пока его утвердишь.
— Да, ладно, Станислав, помучайся, гимн этого стоит.

Гимн города Пскова был утверждён Псковской Городской Думой в 1999 году. Это было событие года. Когда он звучал на торжественных мероприятиях, в первое время, у многих псковичей мурашки бежали по коже.
Его величавая, торжественная, распевная мелодия и такие простые, ясные, доходчивые и весомые слова, проникавшие в самую глубину души, быстро полюбились псковичам и пришлись по сердцу:

Там, где к Великой мчится Пскова,
Там, где Россия в людях жива,
Встал наш любимый город седой,
Вечно хранимый Ольгой Святой!

Блещет барс над каждой башней.
Блещет золото крестов.
Вечно славься, Псков вчерашний!
Вечно здравствуй, новый Псков!

Звон колокольный в небо плывёт.
Город наш вольный гордо живёт.
Годы лихие сгинут, как дым.
Славу России мы возродим.

Не опрокинет временем гром
Нашу твердыню – каменный Кром.
Вскормлен и вспоен силой земной
Пахарь и воин, Псков наш родной.

Блещет барс над каждой башней.
Блещет золото крестов.
Вечно славься, Псков вчерашний!
Вечно здравствуй, новый Псков!
(«Гимн города Пскова»)

В январе 1999 года Станиславу Золотцеву была присуждена литературная премия Булгакова. Я запомнил, как мы тогда радовались, а я даже опубликовал заметку в газете «Вечерний Псков». Вот она:

«Добрая весть из столицы.

Полку псковских писателей, являющихся лауреатами различных премий, прибыло. На сей раз нашего писателя-земляка увенчали лавры литературно-общественной премии имени Михаила Булгакова. Этой награды удостоин Станислав Золотцев, секретарь правления Союза писателей России, председатель регионального отделения СП «Объединение псковских писателей» и кандидат филологических наук. Учредителями премии им. М. Булгакова являются Союз писателей России, Министерство путей сообщения и газета «Гудок» (где в 20-е годы работал будущий автор «Мастера и Маргариты» — вместе с Пришвиным, Бабелем, Паустовским, Катаевым…).
В предыдущие годы этой награды удостаивались писатели В. Распутин, В. Белов, В. Крупин, В Карпов. В 1998 году она присуждена ветерану отечественной драматургии Виктору Розову и нашему земляку.
Станислав Золотцев стал лауреатом за публикацию глав из его «пушкинского» романа-эссе «У подножия Синичьей горы» на страницах
газеты «Гудок».

Валерий Мухин. 1-8 января 1999, «Вечерний Псков»

О Москве, в которой Золотцев прожил в общей сложности более двадцати лет, да ещё регулярно наведывался, даже когда переехал на постоянное жительство в свой родной Псков, он написал много разных стихотворений. Есть среди них и светлые оптимистичные, но чаще это стихи с привкусом печали и разочарования – не такой должна быть столица.
Не потому ли его всегда тянуло в родные псковские места, места заповедные и древние, без которых он уже не мыслил своей жизни:

На улицах столицы – грязь и мразь
разбойничья, и просто всякий мусор.
Москва в полон Антихристу сдалась
и, кажется, пришлась ему по вкусу.

Прогнивший и смердящий Вавилон,
продавшаяся нелюдям блудница, —
Москва моя!.. стряхни свой страшный сон,
проснись великой русскою столицей.

Какой бы чёрный не ложился стыд
на звёзды и кресты твои святые, —
на них, как прежде, с верою глядит
Вселенная по имени Россия.

(«На улицах столицы»)

И он даже, кажется, совсем не жалеет о том, что покидает Москву,
потому что только на своей малой родине он наконец вернулся к «самому себе»:

Меня в столице многие забыли:
ведь я теперь совсем провинциал.
Там стол рабочий мой – под слоем пыли.
Там отлюбил я и отвоевал.
Ну что ж, сегодня из Москвы нередко
сбегают – кто в Париж, кто в Тель-Авив…
Я тоже убежал на землю предков,
где главный предок мой пока что жив.
……………………………………………
И я живу теперь в своём народе
и на земле единственно моей.
И растворилась в пушкинской природе
моя душа среди родных людей.
И пусть меня в Москве совсем забудут:
я счастлив, что в моей лихой судьбе
Свершилось это радостное чудо –
Что я вернулся к самому себе…

(«Меня в столице многие забыли»)

В конце апреля 1999 года по приглашению Международного Сообщества писательских союзов России и стран СНГ (МСПС) в Москве состоялась первая творческая встреча-знакомство членов сообщества с делегатами Псковского регионального отделения «Объединение псковских писателей».
Это «первое свидание» подготовил Станислав Золотцев. Оно проходило в рамках совместного заседания Совета по киргизской литературе и Совета по детской литературе, посвящённого 200-летию А. С. Пушкина.
Делегированные в столицу С. Золотцев, Л. Маляков, В. Мухин, И. Панченко, И. Плохов (и примкнувшая к ним в Москве Е. Морозкина) прибыли на встречу не с пустыми рукам, а с прекрасно изданными сборниками стихов и прозы.
Выставка книг, изданных «Объединением» всего за два года существования, произвела сильное впечатление даже на искушённую публику. Столичные писатели и коллеги из Киргизии, многочисленные журналисты, издатели и переводчики дали высокую оценку деятельности псковичей, назвав увиденное «уникальным явлением». Особое внимание критиков и литературоведов было уделено коллективным поэтическим сборникам, посвящённым юбилею А. С. Пушкина и среди них: «У родника», «Звучание свирели», «Хранитель лукоморья», «Времена года» и две книги антологии псковской литературы для детей и юношества «Солнечный цветок» и «О любви? И только!».
Большой список желающих выступить по тому или иному изданию не был исчерпан даже за три с половиной часа заседания. А мы делились своим опытом, как нам удаётся издавать книги, да ещё и для детей. Мы рассказали, как надо не только выживать, но и жить творческим людям – писателям и поэтам – в это смутное время.
Станислав Золотцев испытал свой заслуженный триумф, я бы сказал свой звёздный час, поскольку был в центре внимания и щедрых похвал. Он безусловно был горд и счастлив от успеха своих земляков и своей писательской организации.
Приятной для псковичей была встреча с бывшим губернатором, а ныне заместителем министра по национальным вопросам В. Н. Тумановым пришедшим на заседание, чтобы порадоваться творческим успехам земляков.

Как-то, когда мы с Валентином Краснопевцевым увлеклись афоризмами (он своими «Горошинами», а я своими «Проблесками») Станислав с воодушевлением стал напутствовать меня на создание отдельной книжки таких афоризмов:
— Я внутренним духом чую, что тебе надо трудиться в этом направлении. У тебя врождённая способность писать кратко, а это не у каждого пишущего есть. Мне тоже иногда надо сдерживать себя от многословия. Но это уже от натуры. Давай пиши, а я помогу отредактировать.

— Хорошо, у меня уже с полсотни есть, а что тебе понравилось больше всего:
— Ну, хотя бы, вот это:

Идёшь по жизни слепо, наугад,
И что-то покупаешь, чем-то платишь,
И каждая душа – бесценный клад,
И весь вопрос – на что его потратишь?

Или это:

Не делайте беды из ничего –
Живите выше горя своего.

А мне нравится твоё короткое:

И та, кого я в юности любил,
и та, кого люблю сейчас, и даже
та, что разбудит в старости мой пыл –
всегда, всегда, всегда – одна и та же…

— Да, спасибо, но всё же нет ничего точнее и лаконичнее афоризма, чем русская частушка. Ты же знаешь эту весёлую частушку про барыню. «Не зря же, ох, не случайно эта непечатная частушка пережила всё двадцатое столетие, придя в него из предыдущего, и до наступившего века дожила. Да, груба, да, детям её нельзя слушать… Но до чего же точно она отражает суть людских взаимоотношений в обществе. В любом обществе – любого времени и века. Да и суть самого общества. И времени тоже…». («Столешница столетий»).
И я потихоньку стал собирать афоризмы. Когда набралось больше сотни я отдал Станиславу. Он отредактировал: десяток вычеркнул совсем, некоторые пришлось поправить, и когда он дал «добро» я опубликовал их в нашем коллективном сборнике «Берёзы не покидайте Россию» в разделе «Проблески».

Это был какой-то переломный момент в жизни Золотцева. Он ходил везде подавленный и мрачный. И, наверное, в это трудное для себя время, он чаще повторял своё «нет доли печальней, чем русским родиться поэтом».
И, наверное, в это же время он написал множество своих злых и колючих эпиграмм не только на псковское начальство, но и на московских чиновников.
А «Псковская правда» охотно их публиковала. За Золотцевым укрепилась слава неудобного, колючего поэта, и эта «тень» неизменно падала на всё «Объединение». Мы все для начальства стали неудобными и бунтарями, и хорошо ощущали это на себе. И начальство на нас так и смотрело, как на изгоев.
Станислав всё чаще говорит о своей отставке, об уходе с поста председателя. Он мотивирует это тем, что хочет всецело отдаться прозе, а для этого требуется много времени, что ему надо осуществить свои личные планы и сосредоточиться на этом.
И вот накануне перевыборного собрания он пришёл ко мне домой и начал такой разговор:
— Валера, я пришёл за твоей поддержкой. Я знаю, вы все или почти все не хотите, чтобы я ушёл.
— Лично я тоже не хочу, чтобы ты ушёл.
— Я знаю, и поэтому я прошу, чтобы ты проголосовал против моей кандидатуры.
— Почему ты решил нас покинуть?
— Многого не объяснишь, но поверь – это надо лично мне. Да и перед Иреной я тоже виноват. По сути всю работу в «Объединении» по выпуску нашей литературы, работу с типографиями и всё остальное – делает она. Вот и пусть она станет председателем. Так будет честнее.
— Я всё понял, Станислав, и, если ты так хочешь, сделаю, как ты просишь.
И на перевыборном собрании мы его переизбрали. Новым председателем «Объединения» стала Ирена Панченко.

Первый раз я ощутил на себе его неуживчивый характер, когда летом 2002 года, после моего 60-летнего юбилея, он мне обиженным тоном заявил:
— Валера, я на тебя рассердился.
— И за что же это?
— Почему ты меня не пригласил на свой юбилей?
— Стас, ну извини, но ты же в Москве был.
— Ну, и что же, я бы приехал.
— Ах, если б я знал, что ты приедешь, я бы тебя пригласил.

Я почему-то не чувствовал за собой никакой вины…
Но он действительно обиделся. И, кажется, надолго. Не знаю, — это ли было причиной или было что-то другое, но вскоре он отказался публиковаться в нашем следующем сборнике «На крыльях юности», 2002.
И было это при очень странных обстоятельствах.
Ирене Панченко был звонок из Москвы. Звонил Золотцев.
— Ирена, привет. Что вы сейчас готовите к публикации.
— Новый сборник стихов «На крыльях юности».
— А мои стихи там есть?
— А как же мы без тебя, конечно есть.
— И какие это стихи?
— Ну какие ты давал, те и есть, я уже не помню какие ты давал.
— Я не давал никаких стихов и не хочу участвовать в этом сборнике.
— Ну, здрасьте, вот это номер, но ты опоздал, потому, что рукопись уже в Великих Луках.
— Да?..
И ведь он не поленился позвонить в типографию в Луки, прямо самому Юрию Позднякову и попросил снять его подборку с книги.
А следующую книгу мы выпускали песенную. Это был сборник песен на стихи псковских поэтов «Псковщина – песня моя». Мы собрали песни всех псковских авторов. Их оказалось более восьмидесяти, а Золотцев по известной причине в этом сборнике не участвовал. Но когда книга вышла, он с обидой стал упрекать нас, за то, что он не был включён в сборник:
— Ну, почему вы меня не взяли, ведь столько песен написано на мои стихи. Эх, ребята, ну давайте уже жить дружно. Я всё понял и каюсь, что был не прав.
После этого случая Золотцев снова стал «нашим» и снова участвовал в каждом нашем последующем сборнике.

В сознание многих читателей Станислав Золотцев вошёл как пламенный певец любви. Говоря словами поэта:

«Я к ногам твоим. Русская женщина,
жизнь мою, как поэму слагаю».

Его муза славит любовь, как прекрасное, возвышенное чувство, способное вдохновить на смелые подвиги и на великие свершения, кажется, что она воспевает сам воздух любви.
Говоря о лирике Золотцева, нельзя не отметить ещё одну особенность. Он не боится простых слов, общепринятых эпитетов, иногда даже готовых формул. Поэтическая сила и обаяние лирики Золотцева, порой, не в причудливом образе и в необычном словосочетании, а в непосредственности чувства, задушевности тона, подчас даже в наивности, детскости восприятия.

Мы в клеверном поле с тобой обнимались,
и воздух медовый был розово-бел,
и к солнцу от поля лучи поднимались,
и клеверный ветер над нами шумел.

А рядом ожившей мелодией вальса
кружилась по берегу стая берёз.
Я в клеверном поле с тобой целовался
под музыку эту до звёзд – и до слёз.

И зрела рябина, и завистью алой
горела — смотрела, как, жарко дыша,
ты в клеверном поле меня целовала
и в солнце твоя растворялась душа.

А в клеверном небе заря занималась,
и розово-белый качался прибой…
Что помню я в жизни! — лишь самую малость —
Лишь вечность, где мы целовались с тобой.

(«Клеверный вальс»)

Золотцев очень современен. Его стихи затрагивают самые насущные, самые коренные проблемы нашего времени. Каких бы глубинных вопросов народной жизни мы не коснулись, мы убеждаемся, что о многих из них мучительно думал или размышлял Золотцев, тревожно вглядываясь в будущее России.
По сути Золотцев стал зеркалом отразившим своё время – время распада страны, — Советского Союза, время смуты и перестройки, и время наступившего нового тысячелетия, как время надежд на светлое будущее.
Что ждёт Россию в будущем? Сумеют ли люди будущего сохранить красоту природы, любовь к земле…А значит сохранить себя и весь род человеческий! И поэтому эти стихи обращены не только к нам современникам, но они обращены и в завтрашний день:

Судьба, одно даруй мне в час последний –
уверенность, что в жизни без меня,
что в мире без меня мой дом не рухнет,
не воцарится ядерная ночь…
И в голоде блокадном не опухнет,
И не умрёт единственная дочь.

(«Как странно видеть…»)

И судьба дарует ему такую уверенность, и веру, и надежду, что Россия будет всегда. И поэтому он повторяет, как заклинание, как мантру. «К моей душе».

Что душа моя, вещая странница,
Тяжко в стужу звенеть соловьём?
Всё пройдёт… А Россия – останется.
Ради этого мы и живём.

(«К моей душе»)

И, как пророк, успокаивая и призывая отчаявшихся оглянуться назад, на историю и вечную славу России, утверждает. «Ну, хватит плакать».

Так хватит плакать, хватит, будет…
Пускай услышит белый свет:
— Мы есть, мы – русские, мы – люди
Тысячелетий, а не лет.

(«Ну, хватит плакать»)

А в конце у Золотцева выходят следующие книги стихов: «Псковская рапсодия», 2003, «Соло на два голоса», 2004, «Звезда и крест Победы», 2005, «Четырнадцать колоколов любви», 2006, «Последний соловей», 2007.
И прозаические произведения: «Зажги вьюгу!», 2007, и «Столешница столетья», 2008.

Художественный мир Золотцева — прозаика романтически эмоционален, драматичен и афористичен. Его проза, в большинстве своём, предельно реалистична в показе картин народной жизни. Он часто обращается к теме Псковщины, глубинных псковских народных корней, красоты родной земли и простых людей, живущих на ней. Он остро ощущал своё кровное родство со своей малой родиной и поэтому с большой сыновней любовью воспевал этот мир уходящей и нетленной красоты.
Его романы «Камышовый кот Иван Иванович», (об удивительной истории из жизни деревенской семьи в псковской деревне) и «У подножья Синичьей горы», посвящённый Пушкину, его обители в селе Михайловском, — оригинальны по замыслу и поэтичны по сути.

Золотцев очень любил живопись. Постоянно вращаясь среди художников, посещая различные выставки, и бывая на мастер-классах, устраиваемых в «Филиале городского Культурного центра», он неоднократно был уже готов и сам взяться за кисть, но его всегда что-то останавливало.
На одной выставке моих картин он остановился около одной из них, и долго рассматривая, сказал:
— Ну, Валера – тут ты превзошёл самого себя. И когда это ты успел так овладеть красками, ведь ты всего пять лет, как взялся за кисть?
— Открою тебе секрет. Эта картина – копия с картины одного, можно сказать, известного живописца, очень талантливого. Я нашёл её в интернете и она мне так понравилась, что я не устоял и сделал копию. Тем более, что наши учителя Погостин и Орлов это дело – копирование – поощряют, как полезное для начинающих художников. Когда же ты возьмёшься за кисть, ведь давно хочешь это сделать?
— Не сыпь соль на рану. Помнишь, как когда-то, несколько лет назад, Ирена Панченко организовала этот проект, когда Юрий Юрин рисовал нас — тебя, меня, Ирену, Малякова, Гусева, я уже не помню кого, для музея. Я тогда в первый раз усомнился, в том, что я возьму кисть. Как подумаю, что надо выстоять два-три часа перед мольбертом – дрожь берёт. И сразу охота отпадает. Я непоседа – моя жизнь – движенье и воля… Но и скрывать не хочу – краски – моя слабость.

В последний раз мы встретились случайно у почтового отделения на улице Коммунальной, куда он пришёл в первый раз получать свою пенсию.
Это был самый конец января 2008 года. Вид у него был радостный и почти счастливый. Лёгкий январский морозец и солнышко, смотревшее с голубого чистого неба разрумянили ему щёки и вызывали добрую дружескую улыбку:
— Привет!
— Привет! Вот, пришёл получить свою первую пенсию.
— Как первую?
— Так – первую, пока за январь месяц, которую Анна каким-то образом выхлопотала мне. Теперь буду всегда её получать. А сегодня первую!
— И сколько?
— Почти три тысячи!
— Да-а, поздравляю!
— Спасибо… Будет с чем в Москву поехать. Теперь мне полегче будет с пенсией-то. А то в последнее время совсем без денег жил.
— А в Москву-то зачем?
— Вот, пригласили выступить на 12-м Всемирном Русском Народном Соборе. Он в Феврале будет. Сейчас сижу доклад готовлю. Очень ответственное выступление.
— Погоди, но Собор организовывается под эгидой церкви, причём здесь мы – писатели.
— Ты что! Наш Ганичев – заместитель Главы Собора. Он же будет и заседание открывать, после общей молитвы. И мне слово будет давать тоже он.
— А где будет заседание и что у тебя за тема?
— В кремлёвском дворце. А тема общая: «Будущие поколения – национальное достояние России».
— Круто, наконец-то о будущем задумались. Но, у тебя-то есть что сказать, и даже стихи твои некоторые в эту тему хорошо вписываются.
— А как же без стихов, они будут — обязательно будут!
— Ну, удачи тебе, Стас. Пока!
— Пока!
И мы расстались. А через несколько дней из Москвы пришло сообщение о том, что 4 февраля его не стало.

Золотцев был убеждён, что культура – это не только движение вперёд, но это и движение к истокам, к корням, а без знания русской деревни узнать Россию вообще нельзя. Тем более написать такие пронзительные лирико-философские стихи, как эти. Романтически прекрасный образ «двух коней на лугу» беззащитных перед удушающим «чадом, одуревшей от грохота площади», наполнен сыновней любовью к Родине, ко всему живому на земле:

И однажды, в чаду одуревшей от грохота площади
вдруг виденье мелькнёт – словно древний припомнится миф:
два коня на лугу, две усталых расседланных лошади
одиноко стоят, золотистые шеи скрестив.

Два коня на лугу, на вечернем лугу затуманенном.
Два коня над рекой, уплывающей в красный закат,
у опушки лесной, где висит комариное марево,
и пушистых птенцов перепёлочьи гнёзда таят.
И звенят за рекой и сверкают в некошеной свежести
две последних косы, луговые срезая цветы,
и сожмётся душа от нежданной-негаданной нежности
от земной и родной — и такой неземной красоты.

И куда б ни лететь через весь этот мир заполошенный,
от себя самого никуда не отпустят меня
два коня на лугу, две усталых расседланных лошади
посредине земли. На вечернем лугу. Два коня…

Летописец любви, никого не прошу я о помощи,
только память мою — где в разливе добра и тепла
набухают росой
их червонные гривы до полночи,
и малиновый жар излучают большие тела.
Два коня, две красы, обречённо друг к другу прижатые
той же силой земной, что гуляет по венам моим,
и рождает детей, и возносит колосья усатые,
и уводит людей от земли в галактический дым.

И какие вы рельсы на Млечном пути ни положите,
в них опять зазвенит неизбывный славянский мотив:
два коня на лугу, две усталых расседланных лошади
одиноко стоят,
золотистые шеи скрестив.
Два коня…
(«Два коня»)

Я думаю, что наверняка этот образ «Двух коней» Станиславу был навеян образом «Красногривого жеребёнка» Есенина из «Сорокоуста», трагически-беззащитного перед силой железного «коня», железного века.
Эти стихи Золотцева наполнены живой красотой русской природы, которая, по существу, становится всё более беззащитной перед натиском «чада, одуревшей от грохота площади». А проблема защиты живой красоты природы, не только осталась, но со временем ещё больше заострилась.
Более того – она стала нынче всемирной, касается всех и каждого из нас. Человечество стоит у края экологической пропасти. Но поэтому стихи о «двух конях на лугу» будут волновать и тех, кто придёт за нами.
Поэт как бы говорит нам: остановитесь хоть на миг, отбросьте повседневность, посмотрите на красоту вокруг, на «уплывающий красный закат над рекой», на «лесную опушку», где «висит комариное марево», «и пушистых птенцов перепёлочьи гнёзда таят»… «Два коня, две красы», обладающие той же силой земной, «что гуляет по венам моим».

Мир человека и мир природы – он един и неделим. Поэт осознаёт, что конфликт с природой приносит непоправимый нравственный ущерб. Отсюда прозрение и нравственная высота Золотцевской философской лирики.
Потому-то Золотцев встаёт открыто в стихах на защиту «двух коней на лугу». Они для него олицетворяют красоту и гармонию мира.

Золотцев убеждён, что Россия должна идти не по какому-то европейскому или американскому пути, а что у неё есть и всегда был свой путь, которым она шла все эти века и тысячелетия. Это «путь русской вечности» подаренной поэту, умеющему увидеть, услышать и разгадать тайны и величие этого самого пути. Поэтому даже в минуты роковые «смертной тоски» он спасён и оправдан тем, что:

…Так что же охвачен я смертной тоскою?! —
Ведь русская вечность подарена мне,
Как белому храму над синей рекою
И каменным стражам на той стороне…

И этот самый путь «русской вечности», который проходит красной нитью через всё творчество поэта, через его стихи и прозу, говорит лишь об одном – о безграничной любви к вечным ценностям: к жизни, к природе, к Родине, к Пскову, к земле, к женщине. К тому, что он так страстно и пламенно воспевал.

Гимн городу Пскову, городу, который вечно был и вечно будет, тоже будет жить и исполняться нашими потомками. А значит будет жить и имя автора слов, поистине вещих и вечных. Не это ли имел ввиду Станислав Золотцев, когда восклицал:

…И всё-таки — меня окликнут снова
на той земле, где начал я житьё.
И с древней честью города родного
сольётся имя древнее моё.
(«Псковские строки»)

И, когда в полушутливом стихотворении своём «Две кукушки», Золотцев говорит:

Ни к чему мне теряться в догадках,
как в зелёной кукушечьей мгле.
Знаю сам, что ни долго, ни кратко –
вечно буду я жить на земле…

Мы уже твёрдо верим, что именно так и будет.
Дай же Бог, чтобы эти слова оказались пророческими.

P.S. Решением Псковской городской думы от 3 февраля 2012 года библиотеке духовного развития «Родник» города Пскова было присвоено имя Станислава Золотцева.

Валерий Мухин, поэт, художник,
Член СП России. Февраль 2018.

Литературный апрель в литературной гостиной

18 апреля 2018 года в 18:00
в филиале Городского культурного центра
(Псков, Рижский пр., 64)
состоится встреча поэтов
в Псковской литературно-художественной гостиной

В программе гостиной стихи о любви и весне.
Свободный микрофон.

Вход свободный

Размышления на Мгинском мосту

Владимир Савинов,
Псков. 2018 г.

Радуюсь

В 2017 году я с радостью поздравил организаторов Международного фестиваля «Мгинские мосты» с выходом одноимённого литературно-публицистического альманаха за 2016 год: «Вами создано по-настоящему грандиозное печатное издание. И прежние альманахи были хороши, но этот ещё лучше. Литераторам моего древнего Пскова остаётся лишь завидовать, сожалея, что у нас нет подобного! Нет вообще своего литературного журнала, давно не выходил альманах «Скобари». Одна надежда на небольшой по объёму сборник «Словенское поле», который всё-таки выходит ежегодно как итог дружеского «Мгинским мостам» фестиваля исторической поэзии «Словенское поле». По достоинству высоко оцениваю блестящую форму и насыщенное разнообразное содержание Вашего альманаха! Отдаю должное примечательному факту, что издание больших по объёму альманахов не на словах, а на деле поддерживается руководством Ленинградской области»
Сегодня предлагаю Вам размышления, возникшие во время прочтения альманаха.

[1] Литературно-публицистический альманах «Мгинские мосты». Санкт-Петербург, п. Мга Ленинградской области, 2016.

Глядя с моста

Прочитал я альманах [1] с начала до конца, стал читать с конца в начало, как будто прошёлся по мосту-мостику через вполне ощутимую реку Мга – туда , потом обратно, да всё на воду её смотрел, на течение, на плывущих по этому течению птиц-чаек, что белели, словно бумажные листки с письменами. Остановился. Течёт вода, плывут и плывут листки. Где ровные длинные строчки прозы виднеются на них, где короткие, где и вовсе ломаные, присущие многим из многочисленной поэтической братии. Сверху не разглядеть, что написано, но, оказывается, можно напряжением воли душевной с этих листков проявить в сознании, как на фотографии, самые близкие тебе строки, уловить главный смысл, вдруг опалить сердце вспышкой чувства или, наоборот, охладить его строгостью мыслей. Иные листки проплывают мимо взгляда и интуитивного моего порыва, оставаясь невнятными, не проявившимися или просто менее значимыми – это обычное дело, значит, они не мне адресованы. Их оценит кто-то другой.
Не знаю, как у вас, а по себе заметил, что когда стоишь и, держась за перила, смотришь вниз с моста на движущуюся воду, то внутреннее состояние может оказаться совершенно непредсказуемым, мысли в голове неожиданные, а желания парадоксальные. Лучше всего, разумеется, когда возникает внутреннее сосредоточение, очищение слов и мыслей от суетности. Ты сейчас – наедине с этим течением, с этим мостом… Будучи, так или иначе, не совсем приземлённым человеком, метафизически воспринимаешь течение реки, как проходящую или почти прошедшую жизнь, мост – ступени или возвышенности, на которые тебе приходилось восходить, важнейшие события, встречи или разлуки, соединяющие этапы твоей судьбы или, наоборот, разводящие разные ипостаси тебя самого и множество встретившихся на пути людей, по разным берегам реки-жизни. А если река ещё называется не Синяя или Сороть, а имеет не совсем понятное для непосвящённого имя Мга, то будешь поневоле искать внутри себя прочные зацепки, твёрдое основание, чтобы стоять на мосту крепко, надёжно, даже если чуть-чуть голова кружится.
А почему только внутри себя? Множество чаек-листков плывут, не тонут, некоторые разворачиваются на завихрениях течения. На листках есть то, что может укрепить тебя, рассказать о твоей нужности, обнаруживается очень необходимое человеческое совпадение выводов, открывается пространство для размышления, нахождения для себя чего-то нового, ранее не познанного. А вот и знакомые имена на письменах, белыми чайками плывущих. Их уже довольно много: этих знаю и привечаю давно, а вот эти имена слышал, но только сейчас начинаю узнавать подробнее (раздел журнала «Об авторах»). Но мне кажется, что сейчас не следует разделять всех по именам и ролям, сравнивать, чьи строки «такие», а чьи «этакие». Нет, не следует. Пусть плывут по одной реке Мга все они вместе, говорят или поют, обращая общий Голос ко мне, может быть, хор, я не знаю… Смотрю на них с моста, сам уже будто плыву среди них бумажным корабликом, они строчками проявляются во мне (или на мне?), я вижу их и слышу, читаю и что-то пытаюсь сказать, повторить.
И всё же, как мне называть в своих размышлениях этого единого (может, соборного?) автора альманаха [1]? Нельзя же называть его то так, то эдак… Может быть, именно – Голос? Я улыбаюсь этой мысли, потому что хочется сказать полностью «Литературный Голос русской реки Мга, притока Невы», но соображаю, что этимология имени реки (говорят, что от «Мха» – топкие места…) вполне может также указывать на его угро-финское происхождение. В Ленинградской области всё так: перемешались здесь словене да кривичи с финнами да карелами, с кем ещё, один Бог теперь знает. А чтобы никто не думал, что слизал название популярного телевизионного вокального шоу «Голос», то пусть хор авторов (коллективного автора) альманаха [1] зовут («по моему велению…» ) – М.Голос. Хорошо, вот и договорились. Загадочно, но твёрдо.

Видится и проявляется

Вопросы, вопросы… Конечно, главные решения и свершения всегда начинаются с серьёзных вопросов. Как и литературные произведения, кстати, которые в большинстве своём можно интерпретировать как ответы на вопросы: что я вижу? что я слышу? о чём хочу сказать? что теребит мне душу или задевает моё сознание? чего я не могу бессловесно вынести? о чём я сожалению, по кому слёзы лью? чему радуюсь, чем или кем восхищаюсь? Строй этих вопросов – чуть ли не бесконечен, потому что каждый из них имеет тысячи определений через время, судьбы людей, явления, божественный промысел, конечно же. А вот и М.Голос уже включается через один из листочков в мои размышления:

«И нега, и страсть в терпком воздухе липнут,
Но чей монолог ты сегодня прочтёшь?
Чей мир будет щедро тобою обласкан?
Чьей свято ты правде опять присягнёшь?»

Четыре строчки с тремя «вечными» вопросами, анализируя которые, можно замахнуться на создание литературного трактата. Начать с монологов известнейших литературных героев (принц Гамлет подойдёт?) и закончить развёрнутой дискуссией о том, что есть правда на земле, и что получается, когда одни люди присягают одной правде, а другие всеми способами отстаивают сотни других правд. Читая эти вопрошающие строки, я думаю вот о чём: слава Богу за то разнообразие в мире, которое позволяет людям жить, обстраивать своё окружение, создавать произведения искусства по различным правилам. Лишь бы не о вред законам природы и нравственности.
Разнообразие, о котором сказал выше, пусть будет и в моих размышлениях неким правилом (или, наоборот, пусть исключает всякие правила, в частности, строгую последовательность моих мыслей). В конце концов, я же не знаю заранее, какие чайки-листки появятся в данный момент из-под моста, что поведает мне М.Голос (он вообще весьма непоследователен, часто меняет направления и настроения – уж так случилось). Как придётся…

«Не дышать! Не дышать! Не дышать!
В зале все затаили дыхание.
Не мешайте душе улетать,
Постигать красоту мироздания»

Придётся и мне затаить дыхание. Хотя категорически не принимаю слово «мироздание», которое у меня вот и теперь невольно «застряло в зубах» в силу его необычайной выспренности, тем не менее, вслед за всеми в этом зале, расширившемся до размеров окружности горизонта, я слышу тишину (тикают часики, механизм которых завёл нам Господь в момент нашего рождения). А душа пока ещё пусть побудет (полетает синей птичкой и вернётся).
Что же касается собственных полётов (конечно, во сне, наяву, в мыслях и фантазиях…), то М. Голос много раз в альманахе [1] сознался, что летает по самым разным поводам, а чаще всего – над лесом, над полем, над рекой. Ничего нет в этом необычного, так как без полётов, птиц, ветра, метели с вьюгой и прочих «летающих метафор» поэзия потеряла бы половину своих возможностей воздействовать на чувства читателей. Удивительно, если бы поэты время от времени не взлетали бы то сказочным соколом, то чеховской чайкой, то пушкинским шмелём.

«И стремглав к тебе лечу,
Преодолев леса и склоны,
И ничего так не хочу,
Как, нарушая все законы,
Прижаться к твоему плечу»

У меня даже голова закружилась от этакой стремительности. Может быть, правда, на течение реки загляделся: на мосту ведь очень явственно ощущение полёта. Не стану шутить о нарушении «всех законов», поскольку, порой, действительно человек способен отдать всё на свете, чтобы прижаться к плечу любимого человека. О законах ли тут думать.
Впрочем, страстные порывы – они, надо признать, не являются постоянным состоянием человека. Разумеется, я об этом рассуждаю не отвлеченно, а «примеряю на себя». Есть обычное спокойствие, есть рабочая сосредоточенность, есть состояния всевозможных переживаний (за себя, за других людей – близких и дальних), есть крайние эмоциональные состояния и так далее (читатель может продолжить). И вот в этой тональности, как мне кажется, я воспринимаю мысли М.Голоса, чередою предо мной появляющиеся…

«Сочувствие ещё не любовь, только подступы к ней. Посочувствовал и пошёл дальше по своим делам. А вот так, чтобы «не могу молчать!», чтобы перевернуло всего, пока ни у кого не получается. Хотя писатели искусные есть»

Ведь как верно сказано! Увы, любви человечеству явно не хватает ни в маленьких сообществах, ограниченных родственниками, ни тем более «в мировом масштабе». Не берусь раскрыть хотя бы основные причины этого явления, ведь этим испокон веку занимаются с одной стороны служители искусств, а с другой – служители церкви. Но, если уж совсем просто, то, по-моему, большинство из нас каждый раз непроизвольно начинает взвешивать на одной чаше весов собственные неотложные дела и потребности (и своих самых близких), а на другой – самоотречение от всего этого ради других благородных целей. Далеко не все люди способны на самоотречение. Даже на взаимное сочетание этих «двух чаш» не всем хватает духа и сил. И вот тут «каждый выбирает по себе…» Какая чаша перевесит? И позволяет ли окружающая обстановка (читай – условия жизни в стране, в городе или в маленьком посёлке, или в деревне, а также отношения в семье) уделять свои физические и душевные силы не просто сочувствию страждущим, а помощи искренней и терпеливой, конкретной и бескорыстной? Начиная с мелочей, заканчивая риском для здоровья и для самой жизни. Воспитание в семье, воспитание в обществе, учителя, круг друзей, круг интеллектуальных интересов, отношение к вере, многое другое – все и всё это соединяется в одной точке принятия человеком решения просто переживать или делать что-то большее.

«Русскому человеку этого мало. Живём уже в совершенно ином мире, а вопросы нас мучают всё те же: о совести, о душе, о справедливости, о Боге. Тяжкие вопросы, на которые, наверное, и ответов-то нет. Но искать нужно. Даже сама искренняя попытка такого поиска необычайно ценна и всегда находит отклик у читателя. (…) магистральный путь русской литературы остаётся именно таким»

Я соглашаюсь с этим высказыванием М.Голоса. Русскому человеку «много чего мало». Это известно. Только что (выше) я пространно размышлял о сочувствии, а тут ещё – справедливость. Замечу, что очень обидно за русского человека, которого слишком часто провоцировали на «нет справедливости!» И он опрометчиво вёлся на броские лозунги и крики, вместо того, чтобы спокойно вывести крикунов на чистую воду. Последствия бунтов и революций всегда вели к катастрофе, немыслимым потерям. А ведь по большей части к справедливости ведёт обычное неукоснительное соблюдение закона (даже не во всём совершенного). Разумеется, не всё так просто и красиво. Не сбрасываю со счетов пылкость и ухарство, а также доверчивость к разным внешним обольстителям. «…Но избави нас от лукавого..»

«…хочу поговорить о той точке опоры, которая внутри нас есть, о самой главной точки опоры православного человека, о стяжании благодати Духа святого и Царствии небесном, которое внутри нас есть»

Точка опоры – наверное, это самое важное, что бы хотелось иметь повседневно с собой. Помните? «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Мир, может быть, иногда надо переворачивать только внутри себя. С точкой опоры достижимо многое, человек находит нужное равновесие и для тех чаш весов, о которых я упоминал. Православному человеку даётся реальная возможность быстрее отыскать свою точку опоры.

«…важно помнить, что стресс – это великая милость Божья. При преодолении стресса у человека включаются все возможности, исчезает лень, он начинает преодолевать трудности, получает жизненный опыт»

А вот это о чём? Наверное, надо пройти солидный жизненный путь, чтобы на своём личном опыте представить это. На чужом опыте познать пользу испытаний крайностями – это как прочитать инструкцию по езде на велосипеде и, не садясь на него ни разу, сказать, что можешь запросто колесить по дороге. В остальном, по-моему, все правильно.

«…что случится, если из нашей жизни уйдут трудности, исчезнут проблемы, и все желания начнут исполняться? Или, например. Мы поймали золотую рыбку, которая выполнит все наши желания. (…) Мы впадаем в великое уныние, в депрессию. Нет желаний… »

Мне трудно к этому что-то добавить. Никогда не удавалось поймать золотую рыбку (даже в переносном смысле), на все достижения был потрачен большой ресурс сил и способностей. Даже то, что называется удачей, неожиданным успехом, достается лишь после соответствующей подготовки. Но есть, есть добавления! Назову хотя бы три из них (Бог любит троицу…). Первое – это родительская любовь, которая большинству из нас даётся без труда, даром. Лишь бы мы откликались на неё, не транжирили материнскую ласку и отцовскую заботу. Второе – это бескорыстная дружба, добрые человеческие отношения, взаимное притяжение родственных душ. Как много мы от этого получаем! Не всем везёт в этом, но, как говорится, сначала сделай добро, получишь сторицей, а станешь искать выгоду – потеряешь лицо. Третье – это красота природы! Примеры приводить надо? Думаю, и так всё ясно.

«…хочу сказать, что жизненные трудности – это та самая руда, из которой выплавляется золото благодати нашего спасения. Важно научить себя думать о хорошем, когда плохо…»

Хорошо, когда умные люди вовремя объяснят. А ещё и песня хорошая подскажет, как надо правильно жить, чтобы не закисать:
«Старость меня дома не застанет,
Я в дороге, я в пути…»

«…не потеряйте то радостное, светлое, детское, благодатное восприятие мира, которое заложено в каждом человеке от рождения. Не охладите свою душу, не потеряйте ту благостную связь с миром, которая дана Богом каждой душе»

Для меня это высказывание, приплывшее с очередным листком по течению, особенно дорого, поскольку всем своим писательским делом стремлюсь не отдаляться от детства, а, наоборот, всегда пребывать в нём. Общение с детьми через стихи, сказки, песенки, обычные разговоры, действительно создаёт ощущение просветления жизненной дороги впереди. Не зря говорят, что в каждой детской душе живёт маленький Бог.
Куда он только испаряется у многих из них, когда они взрослеют и сталкиваются с искушением забыть про своего Бога. Если бы его можно было задержать хотя бы до тех пор, пока не подрастут собственные дети… Сколько счастливых людей бы мы встречали на улицах. Не мрачных, сварливых и агрессивных, как сегодня. Сколько бы детей не становились вдруг одинокими оттого, что их кто-то бросил за ненадобностью…
Я уже начинаю привыкать к тому, что М.Голос на очередном проплывающем листочке меняет тему. Хотя все эти изменения на поверку оказываются не столь уж резкими. Всё равно ведь речь идёт – о жизни.

«Знаю, будет нешуточный спрос,
А пути – все неисповедимы,
И грядут судьбоносные зимы,
От которых по коже мороз»

Нешуточный спрос у нас, в сегодняшнее относительно мирное время, как я это понимаю, на правильные решения и упорное их исполнение. Не хочется фантазировать в масштабах всей страны или даже небольшого региона, города. Хотя свойство (и, наверное, предназначение) пишущего человека – это безмерное расширение горизонтов для своих мыслей и желание удачной строкой обобщить многое, сделать выводы по самым глобальным вопросам. А если осмотреться вблизи, то всё именно так и обстоит: даже в личных делах предполагаешь одно, а в результате двигаешься совсем по другим путям-дорожкам, и каждый божий день приносит новые неожиданные явления. Кстати, верно замечено, что в России именно зимы являются судьбоносными, и не зря мы так трепетно относимся к новогодним праздникам, каждый раз ожидая от них какого-то чуда. Чуда, как правило, не происходит, но мы на это не очень сетуем, поскольку впереди ожидание весны, а с ней и новых надежд. Правильно сказано, что зиму надо пережить, перетерпеть.

«Но незримо я прикован
К этим землям, к этим водам.
Эта цепь железа крепче,
И меча надёжней в сече.
Мы зовём её любовью.
Люди же прозвали – верность»

В прежние времена люди тысячами нитей были соединены воедино со своей родной землёй, и только огромные потрясения вынуждали их массово покидать милые сердцу просторы. Была ли это вынужденная эмиграция в чужие страны – следствие катастрофической революции и гражданской войны, также переселение для освоения дальних земель в Сибири и на Дальнем Востоке, другие «движения народа». И в каждом случае при всём многообразии индивидуальных судеб люди тосковали, с нежной любовью вспоминая родительские дома в милых сердце деревнях и городках, речки, тропинки в поле, опушки леса, яблоньки в садах. Старались оставаться верными традициям предков. Конечно, рождались следующие поколения, для которых уже новые земли или страны становились родными, а прежние для них находились в тумане воспоминаний старших.
В современном мире перемещения людей, особенно внутри большой страны, давно стало обычным явлением. Моя собственная судьба, как и у большинства моих друзей и знакомых, является совершенно конкретным примером. Уехал из дома родителей в Кинешме Ивановской области сначала в Ленинград для учёбы в институте. Молодым специалистом, радиоинженером, распределился на завод в Пскове, привёз из Кинешмы жену с малюткой-дочкой. Псков стал родным для всей нашей разросшейся семьи. А любовь и верность наша теперь распространяется на все необозримые российские просторы. Хотя сердце особенно теплеет (бывает, что и болит…) от дум горячих о памятных с детства и юности местах, которые бережно сохраняются в укромных уголках памяти.

«Лети, лети, соколик. Посмотри наших детушек в зыбках. Будь приглядой им от их юной немощи до седой их старости. (…) Расскажи им, как с грозою в рядах мы на битвы шли, как плясали мы, держа солнце за руку, как мы землю величали всё – Матушкой. Коли вспомнят всё – среди них нам жить. Коли забудут нас – им рабами слыть. А полюбят ложь, знать, не наши дети в русских зыбках росли. Лети, лети, соколик – нашей русской речи словечко!»

Сердце сжимается от жгучего желания, чтобы такой вот волшебник-соколик долетал до каждого нашего ребёнка да очаровал бы его, вложил бы с самых пелёнок любовь и верность через истинную русскую Речь к делам и местам достойнейших предков.

«…матушки рожали вас русскими! Каждая верила – будет дитя её доброю славою славиться. А дитя уж, глядь – (…) отцовы кости оплёвывает, под немчуру рядится, с печенегами ладится. Вон, взгляни – кричат на вече, приспешников хвалят. Скоморошничают. А за спиной их стоят твои деды-прадеды, в глаза тебе смотрят. Без слов тебя спрашивают: «Что же ты сынок? Почему молчишь?»

Продолжает в своих письменах М.Голос задавать серьёзные вопросы. В двух словах не ответишь. Одно можно сказать, что народ русский уже не та заблудившаяся и растерянная масса людей, что была ещё лет 25 назад. «Кричащие на вече» сегодня не в чести, идут люди за теми, кто с гордостью говорит о русской славе, и не только говорит, а ведёт за собой в направлении, где слава эта возрождается, крепнет и даёт надежды на прочное будущее.
К несчастью, в труднейшую эпоху предательства и разлома не смогли русские люди удержать в своей семье многих своих братьев. Ложь всё-таки нашла себе жертву в виде целой страны Украины. Мои горькие слова и мысли об украинской трагедии выражены в большом цикле стихотворений под названием «Украинская хронология», которые, надеюсь, ещё будут не раз услышаны.

«…чужбина ведь стелет матушкой, только спать у неё – что у мачехи. Что ей русский человек? Ей свои дети прежде важны»

Никогда не сомневался: не стоит питать надежды на то, что кто-то за пределами нашей страны искренне будет её любить. Оговорку можно сделать только в тех случаях, когда мы говорим не о странах, народах, различных социальных группах людей, а имеем в виду просто людей, так или иначе сумевших близко и бесхитростно узнать истинную красоту русского человека и окружающего его мира (гостеприимность и душевность, культура, история, природа…)

Просветление взгляда

Поразительно, но следующие, течением реки присланные листки, стали для меня откровением. Среди всех строк М.Голоса эти я воспринял с волнением. С удивлением смотрю на самого себя: оказывается, никогда прежде так не задумывался над истинной сутью важнейшего исторического события, казалось бы, подробно изученного ещё в школе. Ведь, оказалось, что…

«По-разному оценивая настоящее, мы часто обращали взгляды в прошлое, пытаясь там найти ответы на волнующие нас вопросы. (…) Одна из интереснейших – тема декабризма, ведь именно они (декабристы) разбудили спящего революционного дракона. (…)
Нужен или не нужен был России впервые предложенный декабристами «революционный способ действий»? …сложный вопрос: а что такое вообще движение декабристов?.. Павел Иванович Пестель, Сергей Григорьевич Волконский, Сергей Иванович Муравьёв-Апостол, Михаил Александрович Бестужев-Рюмин, Кондратий Фёдорович Рылеев, Сергей Петрович Трубецкой, другие…»

Наверное, кому-то покажется немного странным, что М.Голос вдруг обратился к этой теме. Мне же такой экскурс в историю представился, наоборот, очень уместным. Во-первых, вновь – сложные вопросы и неоднозначные ответы. Во-вторых, эти размышления – в русле общей патриотической направленности альманаха [1]. В конце концов, надо разобраться, кто они на самом деле – декабристы, зачем они пошли на столь рискованный шаг – попытку свержения существующего строя. Усвоен ли последующими революционными личностями урок провала восстания 14 декабря 1825 года?
Много приведу цитат, да простит меня читатель. Но ловлю себя на мысли, что эти выводы надо бы многим прочитать: мне самому это показалось очень полезным.

«Все они недавно вернулись с войны (1812 года), все они были молоды (19-25 лет), они выросли на этой войне! Опасность, часто смертельная, риск, смелость, кровь … боль от ран, потери друзей, не только закалили их: пройдя в столь юном возрасте через все ужасы войны, они очерствели душами, стали совсем по-другому смотреть на понятия «жизнь – смерть»

Смею провести параллель с возвращением воинов-победителей из поверженного Берлина в 1945 году, также в той или иной степени – с возвращением наших воинов с локальных войн второй половины 20-го столетия. Очень сложно вновь вернуться к обычной мирной жизни. Сколько об этом написано книг и поставлено кинофильмов. Скажем, моему отцу, пришедшему с войны орденоносцем в 1946-м году, удалось нормально пережить неожиданное «хрущёвское» резкое сокращение армии, увольнение в запас, возвращение «на гражданку». Он сразу оказался востребованным по своей довоенной специальности, вскоре женился, родились дети. В 1949-м году отца вновь призвали в армию (служил до 1968-го года). Но далеко не всем так повезло.

«…В среде молодых боевых офицеров начался тяжкий кризис невостребованности! Они привыкли «смотреть на себя как на действующих лиц истории», привыкли думать, что от их личных боевых и человеческих качеств зависит в буквальном смысле судьба страны. (…) Слишком рано достигли они славы, почитания, совсем юными пережили самый большой взлёт своей жизни! Теперь же им казалось, что они получили «отставку», сделались из героев просто «служивыми людьми»

На мой взгляд, как раз преступную невостребованность испытывали офицеры нашей Российской Армии в 90-е годы, в период её намеренного развала. С той лишь разницей, что наши офицеры не считали себя вершителями судеб всей страны, а просто хотели достойно служить своему народу, поддерживать боеспособность армии, но и, конечно, должным образом обеспечивать свои семьи. Не буду здесь углубляться в эту страшную страницу. Слава Богу, что она сегодня практически закрыта.

«Вчерашним боевым офицерам приходилось выбирать: либо забыть о своём зените славы и терпеливо дослуживаться до высоких чинов и почестей (все они были дворяне! для них было вполне реально сделать блестящую карьеру), оставаясь «винтиками» российской государственной машины, либо попытаться сломать сословный строй в России. Затем построить страну, где именно им лично нашлось бы достойное место («…и на обломках самовластья напишут наши имена»)»
«Многие из будущих декабристов не сумели найти себя в мирной жизни. Игра со смертью, ни с чем не сравнимый романтический вкус победы, для них только это было – настоящее! Без этого они уже не могли обходиться»

Вот мы и начинаем подходить к новым ответам на вопросы. Получается, что на первое место в плане, как сегодня мы говорим, мотивации к заговору декабристов, выходит – что? Стремление от славы военной каким-то путём перейти к завоеванию следующей, ещё более значимой славы – губителей самодержавия. Не все молодые победители, конечно, так думали и решались на тайную деятельность.

«Большая часть их ровесников выбрала обыкновенную судьбу, а вот заговорщики пошли другим путём (при этом они были дилетантами в вопросах стратегии и тактики заговора)»

Сегодня никак не проникнуть в умы будущих декабристов, а также в равной степени в умы их боевых товарищей, которым идея заговора была чужда. Но, по-моему, история, если в ней не отбрасывать некоторые неудобные (или сомнительные) для исследователя факты, рано или поздно указывает на истинные мотивы событий.

«Конечно, «души прекрасные порывы» тоже присутствовали. Но от стремления видеть своё Отечество процветающим до участия в антиправительственном заговоре дистанция огромного размера! Идея убить императора Александра-I пришла к ним вскоре после создания тайной организации, всего через полтора года после окончания войны! Странно, ведь в это время он в глазах русских был героем, спасителем России!»

Действительно, странно… Видимо, самым отчаянным головам (Павел Пестель, в первую очередь), такой жестокий ход представлялся логичным. Достаточно вспомнить историю цареубийств в России. Каждый раз заговорщикам надо было уничтожить не просто первого властителя, но, прежде всего, символ прежней власти, этим сломить волю, непоправимо запугать её сторонников. Большевики, которые в какой-то степени считали себя последователями декабристов («из искры возгорится пламя!»), пошли в этом злодействе значительно дальше, по-зверски уничтожив под Екатеринбургом всю царскую семью. Идея оказалась очень заразительной.
Господь отвёл руку убийцы от царя Александра I (он умер своей смертью по болезни), и хотя бы этого греха на совести декабристов нет.

«В тайных беседах Павел Пестель всегда лидировал. Молодёжь (…) слушала его, затаив дыхание. Разговоры о великой французской революции, о конституции, о войне, о развитии России были для них глотком свежего воздуха после душной атмосферы казармы»

Что такое «идеологическая обработка молодёжи», хорошо известно нескольким поколениям в нашей стране. Страстные призы умелого оратора ложились на благодатную почву, умножая число сторонников очередной «революционной» идеи.

«Видимо, жажда славы (и пусть даже преступной – «здесь и сейчас»), а также эгоцентризм, так характерный для нашего времени, были присущи амбициозным молодым людям всегда!»

Я бы только заметил, что молодые люди всех времён, даже если рассматривать их самые активные группы (сословия, сообщества, коллективы, союзы и т.п.) – очень разные по своим идеям, желаниям, социальным, экономическим и прочим действиям. Невозможно – «всех под одну гребёнку». Огромнейшее значение имеют среди них лидеры, обладающие соответствующими качествами. Лидеры с эгоистическими и даже потенциально преступными наклонностями могут привести не к «светлому будущему», а к настоящей беде.

«Сергей Муравьёв-Апостол был упрям и не хотел слушать никакие доводы (в пользу долгой теоретической и практической подготовки революции)»

Я уверен, что М.Голос, когда написал эти строки, как я, мысленно перечислил в уме не один десяток «личностей в истории» или иначе «великих авантюристов» (я не хочу их сейчас называть), которым в полной мере, в отличие от Муравьёва-Апостола, удалось реализовать свои губительные для миллионов людей наклонности.

«Советские историки часто упирали на то, что одной из целей декабристов было освобождение крестьянства, что они принесли себя в жертву русскому народу. Следует отметить, что по указу Александра I от 20 февраля 1803 года «о вольных хлебопашцах» любой помещик мог сам освободить своих крепостных крестьян, причём, целыми общинами, но с обязательным наделением их землёй. (…)
Так вот, сведений о том, чтобы кто-то из будущих декабристов поступил согласно этому указу, т.е. по своим политическим убеждениям и нравственным установкам освободил собственных крестьян, не имеется».

Так исчезают мифы, что я ещё могу сказать. Революция – это всегда шок, боль, крушение жизни, насилие и тирания; за ней всегда следует диктатура, которая ради своих личных целей не считается вообще ни с чем: законом, моралью, верой – ни с чем! О каком освобождении народа тогда может идти речь?

И я вот читаю, по-моему, о самом главном.

«Гордыня… Мать всех пороков… Этот грех водился за всеми заговорщиками»
«Идеи руководителей заговора зачастую входили в противоречие с нравственностью и человечностью»

Добавлю, что и предлагаемые способы осуществления этих идей представляются не менее жестокими, они напоминают скорее казнь на эшафоте, нежели достижение превосходства своих идей в общенациональной дискуссии. Слишком явно разглагольствования лидеров заговора о демократии сводились к желанию установления личной диктатуры.

«14 декабря 1825 года в Петербурге был подавлен военный мятеж. И вот уже арестованный тем же вечером Кондратий Рылеев даёт признательные показания. Вскоре к его признанию (по сути дела доносу) присоединились доносы многих других участников заговора»

Можно высказывать самые различные мнения, оценивая факты (нет оснований не доверять этим фактам, о которых ранее мы даже не подозревали) быстрого признания на следствии целей заговора и доносительства членов тайных обществ друг на друга. Я не стану оценивать такое поведение, поскольку не имею на это права. Нет, по-моему, оснований сомневаться в личном мужестве большинства декабристов, смелости и готовности к самоотречению. Видимо, были совершенно особые обстоятельства, продиктовавшие решения в таком признании. По-моему, здесь ещё скрыто очень много тайн и человеческих трагедий.

«И ещё одно… Декабристы вывели на Сенатскую площадь своих солдат, которые практически ничего не подозревая, не понимая вообще, что происходит, безропотно подчинились приказу командиров. Впоследствии всех этих рядовых солдат по приговору прогнали сквозь строй и до смерти избивали шпицрутенами. Никто их не защитил. Романтики-декабристы прекрасно знали, какая судьба ожидает солдат. Куда подевались все их красивые разговоры об освобождении народа от рабства, о свободе и равенстве?»

Такому отношению к простым солдатам удивляться не приходится. Это не есть что-то из ряда вон выходящее. Только такие великие полководцы, как Александр Суворов и Михаил Кутузов понимали роль солдатушек-ребятушек, жалели их, учили как следует, чтобы минимизировать потери в бою. А подавляющая часть военачальников никогда не считалась с потерями «живой силы» в армии. И в начале 19-го века это было нормой, и позднее. Во время Великой отечественной войны кто жалел солдат? Вторая Ударная армия… Миллионы погибших под Ржевом… Хватит примеров? Преступление? Несомненно. О каких «благородных порывах» можно говорить? О какой свободе и равенстве?

«Да, жизнь во все времена жёсткая и многослойная, но они были честолюбцами, и стремление к великой личной славе было одной из основных струн и стихий их юных сердец!»

К сожалению, жизнь не менее (а, может, и более) жестока в наши дни. А природа человеческая, обуреваемая страстями и дьявольскими искушениями, мало изменилась. Непримиримая война между добром и злом на земле продолжается по нескончаемой спирали. Очень важно никогда и ни при каких обстоятельствах не складывать руки в борьбе со злом, с опасными грехами и заблуждениями людей.
Свой вклад в приращение количества добра, несомненно, вносят такие музыкально-литературные фестивали, как «Мгинские мосты». Спасибо М.Голосу за проникновенные строчки, что становятся откровением, просветляют мой взгляд .

Крыльям расправиться

Я словно очнулся от короткого периода забытья, стоя у перил моста, воспринимая всей душой и погружаясь в письмена о романтичных и противоречивых поисках нового пути для России будущими декабристами. Но вот и эти страницы уплыли по течению, а затем неожиданно взлетели вдали пугливыми белыми птицами.

Вглядываясь в следующие строки М.Голоса, я чувствую, что моё внутреннее напряжение понемногу ослабевает, обзор над рекой и её берегами становится светлее, приветливее.

«Земля задышала легко. Над простором полей
Поплыли кораблики тёплого млечного пара.
Не сдержим в себе потаённо сердечного жара,
Как будто мы шкиперы тех неземных кораблей»
(Пасхальное утро)

Господь приветствует наше терпение и смирение, умение стойко противостоять трудностям, но ещё лучше, когда люди являются проводниками радости, праздника. Особенно в светлые пасхальные дни!

«Кто бы ты ни был, остановись вдали,
Сердцем прими праздник небес большой,
Ты за друзей светлую высь моли,
И со врагом ты примирись душой»

Горячий призыв к каждому из православных людей – Христос воскресе! – включает в себя столько радости, столько высокого смысла! И насыщенные подлинным содержание поэтические строки тоже проникают глубоко в сердце, переполняют его настолько, что больше не надо никаких слов и объяснений. В какой-то момент сама собою рождается и поётся замечательная песня.
Сколько поэтически и песенно настроенных людей с вечно молодой душой в нашей стране несли много лет и продолжают нести в себе неизбывную радость встреч, тёплое общение друзей, тягу к бесконечно родной природе! Ведь если задуматься, то радость пасхальная (люди радуются встрече друг с другом так же искренне, как Воскресению Христову) совершенно родственна той радости, которая обретается нами во время совместного пения любимых песен (особенно под гитару, у лесного костра, в совершенно волшебной обстановке – «наш ковёр цветочная поляна, наши стены – сосны великаны…»)

«Кажется, что все пропеты песни,
И кострам наскучило гореть,
Уж и говор мы впитали местный,
А желанье не проходит петь.
Нас недаром птицы прописали
В свой оркестр, отлаженный давно,
Партитуры песен наших взяли,
С ними петь нам в жизни суждено»

Слава Богу, что человеку дано в жизни хотя бы иногда возвыситься над бесконечным решением житейских проблем, над суетой, чтобы дать душе раскрепоститься, слуху насладиться звуками природы, вобрать в себя неповторимые мелодии, а глазам нашим рассмотреть яркие краски полотен лучшего живописца в мире – земной природы.

«Так, чтобы взгляд – не окно, не стекло –
Вечная высь с облаками широкими…»

Самое правильное пожелание для поэта – при всех его сложных земных заботах – не опускать свой взгляд, часто и пристально всматриваться в небеса.

«…всё земное – такая стена,
Чувству оно почему-то не нравится,
В келье груди сложно крыльям расправиться –
Хоть и грудная, но клетка она»

Крыльям расправиться… И не сооружать самим себе клетки отчуждения как от реальной жизни, так и от образно-фантастического мира. Потому что реальная жизнь питает поэтические крылья силой, воздухом, направлениями полёта, а образный мир фантазий даёт свободу, красоту и музыкальность. Мне кажется, что, стоя у перил Мгинского моста, я ощущаю взаимодействие двух составляющих поэзии: реальности и воображения.

«И рождались стихи о простом и вечном,
Где глаза дорогие, к мечте дорога…»

М.Голос, конечно, понимает, о чём он написал эти две внешне скромные строчки. Наверное, я тоже принимаю их к себе, много раз прочитав глазами. В них глубина, надежда на то, что мечта осуществима.

«Звук кружиться хотел над страной, над домом,
Проносился над речкой, касаясь глади –
И держал его лишь переплёт тетради»

Мне представляется, что поэт сам при написании особо проникновенных стихов превращается в тонкий сенсор-уловитель летящих в выси звуков, которые создают мелодии, звучат рифмами и ритмами. И вот стихотворение написано. Тихонько лежит внутри тетради (сегодня – в компьютере). А поэт ходит «тревожный, но спокойный наружно…», звуки продолжают сочиться, хотят вырваться из «переплёта тетради», чтобы отозваться эхом от сердец слушателей. А иначе звуки могут стихнуть совершенно. Я бы не хотел этого.

«Вечер лёг на равнинном ложе,
Звёздным светом сгорает высь.
Если встретиться ты не сможешь,
То привидься… хотя б приснись!
(…)
Ничего, пусть мечта-синица
Скрылась в дымности голубой,
Я попробую сам присниться
И во сне говорить с тобой»

М.Голос продолжает говорить о крайней необходимости для поэта, чтобы звуки его стихов обязательно долетали до слушателей, в сознании и душе которых может случиться резонанс, и возникнет тогда чудо ожившей поэзии. Тем более, если мечта-синица летит к любимой (хотя бы в её сны…). Хочу пожелать плодотворных снов всем поэтам-лирикам.

«Вдруг – открылось окно… тонких листьев шелест,
Золотою росой загорелись веси,
И от ветра как будто опять запели
Пожелтевшие крылья минувших песен»

Мне открывается живописное полотно, на которое можно долго и безмолвно смотреть с благостным настроением, жалея только о минувших песнях, ожидая, что новые песни будут ещё мелодичнее и трогательнее.

«Зачем случилось так? Эх, что же здесь за место?
И кто я сам теперь? – скажите мне скорей.
Никто не объяснит… лишь челюсти подъездов
Кусают душу мне протезами дверей»

А пока новые мелодичные песни ещё не звучат, прорываются диссонирующие звуки, приходящие во времена сомнений, неуверенности (не дай Бог – отчаяния). Всё бывает, конечно, в жизни пишущего человека. Он такой же живой, как и все остальные, только, наверно, ещё более ранимый, потому что принимает неурядицы гораздо ближе к сердцу. Невольно так получается. Оттого и образы возникают сюрреалистические – вот здесь в виде необычных «челюстей» и «протезов».

«Провинциальный тихий городок,
К нему дорога, словно поводок,
На привязи держащий всю округу…
(…)
Витает тишь, преследуя умы,
И пролетают тучи, как дымы,
В холодном и почти погасшем свете.
Уже совсем недолго до зимы.
И, словно в ил попрятались сомы,
Затихли избы меж коряг столетий!»
(Затихли избы)

Я действительно ожидал, что приплывут по течению из-под моста странички М.Голоса, наполненные грустью и тоской по утраченной деревенской жизни. Никуда от этого нам не деться. Сам я не раз и не два написал об умирающей деревне в стихах, постоянно читаю и слушаю со слезами об этом же. Куда нам спрятаться от жгучей тоски, болезненной ностальгии и недоумения, почему не смогли сберечь от исчезновения прежний столь дорогой нам уклад жизни? Ведь ещё так свежи в памяти благословенные времена детства в деревне или родном маленьком городке, посёлке. Когда начался губительный процесс? Можно ли было его не допустить или остановить? И ещё вопросы, вопросы… А полноценные ответы всё равно не сыщутся, в этом я уверен. Деревня уходит вслед за людьми. Деревенский мир в нашей стране начали жестоко и целенаправленно разрушать давно, когда сначала большевики фактически уничтожили крестьянство, как таковое, превратив всех крестьян в бесправных колхозников, с/х работников. Потом – репрессии, война, целина, кукуруза, нищета, водка, бездумное выдавливание населения в крупные города, дичайшая и преступная приватизация сельских хозяйств, полное забвение на десятилетия со стороны государства. Сотни причин! Сегодня страна начинает с большим трудом выздоравливать от мощного тридцатилетнего стресса перестройки и «девяностых» (деревня в постоянном стрессе находится гораздо дольше – все сто лет). Но кто-нибудь слышал о государственной программе спасения от смерти малых городов, посёлков, оставшихся деревень? Особенно в областях средней полосы с севера России? Никто не слышал. Нет такой программы. Нет у страны на это денег, нет пресловутой «политической воли». Не доходят до мест благие пожелания и указы из столицы. Пока «у руля» всех конкретных дел (чаще, отсутствия этих дел, обмана, подтасовки) находится неисчислимая «гвардия» чиновников (в плохом смысле этого слова), уповать русским людям можно только на Господа, что он услышит их молитвенные слёзы. Деревня дальше продолжит умирать, люди ностальгировать и всё более скапливаться в крупных городах и вокруг них.
Жаль, бесконечно жаль!

«В деревне люди чище и добрее…
(…)
Нет зависти. И заповеди помнят,
И терпеливо соблюдают их.
(…)
И любят песни, те, что понапевней,
Не рубят избы вдоль кривых дорог.
Душа России – русская деревня,
Где в каждом доме обитает Бог»

А может, кому-то в России более и не нужны деревни и посёлки?
Или всё-таки не все шансы утеряны?

«…сложные вопросы не следует замалчивать, о них следует говорить. Ведь только так – публично – можно сдвинуть с места те важные дела, которые не решались не то что годами, а десятилетиями»

Смотрю на движение воды, успокаиваюсь…

Хорошо всё-таки, что М.Голосу свойственно (я об этом удовлетворительно говорил выше) в нужный момент сменить тему своих страничек. Я готов это поддержать, потому что от таких тем, как предыдущая, начинает болеть сердце. А мне ещё не хочется уходить с Мгинского моста, пока течение не покажет всё, что мне надлежит увидеть, воспринять.
О сложных вещах лучше всего говорить спокойно и желательно с долей юмора. Я стараюсь придерживаться этого правила, хотя, в иные моменты накал эмоций может быть оправдан.

«Не хотим мы драки, видит Бог,
И вообще имеем мирный нрав.
Отчего ж такой переполох
Среди шпротно-килечных держав?»

Это, разумеется, о сегодняшних отношениях с нашими прибалтийскими соседями. Зная, откуда «ноги растут», нам, наверное, и остаётся лишь шутить на эту тему. Хотя, шутить иногда не хочется. Наша любовь к прошлым безмятежным прибалтийским впечатлениям (сколько раз посчастливилось там побывать в молодости) сохраняется, и друзей «на той стороне», говорящих на русском языке, остаётся ещё много.

«Мир, васильками рассиненый,
Благоухающее томный,
Свеж, одаряя росинками,
Посреди лета Эстонии.
Ветер, шуршащий колосьями,
Слёзки кукушки колышет.
Тишь синевою разносится,
И стрекоза в траве рыщет»

Наши друзья и близкие люди там живут надеждами, что рано или поздно всё наладится. А как наладить, если внешние носители мировой лжи всё более упорно затаскивают балтийские народы в свои паучьи сети.

Мы даже вполне привыкли обходиться без тех «западных видов», которые в советские годы нас манили в Ригу или Таллинн. Пошутить удаётся и на улицах Санкт-Петербурга.

«…Одни маршрутки, а троллейбуса всё нет.
Толкусь, скучаю, озираю местность.
Киоск газетный есть, но нет газет,
И не бывает, вот что интересно»

Особенно, когда, наконец-то в апреле небо очистится от надоевшего сплошного облачного покрова, затянувшего наши края ещё в октябре. Утомительный дневной сумрак меняется на радостное свечение и чуть слышное хрустальное позвякивание.

«Вот снова весны повеленьем
Лицо озарилось земли.
На счётчике чудных мгновений
Уже не сплошные нули»

М.Голос не скрывает, что весенняя тема на его страничках, наверное, самая любимая и благодарная.

«Проплакалась, умылась, ожила,
Воспряла к небесам, к земле прильнула»
(…)
Весна, что наконец-то к нам пришла»

Весна неразрывно связана с брожением чувств в крови, восхищением природой, с любовью. А когда вот-вот наступят майские дни, то ощущая приближение Дня Победы – самого любимого победного праздника в нашей стране, с особой благодарностью и нежностью думаем о своей Родине. Не во все времена она бывала ласковой, одинаково доброй ко всем. Но вера в неё никогда не может быть исчерпана.

«Я иду полями, весями, веря в правду и рассвет.
Говорят, что славлю песнями то, чего в помине нет.
Только вижу я – за войнами, за обидой и враждой,
За ночами беспокойными – образ Родины иной –
Что сильна не гордым норовом, а любовью и добром,
От чужого, злого ворога сберегает отчий дом,
Что словами громогласными о победах не кричит,
Кружева сплетает ласково, а выходит – крепкий щит.
Чуждой воле непослушная, непокорна силам зла,
Не идеями, а душами наша Родина сильна»

И каждый укромный уголок, что мы привыкли именовать малой родиной, очаровывает нас на всю жизнь, поддерживает нашу кровную связь с Родиной большой.

«Протекает речка Луга
Среди пойменного луга,
Среди сосен златоствольных,
Среди всяческих красот,
И волною речка Луга
Говорлива и упруга,
То сварлива, своевольна,
То совсем наоборот»
(…)
Кто имел счастливый случай
Быть в плену её излучин,
Тот пребудет, без сомненья,
Очарован навсегда»

Наверное, у каждого русского человека есть своя маленькая родная речка или большая река. И ведь это не просто течение воды. Всё намного сложнее, острее, ближе к сердцу. Вспоминаются детские годы: барахтанье-купание в реке, друзья, первая рыбалка, утренний молочный туман, шуршащие камыши, солнечные зайчики на поверхности воды. Кто-то вспомнит юность, свидание на берегу реки, в зрелые годы свою реку по примеру русских былин мы нередко отождествляем с волшебными персонажами, пытаемся с ними разговаривать, доверять им сокровенные переживания, грустим с ними вместе.

«Кому-то весело в застенках,
Иному – грустно у ручья»
(…)

Думы о своей малой родине, своём периоде детства и юности неизбежно переключаются на думы о собственных детях и внуках. Как это бывает одновременно и сладостно, и тревожно.

«А кроха малая – ребёнок –
Всё сыплет истины свои»

«Глаголет ли истина устами» ребёнка, я не знаю, но эти две строчки М.Голоса притянули мой взгляд. Понятно, что сохраняя и вскармливая своё потомство, хорошие родители исходят из того, что ребёнок является высшей ценностью, его желания они стараются исполнять с готовностью и любовью. Это нормально, соответствует православной морали.

«Так смотрю я на спящих детей
В тёплых стенах родимого дома,
Чуть уставших от игр и затей,
Разомлевших в объятиях дрёмы»

Такая семья живёт как единый организм, в добре и согласии (не углубляюсь в противоположные примеры). Но процесс воспитания, как известно, начинается «с пелёнок», требует большого ума, терпения и разумных ограничений в потаканию капризам. Важный разговор. Мне он очень близок, поскольку самое моё любимое поэтическое занятие – это написание стихотворений для детей от самых маленьких до подростков. Свои внуки уже выросли, но я легко представляю их маленькими (всё помню!), слышу их непосредственную реакцию на добрые и весёлые стишки и песенки.

«На дворе мороз серьёзен,
Детворе, так всё равно,
Строят крепости у сосен,
А снежки летят в окно.
…Не ворчу на них – как можно!»

На детей нельзя обижаться. Постарайтесь поладить с ними, направить в нужное русло добром и смекалкой.

Плывут, плывут по течению мгинской речки письмена, чайки-странички…
Отрадно, что М.Голос не забыл в них про вечные и самые дорогие ценности – про семью, родителей – нашу опору в жизни, одновременно источник нашей любви и сильных переживаний.

«И не поскупимся на доброе дело и слово,
И будем почаще звонить, навещать и писать.
Они ещё с нами, мы помним, что время сурово…
Пока они с нами, нам надо свой долг им отдать»

Конечно, дело вовсе не в том, чтобы просто отдавать долги за рождение на свет, за воспитание, образование и т.д.. Ведь это может выглядеть формально и неискренне. А вот долги в виде любви, заботы, внимания, доброты и терпения – это совершенно другое, что не поддаётся учёту и накоплению.

«Я свой круг поставлю оберегом
На любовь и нежность, как печать,
Выстоит под ливнем он и снегом,
Сохранив способность защищать»

В свой оберегающий круг, за пределами которого реально или интуитивно чувствуется опасность, риск, хочется заключить, как в широкие объятья, всё, без чего жизнь не может быть счастливой. В первую очередь то, о чем я сказал чуть выше: дети, семья, родители, близкие друзья. Ведь именно им предназначена любовь и нежность. Дай Бог, чтобы наши круги-обереги никогда не распадались.

«На мир, что спит в объятиях метельных,
Смотрю с теплом и лаской, чуть дыша,
А Русь моя в напевах колыбельных
Всё так же бесконечно хороша.
Всё в этих звуках: путник у порога,
Пришедший на огонь моей свечи,
И долгая счастливая дорога,
И запах хлеба только из печи.
(…)
Когда внезапно меркнут жизни краски,
Застуженные холодом разлук,
Мы всё равно, как в детстве, верим в сказки
И в доброе тепло родимых рук»

Пожалуй, уважаемый М.Голос, трудно найти лучшие слова, чтобы завершить стайку страничек о детях, семье, доброте. Вот и они уплыли по течению реки. Может, кто-то ещё со следующих мостов или берега сможет их разглядеть и прочитать… Попробуйте.

https://4.bp.blogspot.com/-dB7OyVo8Iag/WrC9fYwigQI/AAAAAAAAUC0/y0FwOITem6Et76CI__fs0qi-xSFbLn2_ACLcBGAs/s1600/09-%25D1%2580%25D0%25B5%25D0%25BA%25D0%25B0_mga.jpg

Мысли терзают грудь

Невозможно не возвращаться в своих думах и стихах в окровавленные войной места, где не какая-то простирается пустыня – там люди каким-то образом живут. Живут в совершенно ином измерении, почти непонятном для остальных, не слышащих воя снарядов «града», грохота минных разрывов, звона вдребезги разбитых оконных стёкол в своих домах. М.Голос говорит, что поэтическая строка проникает и на войну, потому что ужасы войны терзают грудь поэту, где бы он ни находился.

«Было б странно видеть нынче льдистый
Ровный шлях, не вспаханный войной,
Чтобы снег лежал на нём искристый,
Чтобы «град» не выл над головой»

«Нагая грудь у вспаханных полей.
За что, декабрь, моим краям – немилость?
Иль растерял снега среди степей?
Сам растерялся? Вьюга заблудилась?
Иль спутал кто привычные пути,
Деля наш белый свет по-человечьи?
Лукавство! Хоть стократно будь ретив,
Туманно всё людское и не вечно…
(С думой об Украине)

Отечественная война нашего народа с немецкими фашистами, открытые раны которой постепенно зарубцовываются, вдруг возвращается другой войной к недоумению и жуткой горечи наших братьев в ДНР и ЛНР – по изуверскому сценарию новоявленных фашистов.

«И в добровольческих рядах
Мой муж – под стать солдатам.
Шахтёр… с оружием в руках,
Как дед наш – в сорок пятом»

(…)
Завей же пушки саваном снегов,
Пускай ослепнут и заглохнут танки,
Пусть стынет кровь у натовских шутов
От сиверка и голоса тальянки!»

Военная тема для нас по-настоящему святая. О войне никогда не должны утихнуть стихи и песни. И белые странички, плывущие по реке, отсвечивают красным цветом: то ли это отсветы вечерней зари, то ли проступает цвет истёкшей крови погибших бойцов.

«В этих местах не дарит покой природа.
Чуть отвлечёшься – вместо июля март
Сорок второго лютого горе-года,
Вместо ветров свирельных – метели вой.
Бросило в пот от страха, дыханье спёрло –
Лишь обернёшься – ты не передовой.
(…)
Это Второй Ударной идут полки
И штабелями падают под обстрелом.
(…)
Каждый второй, кто был здесь – уже убит,
А каждый первый ждёт своего снаряда…»

Пять лет кровавой войны, беспримерного народного подвига, и уже больше 70-ти лет сражения за то, чтобы такая же война не повторилась вновь. А ведь современный мир, опутанный ложью, постепенно сходит с ума. Только память о страшной войне позволяет в столкновении с мировым злом становиться сильнее и увереннее.

«Ракета в небе тускло догорала,
Она как наша жизнь была точь-в-точь…»
И вот опять запела, заплясала
«Шестая» батарея в эту ночь.
(…)
Всё это было, было в сорок пятом…»
(героическая)

М.Голос напоминает, что в наши дни святая память о подвигах бойцов и командиров буквально откапывается ребятами-поисковиками в лесных подзолах и торфяных болотах. Честь и слава, низкий поклон этим ребятам. Но ведь не за славой они идут в леса и болота, единственный двигатель – веление сердца.

«Нам не верится, что откопали,
Вздёрнут дёрн, перевёрнут пейзаж.
Распознают ли только? – едва ли
Тайну выдаст разбитый блиндаж… »

И всё-таки такова наша реальность: на одном полюсе благородство, порядочность и любовь, а на противоположном – оголтелая ложь, грубая сила, мнимое превосходство власти греха. Между этими полюсами война, которая не может быть прекращена никогда.

«От вопросов до ответов длинный путь,
Но опять холодный ветер студит грудь,
Дым да гарь от горизонта – не до сна.
В пене конь, и ранен конник – знать, война»

Как пронзительное напоминание о беспримерном подвиге жителей блокадного Ленинграда звучат строчки, написанные детской рукой:

«Две маленькие девочки-сестрички
Идут по мрачной и холодной мостовой,
Худые ножки, тонкие косички,
Идут они из садика домой»
(«Зимнее детство», И.Чемерзова, 15 лет)

«Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина у меня дома всегда рядом, я открываю её и читаю по одной, две странички; читать больше тяжело, как будто всё написано о моих родных людях. Хотел бы, чтобы в наших школьных программах эта книга стала обязательной и читалась тоже понемногу на протяжении всего обучения вплоть до выпускных классов. Только не надо за это ставить никаких оценок. Пусть она входит в сознание детей естественно, спокойно и правдиво.

Приплыл по течению реки и бумажный кораблик, на котором просматриваются строчки о так называемой «неизвестной войне» (финской). Снова возникают сложные вопросы. Да, сегодня можно много прочитать, в какой-то степени расшифровать «неизвестность», многие секреты уже раскрыты. Но не в этом дело. Главное – помнить и этих молодых парней в совсем не зимнем обмундировании и со скудным вооружением, замёрзших или убитых в карельских снегах. Они честно выполнили приказ и, замерзая, в последних мыслях вспоминали свой родной дом.

«А я буду вам петь о сыпучей метели,
О Карельской гряде, утонувшей в снегах.
О замёрзших садах, что очнутся в апреле,
О родительском доме, родных берегах.
(…)
А когда засыпал в тишине медсанбата.
Плыл весенней порою к садам за рекой.
Отпустите туда поскорее, ребята…»

Где был их дом, что им грезилось? Кому-то, может быть, не столь уж далёкие от карельских сопок древние места, откуда пошла русская земля.

«Трещины в камне, как руны, как вены,
Мхами покрыты, зелёной травой.
Тянутся поверху древние стены –
Гордые плечи брони крепостной.
(…)
Белая Ладога спит летней ранью,
Но через миг перед солнечным днём
Красная Зорька в своём волхованье
Стены раскрасит рассветным огнём»

Закрою глаза, и привидятся мне такие же каменные стены Старого Изборска, возвышающиеся над Жеравьей горой, тоже спящие ранним летним утром. А густой белый туман морскими волнами поднимается над Городищенским озером, наплывает на крепость, отчего она превращается в огромный старинный корабль. Вот-вот корабль, просыпаясь, покачнётся и отправится в плавание навстречу своему собрату – кораблю Старой Ладоги.

«А над рекою белых берёзок свечи
Тщетно сгорают в ярком зари огне.
А Ладоге осень. Тёплый дождливый вечер,
Словно целитель, душу врачует мне…»

 

И всё-таки верьте, пожалуйста, верьте

Многократно убеждался на примере собственной судьбы, которая, неразрывно связана с судьбами родных и близких, друзей прошлых и нынешних лет, что существует предопределённость жизненных событий, а случайности оказываются следствиями кем-то заданной цепочки обстоятельств. Не стану раскрывать подробности, но совсем недавно, казалось бы, абсолютно никак не решаемая личная проблема нашей семьи, грозящая непредсказуемыми последствиями, неожиданно была решена естественным образом. Хотя эта естественность теперь навсегда запечатлена в моём сознании, как божественное решение. Мы только следовали тому пути, по которому должны идти нормальные люди. Изначальная вера в провидение получила очевидное подтверждение. Взгляд сам собою устремляется в заоблачную высь, а губы сами шепчут благодарственную молитву.
Вероятно, подобной же предопределённостью можно объяснить (пусть совсем это не научно!) перипетии судеб множества талантливейших людей в России в разные периоды её истории. М.Голос в своих письменах постоянно касается этих не всегда легко объяснимых периодов. Вот, например, не дающий покоя очень многим «серебряный век» с его противоречивыми авторами, безумным соперничеством, сюрреалистическими текстами, свободными нравами и многим-многим другим:

«Есть в серебряном веке надрывное что-то
Из тумана дождей с перехлёстной игрой.
Век срывался и грезил безумством полёта,
И израненной птицей парил над рекой…
(…)
Век ушёл, рассыпаясь осколками храма.
Билось море о камни, как песня без слов»

При всём блеске, разнообразии и огромном значении для последующих поколений авторов, судьба «серебряного век» печальна, ведь он был расплющен красным молотом на чугунной наковальне. Осколки с плачем и стоном разлетелись по закоулкам страны и за её пределы. Но несмотря на фактическую публичную казнь или изгнание целой когорты поэтов, художников, артистов этого века, лучшие из них в нашем сегодняшнем представлении видятся людьми чистой души (пусть до сих пор не всеми понимаемой), искренней веры в красоту мира, любви к Родине изначальной, святой.

«Повадился ветер листву воровать,
Дождь льёт, как из рваного сита.
Мне душу от Родины не оторвать –
Как будто гвоздями прибита»

Именно так: гвоздями прибита душа, когда при этом даже нестерпимая боль оказывается благом и светом по сравнению с неприкаянной душой, отринутой во мраке крушения веры от Родины.

«От белого снега на сердце – бело,
И света в душе – как в берёзовой роще!
Все тёмные мысли пургой замело,
И жизнь стала чище, светлее и проще.
И жизнь стала ясной, как день в январе,
Наполненный снежным слепящим сияньем.
Мороз на дворе. Сады в серебре.
Весёлые святки с вином и гуляньем…»

Верить! И тогда обязательно «душе настанет пробужденье, и для неё возникнет вновь…»

«Мне нравится шорох листьев и веток хруст
Утром, когда немножечко подморозит.
Лишнего – ничего. Только душа и осень.
Искренность мысли рождает открытость чувств»

Мрак и растерянность отступят, постепенно засияют сначала несмелые краски, потом вместе с рассветом они станут всё более яркими, к ним добавятся звуки и ароматы:

«Между набережных трёх каналов – Остров.
Крюкова, Адмиралтейства, Мойки.
Гениально, значит, очень просто:
Невский воздух с ароматом моря»

М.Голос явственно подводит меня к выводу (не беда, если он пока что преждевременный), что мы, современники альманаха [1], в какой-то (малой или значительной) степени являемся наследниками и продолжателями авторов-маяков «серебряного века». В наши дни, когда количество писательских талантов множится с каждым годом, а их выявляют, в том числе, такие фестивали, как «Мгинские мосты», велика вероятность начала какого-то особенного поэтического периода . Поэты всё смелее выходят на сцены, на улицы, на площади, на мосты, соединяющие прошлое, настоящее и будущее…

«Петроградская. Замедляемся. Капремонт.
Машинисты предвосхищали, теперь молчат.
Горьковская и Невский, и переход,
Где со всех сторон над рекой закат.
Стою на Дворцовом, смотрю на февральский лёд.
На этом месте на все вопросы – ответ:
Заря обещает весну, весна – свет»

Мосты через Неву! Это не просто гениальные инженерные сооружения, соединяющий берега очень значимой в нашем сознании реки, но каждый из них – абсолютный поэтический образ, ещё, по-моему, не в полной мере раскрытый петербургскими авторами. Наверное, представляет огромный интерес литературное исследование и систематизация произведений, написанных за последние столетия, в которых упоминаются мосты Санкт-Петербурга и обозреваемые с них берега Невы. В центре этого исследования, вероятно, будет поэма «Медный всадник» А.С. Пушкина. Как в большую полноводную реку вливаются воды малых рек, так в это исследование вольются стихотворения, в том числе, М.Голоса из альманаха [1]

«Ты в Калифорнии, я – в тоске.
Очень давно не бывало хуже…» –
Пишу тебе щепочкой на песке
На Петропавловском сером пляже.
Все эти надписи – как одна
В разное время, в одном порыве…
Ветер подхватит, качнёт волна
И через час растворит в заливе»

Любимый мой Ленинград, Санкт-Петербург! Частичка сердца всегда находится в нём, тоскуя и стремясь как можно чаще воссоединяться с остальными частями сердца.

«Но под гулкий гудок электрички
Возвращаюсь обратно во Мгу
Я, крестом осеняясь по привычке,
Всё твоё тебе честно верну»
(верну – Петербургу…)

После каждого возвращения домой из поездки в родной город, словно соскучившись по непередаваемому состоянию поэтического возбуждения, возвращаюсь к своим неоконченным ранее строчкам и с новой, влитой в меня энергией, я утопаю в круговерти рифм.

«Пора? Или опять показан мне
Итог – лишь для смирения гордыни?
Стихи крылаты в ясной вышине
Плывут, плывут издревле и доныне…»

Нет, дорогие мои читатели, итоги ещё подводить рано. Я всё ещё стою у перил моста, плывут в небе облака, плывут по течению чайки-страницы. И продолжаю свои размышления над письменами М.Голоса. Мысленно могу улететь в те города и малые местечки, «где я бывал, по которым тосковал».

«Я не спешу. Остановлюсь. Подумаю.
Вот – город мой. Вот – видные окрест –
Трёхцветный флаг над городскою Думою,
А чуть повыше – над собором – крест»

Такую картину я воспроизвожу в своей визуальной памяти применительно к нескольким близким мне городам. Псков, приволжские Кинешма и Юрьевец… Есть много фотографий продолжающих стоять памятников вождю российского пролетариата, чья направляющая рука («правильной дорогой идёте…») указывает направление как раз на фоне святых церковных крестов.

Казалось бы, это является примером визуализации непримиримых противоречий. По-прежнему – одни люди яростно отстаивает особые идеологические ценности советского периода, другие отказались от них, проповедуют свободу выбора других жизненных приоритетов. Невозможно указывать другим людям, по какому пути они должны следовать. Путей много, в начале каждой дорожки пути стоят зазывалы и настойчиво приглашают свернуть именно к ним, обещая различные блага и преимущества. Кому верить? Или вообще никому? Как важно отыскать для себя (или в себе) точку опоры, о которой было сказано выше словами М.Голоса! Укрепить свой дух, опираясь на неё, видеть впереди свет прочных вековых истин, заповедей.

«А в мире шум стоит такой – себя не слышно!
Зарыться б в тишь, да с головой, лежать недвижно.
(…)
Мне ж надо всё против ветров, навстречу небу!
И «Будь готов!» – «Всегда готов!» – души потреба»

Каждый человек для чего-то был допущен на нашу землю. В знаменитой сказке «Синяя птица» Мориса Метерлинка в главе «Царство будущего» мы читаем: «Они (люди) сами этого пока еще не знают, но они непременно должны с чем-нибудь прийти на Землю: с пустыми руками туда не пускают…». Можно совершенно не думать на тему своего предназначения, ведь мы просто живём, учимся, трудимся, чем-то увлекаемся, совершаем свои открытия, общаемся с другими людьми, переживаем огромную массу чувств… И, тем не менее, предназначение будет исполнено. Как отдельного человека, так и народов, поколений. Останутся на земле следы: материальные, духовные. Будут построены следующие ступеньки для вновь приходящих на землю людей, наших потомков.

«В позолоте тёмных туч края –
Вспыхнет солнце или дождик брызнет?
На земле у каждого своя
Миссия, отмеренная жизнью.
(…)
Подморозит. И в печи дрова
Запылают. Судьбы – как мгновенья.
Но взойдут плотнее, чем трава,
Новые из плоти поколенья»

Бесконечны воды реки Мга, и это понимаешь, когда смотришь на них с высоты моста. Течение не остановить. Но скоро закончится плавание стаи чаек-страничек по её течению мимо моего взора. Не могу ответить, всё ли я успел прочитать и воспринять, как не скажу, что смог ответить (пусть даже самому себе ) в рассуждениях хотя бы на часть взлетающих со страничек вопросов. Пора уже отойти от перил и медленно вернуться по мосту-мостику на тот берег, откуда пришёл. Может быть, осуществятся мои надежды, и кто-то из читателей вслед за мной проведёт своё время размышлений у перил этого моста или другого моста через свою речку. Хорошо, если ему привидятся иные письмена и живописные картины, послышатся другие мелодии от звучащих в тиши инструментов.

«В ночной скрипке игры задушевность,
В ночной скрипке вибрация крови
Дарит запахи мне и напевность…
И предчувствие летних диковин»

Верьте, пожалуйста, верьте! Верьте в добро и в волшебную силу Слова. Верьте в то, что праведность и искренность души не останется незамеченной, что благородные дела вознаградятся в самый нужный момент вашей жизни. Какие бы сложности не пытались заслонить тучами небеса над вашей головой, верьте в наступлении светлых дней.

«А жизнь тебя не балует, прости,
Но веришь ты в обычные приметы.
И счастья капельки встречались по пути:
В дождливом небе синие просветы»

https://4.bp.blogspot.com/-t8T_L33YXXs/WrC-CNBdSyI/AAAAAAAAUDE/N8kNfq89PiEIehXMAidySchdGRfA7JniwCLcBGAs/s1600/DSCN2291.JPG


Приложение
Авторы, цитируемые в статье

Сергей Шипулин, г. Тихвин Ленинградской области, Литературное объединение «Автограф» (Шестой героической батарее посвящается)
Лаэрт Добровольский, г.Санкт-Петербург, член СП России («Откопали и нас… Наконец-то…»)
Сергей Савин, г. Выборг Ленинградской области, Клуб авторской песни «Ковчег» (Грёзы садовника)
Ирина Горбань, с. Макеевка Донецкой области, Донбасс. член СП ДНР член СП «Новый современник» (Сезон «градов»)
Владимир Савинов, г.Псков, писатель (Синие просветы)
Ирина Чемерзова, пос. Синявино Ленинградской области (Зимнее детство)
Александр Дрозденко, губернатор Ленинградской области (Семья ленинградская)
Борис Орлов, г. Санкт-Петербург, член СП России, председатель Санкт-Петербургского отделения СП России («В деревне люди чище и добрее…»; «Повадился ветер листву воровать…»; «Растопили осень сентябрём…» )
Николай Переяслов, г. Москва, член СП России, член Союза журналистов Москвы (Родное; От белого снега на сердце — бело)
Наталья Советная, г. Городок, Беларусь. Член СП России, член СП Беларуси, член СП Союзного государства («А в мире шум стоит такой…»; С думой об Украине; Из Севастополя письмо)
Олег Ващаев, г. Санкт-Петербург (Треугольник; В Румянцевском сквере (Покров); «Петроградская. Замедляемся. капремонт…»; «Жили на Выборгской стороне…»)
Виктор Гайчук, г. Йыхви, Эстония («Я останусь, тебя е зовёт к себе море…»; «Мир, васильками рассиненный…»; «В ночной скрипке игры задушевность…»)
Андрей Бениаминов, г. Псков, член СП России (Молотом по наковальне)
Марина Царь-Волкова, г. Санкт-Петербург (Забытое, далёкое, родное; «Жёлтое поле. Тихий пейзаж осенний…»4 «Утро над Волховом…»; Тихай охота; Очарованная странница; Простое, деревенское)
Светлана Конева, п. Мга Ленинградской области, член СП России (Дождались; Круг; Они ещё с нами; Край)
Игорь Деордиев, г. Санкт-Петербург, член СП России (Затихли избы)
Виктор Кудявцев, г. Санкт-Петербург, член СП России (Тишина, «…Одни маршрутки, а троллейбуса всё нет…»; «Вот снова весны повеленьем…»; Луга)
Юрий Иванов, п. Лебяжье Ломоносовского района Ленинградской области, член СП России (Пока жива смешинка в нас; Счастья малая планета)
Артём Бордесар (Б.А.Сарибеков), г. Пушкин (Санкт-Петербург), член СП России (Серебряный век)
Игорь Кабанов, г.Кировск Ленинградской области (В келье груди сложно крыльям расправиться; Монолог военного поэта; Приснилось мне; Память; Кто бы ни был ты, остановись вдали)
Владимир Панфилов, Прозёрский район Ленинградской области (Дремлют полинявшие палатки…)
Татьяна Игнатьева, Тихвинский район Ленинградской области (Пасхальное утро)
Тамара Панкова, г. Пушкин (Санкт-Петербург) (К 190-летию восстания декабристов)
Сергей Лифантьев, г. Санкт-Петербург (Русь прижмёт тебя к сердцу — Выборг; Соколик; Звон; Море)
Александр Соловьёв, Ленинградская область («Прилетай, приезжай, приходи…»)
Отец Григорий (Григорьев Григорий Игоревич), настоятель храма Рождества Иоанна Предтечи в Юкках Выборгской епархии, доктор медицинских наук, Заслуженный врач РФ, профессор, доктор богословия, член СП России (Иго мой – благо)
Виктор Кирюшин, Москва. Заслуженный работник культуры России, член СП России, член Союза журналистов России, председатель Совета по поэзии СП России (Елена Серебрякова. Беседа с поэтом Виктором Кирюшиным)
Елена Оленина, Выборг, Ленинградская область (Дирижёр)
Светлана Евстафьева, Выборг, Ленинградская область (Преддверие ночи)

Светлана Размыслович стала дипломантом фестиваля «Мгинские мосты»

31 марта в поселке Мга Ленинградской области прошел Х Международный фестиваль «Мгинские мосты».

Светлана Размыслович (фото с фестиваля «Словенское поле-2016»

По итогам фестиваля дипломом первой степени заочного конкурса «Мгинские мосты» без границ» в номинации «Историко-патриотическая поэзия» награждена великолукская поэтесса Светлана Размыслович.

Светлана становится дипломантом этого конкурса второй год подряд.
В 2017 году она стала дипломантом первой степени в номинации «Лирическая поэзия».

В этом году поэтесса решила попробовать свои силы в номинации «Историко-патриотическая поэзия» и, как видим, небезуспешно.

Диплом вручает председатель правления Союза писателей России Николай Иванов

Напомним, что со стихами Светланы Размыслович Псковские читатели впервые познакомились на фестивале «Словенское поле — 2016», где поэтесса заняла третье место в «Открытой номинации». В 2017 году Светлана становится дипломантом конкурса «Мгинские Мосты» без границ» и лауреатом IX международного фестиваля литературы и культуры «Славянские традиции» (Республика Крым). И вот новая победа.

 

Псковское региональное отделение Союза писателей России от все души поздравляет Светлану Размыслович с заслуженной победой!

Новых стихов, новых книг, новых побед!